Сто тайных чувств - Эми Тан

Однажды они вернулись с такими же лицами, но на этот раз окровавленными. Женщины с криками кинулись к ним: миссис Аминь — к Пастору Аминь, мисс Мышка — к Доктору Слишком Поздно, мисс Баннер — к Йибану. Мы с Лао Лу кинулись к колодцу. Пока женщины хлопотали вокруг мужчин, смывая с их лиц кровь, Пастор Аминь рассказал нам, что случилось, а Йибан перевел:

— Они назвали нас дьяволами, врагами Китая!

— Кто, кто? — вскричали женщины.

— Тайпины! Для меня они больше не Почитатели Господни! Это безумцы! Когда я сказал: «Мы ваши друзья», они начали бросать в меня камни, пытаясь меня убить!

— Но почему, почему?

— Их глаза, это все их глаза! — Пастор выкрикивал что-то еще, потом пал на колени и начал молиться. Мы уставились на Йибана, но он только покачал головой. Пастор потрясал кулаками в воздухе, потом снова молился. Он показывал на миссию и рыдал, и снова молился. Она показывал на мисс Мышку, которая тоже начала плакать, гладя лицо Доктора Слишком Поздно, хотя на нем уже не было крови. Он показывал на миссис Аминь, бормоча что-то нечленораздельное. Потом он поднялся и пошел прочь. Мы с Лао Лу были словно пара глухонемых, ибо мы не поняли его слов.

Вечером мы отправились в Сад Призрака Купца, чтобы отыскать там Йибана и мисс Баннер. Я увидела их тени в павильоне на вершине холма. Ее голова лежала на его плече. Лао Лу отказался подниматься на холм, испугавшись призрака. Тогда я принялась свистеть. Услышав меня, они спустились, рука об руку, но, увидев нас, разжали руки. При свете луны, похожей на ломоть дыни, Йибан поведал нам следующее.

Когда они с Пастором и Доктором Слишком Поздно пошли на берег реки узнать, не приплыла ли лодка, он разговорился с рыбаком. Рыбак сказал ему: «Лодок не будет, ни сейчас, ни в скором времени, может, никогда. Британские корабли перекрыли все реки. Все пути закрыты. Еще вчера чужеземцы сражались за Бога, а сегодня — за Маньчжуров. Быть может, завтра Китай распадется на куски, и чужеземцы растащат их и продадут вместе со своим опием». Йибан сказал, что от Сучжоу до Гуанчжоу идет война. Маньчжуры и чужеземцы нападали на все города, где правил Небесный Повелитель. Двадцать тысяч Тайпинов убито, убивают и детей, и младенцев. В одних городах можно увидеть горы трупов Тайпинов, в других — одни белые кости. Скоро Маньчжуры войдут и в Йинтьян. Йибан дал нам обдумать его слова. «Когда я перевел Пастору слова рыбака, он упал на колени и начал молиться — так, как он молился на ваших глазах. Почитатели Господни швыряли в нас камни, мы с Доктором Слишком Поздно бросились бежать, звали Пастора, но он не двигался. Град камней обрушился на его спину, руки, ноги, лоб. Когда он упал на землю, вместе с кровью из его головы вытек его разум. Тогда он потерял свою веру. Он возопил: „Боже, почему Ты меня оставил? Почему? Зачем Ты послал нам генерала-самозванца, позволил ему лишить нас надежды?“»

Йибан замолчал. Мисс Баннер сказала ему что-то по-английски. Он покачал головой. Мисс Баннер продолжила: «Сегодня, когда вы видели, как он пал на колени, дурные мысли снова овладели его разумом. Только теперь он потерял веру в Бога, лишился рассудка. Он кричал: „Ненавижу Китай! Ненавижу китайцев! Ненавижу их раскосые глаза, их лживые сердца. У них нет душ, их незачем спасать. Убейте их, убейте всех до одного, только не дайте мне погибнуть вместе с ними“. Он показал на других миссионеров и закричал: „Возьмите ее, возьмите его, возьмите ее“».

С того дня многое изменилось. Пастор Аминь вел себя как неразумное дитя — плакал и жаловался, капризничал, забывал, кто он. Но миссис Аминь на него не сердилась. Иногда она бранила его, но чаще всего старалась успокоить. Лао Лу сказал, что в ту ночь она позволила ему овладеть ею. Теперь они стали настоящими мужем и женой. Доктор Слишком Поздно позволил мисс Мышке лечить его раны даже после того, как они зажили. И по ночам, когда все должны были спать, но на самом деле никто не спал, дверь тихонько открывалась, затем снова закрывалась. Я слышала шаги, шепот Йибана, вздохи мисс Баннер. Мне было так неловко слышать это, что я откопала ее музыкальную шкатулку и отдала ей со словами: «Гляди, что позабыл Генерал Кейп».

