Джонни Д. Враги общества - Брайан Барроу

Келли не сопротивлялся. Когда его доставили в полицейское управление, сержант спросил, как полагается:

— Как вас зовут?

— Джордж Келли.

— Сколько вам лет и где вы живете?

— Мне тридцать семь лет, а живу я везде, — ответил тот.

К полудню слух об аресте преступников распространился по городу, и более 300 человек съехались к тюрьме поглазеть на супругов Келли. Полицейским пришлось заняться регулировкой движения, чтобы очистить улицу.

В тюрьме сияющий Келли приветствовал полицейских — с дюжиной из них он был знаком в прошлом по разным поводам, от совместной учебы в школе до предыдущих арестов. «Привет, Билл! Здорово, Гэри!» — радостно выкрикивал он, когда офицеры подходили к клетке, чтобы на него посмотреть. Он тут же начал болтать и шутить. «Эй, парень, одолжи-ка мне свой автомат», — сказал он одному агенту ФБР. А Роуреру посоветовал: «Вам надо поставить лоток с гамбургерами возле тюрьмы. С этой толпы можно взять кучу денег».

Кэтрин поместили в другом крыле тюрьмы. Она тут же принялась валить все на своего мужа. «Я ни в чем не виновна и докажу это, — объявила она репортерам, которые столпились возле ее камеры. — Наконец-то я избавлюсь от него и от всей компании». Кэтрин изображала несчастную женушку, которая жила в постоянном страхе перед мужем-убийцей. «Я сама собиралась завтра же ехать в Оклахома-Сити сдаваться властям, — настойчиво повторяла она. — Келли обещал убить меня, если я это сделаю, но я все равно собиралась».

Если Кэтрин думала, что такими разговорами она добьется своего освобождения, то она жестоко ошибалась. На следующей неделе ее вместе с мужем посадили на военный самолет и отправили в Оклахома-Сити. В октябре они предстали перед судом. Так же как Альберт Бейтс, Харви Бейли и чета Шеннон, Джордж и Кэтрин Келли получили пожизненные сроки. Кэтрин назначили местом отбывания наказания тюрьму в Милане (Мичиган). В течение нескольких лет она была там осведомителем ФБР, пытаясь выслужить сокращение срока. Самого Келли, а также Бейтса и Бейли отправили в Левенуэрт, а затем, когда на следующий год открылась тюрьма Алкатрас, перевели туда.

Автомат Келли стал первым из числа известных всей стране преступников, кого ФБР удалось взять, и его арест был важной вехой в истории бюро. В обществе это событие укрепило представления о том, что по всей Америке скрываются опаснейшие суперзлодеи и что страна находится в состоянии Войны с преступностью, а ФБР — именно та организация, которой народ доверил вести эту войну. Интересно, что бойня в Канзас-Сити, хотя она также попала на первые страницы газет, не повлияла на общественное сознание подобным образом.

История о том, как брали Келли, для Гувера стала одной из любимых: сорок лет он вновь и вновь возвращался к ней. По версии директора ФБР (которая перекочевала во множество одобренных бюро книг, журнальных статей и фильмов категории «Б»), во время своего ареста Келли умолял агентов: «Не стреляйте в меня, люди правительства!».{53} На то, что это чистой воды вымысел, указывал еще в 1946 году журнал «Харперс»: в первые недели после ареста Келли появились сотни статей и нигде ничего подобного не упоминалось. Сам Келли через несколько лет в разговоре с сыном тоже утверждал, что такого не говорил. Эта фраза впервые появилась в серии очерков, спонсированных ФБР и написанных журналистом Рексом Коллиером спустя девять месяцев после ареста Келли — в июле 1934 года, и у многих возникли подозрения, что выражение «люди правительства» (G-men) — изобретение не Келли, а многомудрых гуверовских пиарщиков.

Но все же исследование, которое я провел, пока готовил эту книгу, показало: похожая фраза действительно прозвучала во время ареста Келли, но совсем не так, как ее пересказывал Гувер. В единственном и всеми забытом телефонном интервью для «Чикаго америкэн» Роурер упомянул, что эти слова произнесла Кэтрин. По словам фэбээровца, в момент ареста «жена Келли плакала, как ребенок. Она обняла своего мужа и сказала: „Дорогой, мы пропали. Теперь эти люди правительства от нас не отстанут. Я все время этого боялась“».[109]

Так и родилось прозвище сотрудников ФБР: «джи-мен» — «люди правительства».

Во вторник утром, когда за Автоматом Келли захлопнулась решетка клетки в Мемфисе, Джон Диллинджер сидел в камере в Дейтоне (Огайо). В течение четырех дней шерифы и их помощники из Восточной Индианы и Западного Огайо доставляли в тюрьму людей, которые могли опознать Диллинджера как человека, грабившего этим летом банки. Его узнало более десятка свидетелей — из Нью-Карлайла и Блафтона (Огайо), из Миннеаполиса и Дейлсвилла (Индиана). Сыщик Мэтт Лич был в числе первых посетителей: он прибыл через несколько часов после ареста Диллинджера — в пятницу утром. Лич допросил бандита в его камере, надеясь узнать о нескольких нераскрытых ограблениях. Однако расспросы сыщика вызывали у Диллинджера только ухмылку: «Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь».

