Ночь греха - Джулия Росс

– Вот ваша спальня, мисс Марш, – сказала герцогиня. – Ваша горничная, Роберте, поможет вам устроиться.

Роберте сделала реверанс и стала ждать, стоя в своем черном платье, белом переднике и чепце, словно предмет обстановки. Энн улыбнулась ей, потом огляделась. Стены окрашены в бледно-голубой и кремовый цвета, с фестонами из белых алебастровых листьев и цветов. Три высоких окна в ряд с подъемными рамами обрамляли яркое небо.

Эта комната в два раза больше парадной гостиной в доме ее отца в Хоторн-Аксбери. Вышитый полог над кроватью, рог изобилия из переплетенных синих с серебром цветов, изыскан. Бесценное собрание картин, ваз и мебели украшает комнату. Изящный вкус, который можно проявить только тогда, когда не встает вопрос о деньгах.

– Это не совсем то, к чему вы привыкли, мисс Марш? Энн поняла, что глазеет по сторонам, как ребенок, и вспыхнула:

– Да, ваша светлость.

Губы герцогини скривились, изобразив несколько насмешливую терпимость.

– Хотя ваше положение в этом доме достаточно неопределенно, я не вижу оснований помещать вас в комнату для прислуги.

– Дома у меня была общая комната с моими двумя сестрами. Я не хотела сказать…

Но герцогиня уже отвернулась.

– Вы приготовили ванну, Роберте?

Горничная была крепкой – с каштановыми волосами и почтительной складкой на подбородке.

– Да, ваша светлость, сейчас наверх принесут горячую воду.

– Велите также принести чаю.

Роберте присела в реверансе снова и вышла через маленькую дверь, отделанную под панели.

Герцогиня подошла к окну и устремила взгляд наружу. Комната погрузилась в полную тишину, если не считать громкого тиканья золотых часов на каминной полке.

Энн ждала, не зная, что сказать.

– Мистер Деворан рассказал нам вчера вечером необыкновенную историю, – заговорила наконец герцогиня. Голос у нее был чарующий, почти завораживающий. – Якобы мой сын заставил вас покинуть дом вашей тетки, скорее всего не дав вам подумать, заявив, что вам грозит опасность со стороны банды головорезов с Востока. Это правда?

. – Да, ваша светлость. Герцогиня повернулась, шурша юбками.

– При этом мистер Деворан говорит, что вы порядочная девушка из хорошей семьи.

Энн показалось, что сердце у нее застряло в горле.

– Мой отец священник. Мыдиссентеры…

– Понимаю, – перебила герцогиня, – поэтому я сказала всем, что вы провели вчерашнюю ночь у сестры герцога. Она живет менее чем в пяти милях отсюда. Я говорю о Матильде, графине Кроуз. Это ее портрет.

И герцогиня указала на портрет, висевший на стене рядом с дверью. Энн обернулась, чтобы взглянуть на него.

Молодая дама, одетая в драпированное платье по моде начала века, изящно расположилась на мраморной скамье. Плющ вьется по колоннам призрачного греческого храма позади нее. Венок из листьев в форме сердечек обвивает ее волосы, на коленях тоже рассыпаны листки плюща. Это был вполне классический портрет, хотя темные глаза смотрели на Энн так, словно Матильда, леди Кроуз, вот-вот рассмеется.

– Плющ – символ верности, – продолжала герцогиня. – Милые сантименты того времени. Это было написано больше полувека назад, конечно, до того, как моя золовка вышла замуж и овдовела. Теперь волосы у нее немного серебрятся, как и у меня. Но ее положение в обществе неоспоримо.

Хотя в голосе герцогини был намек на юмор, Энн все более погружалась в неприятное осознание того, что здесь ей не место, словно она вторглась в чужую жизнь.

– Кроме мистера Деворана, только герцог, я и лорд Райдерборн знают правду, – продолжала герцогиня. – Челядь и остальные члены семьи верят в то, что им сказали: вы приехали в Кроуз с наступлением темноты, слишком поздно, чтобы что-то увидеть, что и объяснит, почему вы не можете описать дом. Ваши вещи потерялись во время бури. Вам нужно помнить, что леди Кроуз накормила вас, что трапеза состояла по большей части из овощей. Матильда – оригиналка. Вы можете придумать почти все, что вам угодно, о том, как вы были у нее, кроме одного – она не ест мяса и не позволяет делать это другим в ее доме. Вы поняли?

– Да, ваша светлость.

– Я хочу защитить моего беспечного сына, так же как и вашу репутацию. Что же касается другого, той опасности, от которой, по словам Ги Деворана, мы должны вас охранять…

Воображаемый ветерок подул посильнее, потому что ленты зашевелились и затрепетали. Энн стояла молча.

– Очень немногое здесь представляет собой то, чем кажется, мисс Марш, кроме мрачной реальности камня. Средневековые стены Уилдсхея все еще прячутся под всеми этими панелями и лепкой. Ваша особа и ваша репутация равно в безопасности в наших руках.

Энн сглотнула.

– Вы очень добры, ваша светлость.

– Вздор! Всю жизнь я только тем и занимаюсь, что создаю видимость правильности. Остается только объяснить всем, зачем вообще мой сын привез вас в Уилдсхей. Это будет несколько затруднительно.

Герцогиня окинула ее взглядом. Оценивает ли она мятое, в пятнах от воды платье? Нечесаные волосы? Или – достойна ли странная гостья всех этих забот? Она, конечно же, не может разглядеть темные бездны отчаяния в сердце Энн…

И Энн встретила этот зеленый взгляд со спокойным достоинством.

– Я не принадлежу к людям, которых ваша светлость обычно с радостью принимает в Уилдсхее. Я прекрасно это понимаю.

Герцогиня рассмеялась:

– Тем не менее ваша безопасность будет обеспечена, пока вы остаетесь здесь, хотя я не хочу, чтобы в моем доме поселялся страх. Вы скажете, что леди Кроуз обдумывает вашу кандидатуру на должность платной компаньонки и что я согласилась на то, чтобы вы оставались в Уилдсхее, пока она примет решение. Мой сын сопровождал вас в поездке просто из учтивости, поскольку ваш экипаж сломался. На это время одна из моих дочерей одолжит вам одежду. Кажется, вы с леди Элизабет примерно одного телосложения.

– Я могу послать за одеждой домой, – сказала Энн. – Мне не хотелось бы доставлять неудобства леди Элизабет.

– У моей дочери найдется все, что вам нужно. – Герцогиня открыла вторую дверь, окрашенную белой краской. – Здесь вы найдете маленькую гостиную с книгами, вышиванием, клавесином. Роберте будет приносить вам еду. – Она вернулась, оставив дверь открытой. – А теперь я оставлю вас, мисс Марш, чтобы вы могли принять ванну.

К удивлению Энн, мать Джека протянула руку и провела костяшками пальцев по ее щеке. И в этот краткий миг в зеленых, как листва, глазах была только мудрость и терпимость.

– Вы храброе дитя! Вы выказали замечательную щедрость духа по отношению к моему своенравному сыну. Он владеет талантом убеждения, не так ли?

Не зная, что сказать, Энн присела в реверансе. Герцогиня, шурша шелками, вышла. Энн глубоко вздохнула и подошла к окну. Мгновение она колебалась, потом подняла раму. Свежий ветерок долетал от далекого горизонта.