Один за другим уходили слуги. К тому времени, когда стало слишком холодно для москитов, мы с Лао Лу были единственными китайцами, оставшимися в доме. Я не считаю Йибана, потому что с недавних пор он больше не казался мне китайцем. Йибан остался из-за мисс Баннер. Мы с Лао Лу остались, потому что закопали наше счастье в Саду Призрака Купца. И мы прекрасно осознавали, что без нас чужеземцы пропадут, ибо они не смогут прокормить себя.

Каждый день мы с Лао Лу добывали еду. Поскольку я выросла в бедной горной деревушке, то хорошо знала, где нужно искать. Мы отыскивали спящих цикад у подножий деревьев. По ночам сидели на кухне, карауля насекомых и крыс, которые выползали из своих щелей за незаметными для нас крошками. Мы карабкались на холмы и собирали дикий чай и побеги бамбука. Иногда нам удавалось поймать птицу, которая была слишком стара или слишком глупа, чтобы улететь. Весной шли в поля, где в ту пору появлялись кузнечики и саранча. Ловили лягушек, летучих мышей, собирали гусениц. За летучими мышами приходилось долго охотиться — держать их в воздухе до тех пор, пока они не падали на землю от изнеможения. Мы зажаривали на масле нашу добычу. Масло приносил Зен. Теперь нам было о чем поговорить, помимо яиц и треснутых кувшинов. Мы болтали о разных забавных вещах — о том, например, как я в первый раз подала мисс Баннер новое блюдо.

«Что это?» — спросила она, внимательно осмотрев содержимое пиалы, понюхав и фыркнув. Такое подозрительное! «Мышь», — ответила я. Она закрыла глаза, затем встала и покинула комнату. Когда оставшиеся чужеземцы захотели узнать, что я сказала, Йибан перевел им мои слова на их язык. Они покачали головами и съели все с большим аппетитом. Позже я спросила Йибана, что именно он сказал им. «Кролик, — ответил он, — я сказал, что когда-то у мисс Баннер был кролик и она была к нему очень привязана». С того самого дня, когда бы чужеземцы ни спросили, что мы с Лао Лу им приготовили, я велела Йибану отвечать им: «Еще один кролик». У них хватало ума не докапываться до истины.

Не могу сказать, что у нас было много еды. Нужно бессчетное количество кроликов, чтобы накормить восемь человек, которые привыкли есть два-три раза в день. Даже миссис Аминь отощала. Зен говорил, что война становится все более жестокой. Мы надеялись, что в конце концов одни победят, а другие проиграют, и наша жизнь потечет по-прежнему. Только Пастор Аминь был безмятежен, лепеча как младенец.

Однажды мы с Лао Лу решили, что черное время настало. Мы решили, что настал подходящий момент есть утиные яйца. Мы немного поспорили, сколько яиц нужно давать каждому. Это зависело от нашего представления о том, сколько по-нашему продлится черное время и сколько яиц нам потребуется, чтобы продержаться. Нужно было решить, когда подавать яйца — утром или вечером. Лао Лу утверждал, что лучше это делать утром, поскольку тогда мы могли бы видеть сны, в которых мы едим яйца, и надеяться, что эти сны сбудутся. Это, по его словам, заставило бы нас радоваться по утрам тому, что мы еще живы. Итак, каждое утро мы давали каждому по яйцу. О, мисс Баннер так нравились эти зеленые яички — такие соленые, жирные, намного вкуснее кроликов, говорила она.

Помоги мне сосчитать, Либби-я. Восемь яиц каждый день в течение месяца… Это будет… Двести сорок! Ба! Неужели мне удалось заготовить так много? Если бы я продала их сегодня в Сан-Франциско… Огромные деньги! На самом деле я заготовила больше. К середине лета, когда моя жизнь подходила к концу, у меня еще оставалась, по крайней мере, пара кувшинов. В день нашей смерти мы с мисс Баннер смеялись и плакали, говоря о том, что могли бы съесть больше яиц.

Но человек не может знать, когда ему суждено умереть. А если бы даже и знал, что он смог бы изменить? Съесть в два раза больше яиц впрок? Тогда бы он умер с расстроенным желудком.

Знаешь, Либби-я, теперь, когда я об этом думаю, я ни о чем не жалею. Я рада, что не съела все те яйца. Теперь я могу показать их тебе. Скоро, скоро мы с тобой их откопаем, сможем попробовать то, что осталось.

13. Желание Юной Девушки

Мое первое утро в Китае. Я просыпаюсь в темной комнате отеля в Гуйлине и вижу чью-то тень, нависшую над постелью и глядящую на меня в упор сосредоточенным взглядом наемного убийцы. Прежде чем я успеваю закричать, слышу, как Кван говорит по-китайски: «Спишь на боку — вот почему у тебя такая плохая осанка. Отныне будешь спать только на спине. И делать зарядку».

Она включает свет и показывает мне, как это надо делать — кладет руки на бедра и вращает талией. Она похожа на училку физкультуры середины шестидесятых. Мне интересно, сколько времени она проторчала у моей постели, ожидая, пока я проснусь, чтобы поделиться очередным добрым советом. Ее постель уже застелена.