Дом психопата - Роберт Блох

Да и надо ли? Взять хоть этого чокнутого Данстейбла. Не было никаких причин держать его после того, как утром подтвердилось его алиби. Он сказал, что возвратится в гостиницу, но одному Богу было известно, где он сейчас находился. А Он ни с кем не разговаривает, даже с преподобным Арчером, который просил божественного вмешательства, чтобы разрушить это место. Возможно, Арчер в конце концов потеряет терпение и начнет действовать самостоятельно. А пока, как сказала его жена, когда в полдень разговаривала с Энгстромом, преподобного отца нет дома, она не знает, куда он ушел и когда вернется.

Гомер держал оборону в «Фейрвейл уикли геральд», но его шефа там не было. Со слов его помощника, у Хэнка Гиббза было назначено интервью в гостинице около четырех часов дня. Телерепортеры и радиожурналисты арендовали — и по очереди использовали — банкетный зал (импровизированное название помещения, в котором члены клуба «Киванис»[57] каждую пятницу собирались поутру на завтрак). Сегодня собрание отменили, а это значит, что еще у многих потенциальных поджигателей появилось свободное время. Они с самого начала не слишком восторгались проектом Толстяка Отто, а теперь, должно быть, мечтают увидеть, как он рухнет. Еще был Дик Рено. Мужчина высокий, запал короткий. Он тяжело воспринял свое увольнение, но нельзя полагаться на человека, который не умеет держать язык за зубами. Вчера вечером самовольно отлучился с дежурства, а сейчас куда подевался?

И снова рука Энгстрома потянулась к поясу, но на этот раз не для того, чтобы нащупать фонарь, а чтобы проверить, на месте ли револьвер, прежде чем он откроет дверь дома Бейтса. Если учесть царившие вокруг настроения, он, возможно, был здесь сегодня не первым посетителем.

Погода хмурилась, с запада плыли тучи. Неужели опять собирался дождь?

Даже если и так, ему было все равно; впрочем, нет, не совсем все равно. По правде говоря, немного дождя вечерком было бы в самый раз. Ничто не гасит пожар лучше, чем дождь. Если, конечно, он не прошел раньше, чем начался пожар.

Войдя в дом, он тихо закрыл за собой дверь. Теперь можно было снова воспользоваться фонариком. Казалось, здесь, в холле, ничто не изменилось. Большой лист пластмассы по-прежнему прикрывал то место, где нашли тело Терри Доусон и где все еще оставалось пятно. Судя по всему, никто его не трогал после того, как были взяты образцы крови. Раньше или позже здесь нужно будет все вымыть, но не сейчас. У прислуги сегодня выходной.

С фонариком было лучше видно, но это не могло помочь его слуху или другим органам чувств. Тут он был вынужден полагаться только на самого себя. До сих пор Энгстром слышал лишь собственные шаги и ощущал слабый запах глянцевой краски. Прикасаться к чему-либо или пробовать что-то на вкус он не собирался. Впрочем, ничего нельзя знать заранее.

Заранее ничего знать нельзя, но надо бы, черт возьми, все выяснить. Двигайся медленно, тихо, осторожно. Сначала наверх; переложи фонарик в левую руку, а правую держи поближе к кобуре. Дик Рено сдал служебный револьвер сегодня утром, но у него был другой, его собственный. У скольких еще шутников из списка могли иметься револьверы, спортивные пистолеты, охотничьи ружья, дробовики и прочее оружие? На худой конец, сгодится и обычный мясницкий нож; его прежде уже использовали несколько раз, и довольно успешно.

Темнота скрыла его мрачную усмешку, меж тем как он поднимался по лестнице, направляя луч фонарика вниз, чтобы тот не давал знать о его приближении. Поднявшись на верхнюю площадку, он направился вдоль коридора, медленно осматривая одну дверь за другой, исследуя комнату за комнатой, чулан за чуланом. Все было чисто.

Удовлетворенный осмотром, он проследовал обратно по коридору и спустился по лестнице, потом столь же тщательно проверил помещения первого этажа. Никто не прятался под кроватью наверху, никто не скрывался за мебелью здесь. Портьеры в гостиной не доставали до пола и шевелились, только когда он задевал их, проходя мимо.

