Место под солнцем - Полина Дашкова

— Не найдется, — буркнул Иван, — мал еще курить!

В штатском, в неказистой кожаной курточке и потертых джинсах, длинный худощавый майор выглядел несолидно. В свои тридцать шесть он все еще был похож на студента-отличника. Скромный интеллигентный молодой человек, ни за что не подумаешь, что милиционер, оперативник. Мягкий, чуть растерянный взгляд сквозь очки, открытая детская улыбка, тихий голос.

Мальчишка, попросивший прикурить, смерил Ивана испепеляющим взглядом, презрительно сплюнул и отвернулся, всем своим видом давая понять, что вовсе он не маленький, а очень даже большой, «крутой, центровой, основной, в натуре»… — Ну ваще! Кузя, зырь! Ни хрена себе! — завопил его приятель, углядев через щель нечто невероятное.

Мальчишка бросился к забору и тоже завопил от восторга.

Рядом, непонятно откуда, возник огромный охранник в камуфляже и негромко прикрикнул на детей:

— Кончай шуметь, пацаны!

— Скажите, — шагнул к нему Иван, — как пройти на площадку?

— Туда нельзя. Съемка, — ответил охранник и хотел было скрыться за забором, но майор протянул ему свое удостоверение.

Охранник мельком взглянул на фотографию, потом на Ивана.

— Пойдемте. Только осторожно, в кадр не попадите.

Оказавшись наконец на площадке, Иван закурил рядом с охранником и стал ждать, когда закончат снимать этот дубль. Ему надо было поговорить с Крестовской.

Маргарита не просто карабкалась вверх по тросу. Она отталкивалась ногами от стены и ловко раскачивалась. Рядом, в строительной люльке, медленно ехал вверх оператор с камерой. Два актера, игравшие кавказцев-бандитов, перебегали с этажа на этаж по разломанным лестницам внутри пустого, полуразрушенного дома, палили в красавицу из окон. Она лихо уворачивалась от пуль и отстреливалась из маленького пистолета сквозь сетку.

Майор Кузьменко, задрав голову, любовался тонкой фигуркой, которая балансировала на уровне пятого этажа. Сердце невольно замирало, никакой страховки не было видно.

— Крестовская сама работает все трюки, никаких каскадеров, — шепотом сообщил Ивану охранник.

— Здорово работает, — кивнул Иван, — и стреляет профессионально. А страховка есть?

— Там страховочный пояс, но это так, больше для психологического спокойствия.

— Все, стоп! Снято! — хрипло крикнул режиссер в микрофон. — Отлично, Маргошка. Умница.

Крестовская оттолкнулась ногами от стены и ловко сиганула в строительную люльку к оператору, стянула с головы кожаную кепку, красиво тряхнула огненно-рыжими волосами. Наконец люлька оказалась на земле.

— Здравствуйте, Маргарита Евгеньевна… — Иван представился, показал удостоверение. — Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Да, конечно, — она обаятельно и немного печально улыбнулась, — вы насчет убийства Глеба? Кофе хотите?

Они присели на какие-то бревна, Маргарита достала из огромной кожаной сумки термос.

— Вы хорошо знали Глеба Калашникова? — спросил майор.

— Ну, как вам сказать? — Она протянула Ивану пластмассовый стаканчик с черным кофе. — Осторожно, очень горячий, не ошпарьтесь.

— Спасибо, — благодарно кивнул майор.

— Честно говоря, с Глебом у нас были не слишком теплые и близкие отношения. Он не мог мне простить, что его мама осталась одна. Сами понимаете, ситуация сложная. Кто я ему? Мачеха? Нелепо… Я моложе на десять лет.

Из близких родственников убитого Маргарита Крестовская была единственным человеком, с которым можно спокойно, без напряжения побеседовать о личной жизни Глеба Калашникова. Понятно, что гибель пасынка — не смертельное для нее горе. Вряд ли какой-нибудь из вопросов вызовет у юной мачехи гнев, слезы, гипертонический криз или сердечный приступ.

Мать, Надежда Петровна, была в тяжелом состоянии, врачи просили до похорон ее не беспокоить. Отец, народный артист, депутат Думы, тоже заявил по телефону, что чувствует себя плохо, сердце пошаливает, и попросил не трогать его несколько дней.

Конечно, жена, Екатерина Филипповна Орлова, свидетельские показания давала спокойно и толково, надо отдать ей должное, в истерике не билась. Однако с ней о многом не поговоришь. Например, обсуждать активную гульбу Калашникова, его хождения по бабам как-то неловко. Да и бесполезно. В этих вопросах жена не самый компетентный человек.