Однако во вторник в тюрьме говорили не только о грабежах банков. Газеты передали, что накануне ночью из тюрьмы штата Индиана в Мичиган-Сити сбежали десять заключенных — и среди них старые приятели Диллинджера. Мэтт Лич был убежден, что они попытаются освободить своего друга.

VI

УЛИЦЫ ЧИКАГО

12 октября — 20 ноября 1033 года

Из всех преступников нашего времени, к чьей деятельности было приковано внимание широкой публики, не найдется, по всей вероятности, человека, чья карьера так наглядно иллюстрировала бы все недостатки правоохранительной системы, как Джон Диллинджер.

Джон Диллинджер сидел за столом в помещении тюрьмы и играл в пинокл{54} с тремя другими заключенными. Вооруженные полицейские привезли его в Лиму — город на пересечении нескольких важных дорог в Огайо, — чтобы он предстал перед судом по обвинению в незначительном ограблении, совершенном в августе в близлежащем Блафтоне. Это была не регулярная тюрьма, а всего лишь крыло дома шерифа Джесса Сарбера на городской площади. Напротив, через переулок, было видно здание суда округа Эллен. Сарбер, кругленький человечек самого добродушного вида, пошел служить в полицию после того, как разорился в самом начале Великой депрессии, а до этого занимался торговлей подержанными автомобилями. Его жена прекрасно готовила, и заключенные получали на обед отличные свиные отбивные и жареные ребра с пюре.

Диллинджер не ожидал, что для него все так закончится. К моменту ареста он довольно долго не грабил банки, поскольку у него началась депрессия вроде той, что постоянно была у Красавчика Флойда. Но внешне он почти всегда оставался бодрым и веселым.

Именно это люди в нем и запомнят: вежливость, озорное подмигивание, мужественность, неизменное жизнелюбие. Подавленное настроение возникало только тогда, когда он вспоминал о своей семье. Ему было 30 лет, но он все еще ценил чужое мнение о себе, нуждался в одобрении своего отца и сестры. И если уж быть преступником, считал он, то таким, каким люди будут восхищаться. Семья переживала тяжелые времена, и ему хотелось ей помочь. А больше всего Диллинджеру хотелось внимания и уважения со стороны других людей, может быть, потому, что его отец был человеком суровым и уделял сыну мало внимания.

В отличие от Малыша Нельсона и других бандитов эпохи Великой депрессии, Диллинджер не был выходцем из самых низов. Он родился 22 июня 1903 года в Индианаполисе, в районе, где жили люди, принадлежащие к среднему классу. Его отец, Джон Вильсон Диллинджер, занимался торговлей бакалейными товарами. Это был мрачный человек, равнодушный к любым соблазнам. Его жена, Молли, умерла от сердечного приступа, когда сыну исполнилось всего четыре года. Семья была достаточно обеспеченной: отец владел собственным магазином. Он развозил бакалею по всей округе и зарабатывал так хорошо, что мог вкладывать деньги в недвижимость: он купил четыре дома. При этом, по любым меркам, он очень много работал и очень мало занимался сыном. Как и Клайда Бэрроу, Диллинджера-младшего вырастила старшая сестра. Сестру Диллинджера звали Одри — рыжеволосая девушка, на тринадцать лет старше его. Она вышла замуж в 1906 году, но жила с мужем у своего отца еще несколько лет, вплоть до 1912 года, когда старший Диллинджер женился во второй раз.

Как и у Автомата Келли, отношения с мачехой у Диллинджера не сложились. Взаимная неприязнь усилилась, после того как у нее появились свои дети. В Диллинджере росло чувство подростковой непокорности, хотя ни друзья, ни учителя пока не видели особых причин для беспокойства. Но ухудшающиеся с каждым годом отметки вызывали все более серьезные столкновения с отцом: в средней школе № 38 Диллинджер считался забиякой и никудышным учеником.

В шестом классе Джонни был вожаком компании хулиганов, называших себя «Грязная дюжина». Они крали у фермеров арбузы и воровали ведра с углем, чтобы потом перепродать их кому-нибудь по соседству. Однажды Диллинджера арестовали за кражу угля, но судья только прочитал ему нравоучение и отпустил восвояси. Отец был куда менее снисходителен. Согласно Джону Толанду, который в начале 1960-х годов беседовал с друзьями детства будущего знаменитого бандита, Диллинджер-старший, чтобы обуздать сына, пытался заставить его заниматься торговлей и чуть ли не привязал к своему фургончику. Но тяжелая отцовская рука не исправила Джона. Наоборот, он совсем вышел из-под контроля. Один из его приятелей рассказывал Толанду, что Диллинджер совершил в это время несколько мелких преступлений: например, воровал виски, а какого-то мальчишку терроризировал, угрожая распилить циркулярной пилой. Однако к ответственности его ни за что не привлекали. В 16 лет Диллинджер бросил школу и стал работать в разных местах в Индианаполисе.