Между тем поговорить о дамах, с которыми постоянно встречался богатый бесшабашный казинщик на стороне, было необходимо. Следователь Чернов, да и сам майор Кузьменко вовсе не исключали, что одна из них причастна к убийству.

Близких друзей у Калашникова не оказалось, но приятелей и знакомых — пол-Москвы. Его знали все и не знал никто. Говорили, что он вовсю изменял жене, был неразборчив и непостоянен в своих увлечениях, но конкретных имен не называли.

От нескольких разных людей Кузьменко слышал, что в последние полгода у Глеба была некая Оля, «одна, но пламенная страсть». Фамилию этой Оли назвать не мог никто. Говорили, будто на вид ей около двадцати, хороша собой необычайно, вроде студентка, но, может быть, и нет. Кто-то где-то видел их вместе, мельком. То она сидела в машине рядом с Калашниковым, то кто-то столкнулся с ними в ресторане.

Глеб почти никогда не появлялся с ней на людях. Из этого можно сделать пока только один осторожный вывод: неизвестная Оля — человек замкнутый и нелюдимый, рестораны и всякие шикарные тусовки ее не особенно привлекают. Сам Калашников был шумным, общительным, одиночества не терпел, даже вдвоем с дамой сердца не любил долго оставаться наедине. С прежними своими пассиями мелькал повсюду: на престижных премьерах, презентациях, в закрытых клубах.

Чтобы не тратить зря время, майор решил задать Маргарите прямой вопрос. Она с самого начала показалась ему человеком искренним, спокойным и разумным. Если знает про Олю — скажет.

— Ольга Гуськова — моя бывшая одноклассница, — спокойно сообщила Маргоша, — да, у них с Глебом был серьезный роман. Они познакомились месяцев восемь назад, кажется, прошлой зимой. И у обоих крыша поехала.

— То есть?

— Ну, влюбились сразу, хором. Он в нее, она в него.

— Жена знала об этих отношениях? — быстро спросил Кузьменко.

— Думаю, догадывалась.

— А разводом там не пахло?

— Нет, — Маргарита покачала головой, — Глеб от Кати не собирался уходить. Он изменял ей направо и налево, но никогда бы не ушел. Даже к Ольге. Он как-то сказал мне: «Солнышки приходят и уходят, а семья остается». Он своих баб «солнышками» называл.

— И много у него их было, «солнышек»?

— Я знаю только про Олю. А вообще, если честно, разговоров было значительно больше, чем «солнышек». Он сам себе такой имидж создал, а люди любят посплетничать.

— Но с Гуськовой все было серьезно?

— Более чем. Хотя, в общем, представить семью с Ольгой невозможно.

— Почему?

— Ольга человек странный и глубоко несчастный. Родители военные. Отец — офицер-пограничник, мать военврач. Оба погибли в Афганистане, когда ей было семь. Она выросла с бабушкой. Бабка всегда была чумой, а сейчас у старушки прогрессирующий старческий маразм. Оля живет с ней вдвоем в однокомнатной квартире, учится в университете на философском факультете. В общем, сумасшедший дом.

— Но она хотела замуж за Калашникова?

— Безумно! Для нее отношения с мужчиной вне брака — смертный грех.

— Она верующая?

— В определенном смысле. — Маргарита пожала плечами. — Правда, нельзя сказать, какого она вероисповедания. У нее такая каша в голове — ужас. То голодом себя морит в Великий пост, не вылезает из церкви, по православным монастырям ездит, то выходит в астрал, как индийский йог. Это, между прочим, несовместимые вещи. Если бы что-то одно, тогда понятно. А так… — Маргарита безнадежно махнула рукой. — В общем, она очень странная. С ней даже разговаривать сложно.

— Но вы, как я понял, знаете ее довольно хорошо, — мягко заметил майор, — стало быть, продолжаете с ней общаться после окончания школы, — Мне ее жалко, — вздохнула Маргарита, — у нее ведь никого нет, кроме маразматической бабушки. Она даже о маразме не догадывалась, думала, дурной характер, мучилась, будто в чем-то виновата. Старуха изводила ее дикими капризами, скандалами, она терпела. Я нашла психиатра, ей объяснили, что это болезнь. Честно говоря, я не знаю, кому был нужнее врач — ей или бабушке.

— То есть, вам кажется, Ольга Гуськова не совсем здорова психически?

— Нет, этого я не говорила, — в Маргошиных ярко-зеленых глазах на миг блеснул жесткий огонек.

«Она по-своему привязана к этой несчастной странной Ольге, — понял майор, — ей неприятно говорить о ней как о психопатке. Она хороший человек, красотка Маргоша, восходящая кинозвезда. Однако мне придется задать ей еще один неприятный вопрос».

— Скажите, Ольга предпринимала какие-либо попытки разбить семью? — Майор кашлянул.