Занятная вещь: нигде на стенах не было картин — ни наверху, ни здесь, внизу. Возможно, их заказали, но не успели привезти. А может быть, привезли в самый последний момент и вешать их уже слишком поздно. Только вешать никогда не поздно, во всяком случае не в этом штате. Вешать или, например, вставлять в рамку.[58]

Он вновь мрачно ухмыльнулся. Интересно, какие картины предполагалось здесь повесить — обычные старомодные полотна или, может, увеличенные фотографии Нормана и его матери? Надо бы спросить у Чарли Питкина, когда они увидятся в следующий раз. Если увидятся.

Оставалось надеяться, что и в подвале никого не окажется. И в кладовой для фруктов — тоже.

Носки его ботинок были грязными. Как в детстве, когда он играл на улице в разные игры. Но происходившее сейчас не было игрой, и он был уже не ребенком, а мужчиной с седыми усами, который собирался дожить до почтенного возраста. Ему следовало бы послать сюда кого-нибудь, но теперь, в отсутствие Рено, у него оставалось не так много людей. Кроме того, это было рискованно.

Либо в подвале было темнее, чем в остальных помещениях дома, либо в фонарике начинали садиться батарейки. Подобное происходило в этом месте и прежде — или ему это только кажется? Как бы то ни было, он зашел слишком далеко, чтобы теперь повернуть назад. Теперь, когда он знал, что в подвале пусто и ему оставалось лишь заглянуть в кладовую.

Дверь в которую была слегка приоткрыта.

В тот раз тоже было так? Он не мог вспомнить.

Да посвети же ты фонариком. Достань револьвер и направь его в ту же сторону. Очень легко приоткрой дверь, очень медленно, носком ботинка. Теперь направь луч фонарика…

Никого.

Он, конечно, испытал облегчение, но облегчение странное; странно было не увидеть здесь восковой фигуры матери Бейтса, здесь, где было ее место. Стоило бы и для нее придумать поворотный механизм. Здесь или в постели Отто Ремсбаха.

На этот раз улыбка Энгстрома вышла не такой мрачной. Его напряжение спадало по мере того, как он убеждался, что в дом никто не проникал. И никто не проникнет, если ему удастся воспрепятствовать этому. В конце концов эти ищейки из новостей появятся и здесь, но им придется довольствоваться тем же, чем и в предыдущий раз: съемкой наружного вида дома и декораций мотеля. Если вмешается капитан Бэннинг, то они не получат и этого; но вмешательство Бэннинга исключено, потому что дорожная полиция никак не связана с делом Ремсбаха. Бэннинг не будет устанавливать здесь круглосуточное наблюдение лишь потому, что кто-то может проникнуть в дом.

К тому же Бэннинга не волнуют пресса или возможность поджога. И если вдуматься, почему это должно волновать его?

Об этом Энгстром размышлял, поднимаясь по лестнице. Надо еще раз проанализировать ситуацию — на всякий случай. При поджоге спички не так важны, как мотивы.

Он вновь спросил себя, какими мотивами могут руководствоваться эти маньяки, потенциальные поджигатели. Впрочем, люди из его списка — не маньяки, напомнил он себе, за исключением Эрика Данстейбла. А демонологи могут быть поджигателями? Это не имело значения: парень выглядел достаточно ненормальным или достаточно обдолбанным, чтобы быть способным на все. Закон о злоупотреблении наркотиками несовершенен и не позволял им провести тесты, когда Данстейбл находился у них, но оба раза Энгстром был уверен, что парень пребывает под кайфом.

Девушка, которая работала на доктора Роусона, эта Мардж, тоже оказалась в его выборке; он знал, потому что доктор сказал ему. Сказал, что собирается уволить ее, как только найдет ей замену. Но пока ничего серьезного не случилось, и тот факт, что она проглотила несколько таблеток, еще не означал страстного желания уничтожить это место.

Были другие, кто хотел бы его уничтожить, и у них имелись на то серьезные причины.

Покидая дом, Энгстром пожалел, что не может разделить их чувства. Как представитель закона, он был обязан защищать чужую жизнь и чужую собственность. После недавних событий то, как он исполнил первую часть своих обязанностей, неизбежно получит широкую огласку. Но если он вдобавок позволит кому-то сжечь этот дом после того, как его показали в вечерних новостях…

Энгстром покачал головой.

Он никому не позволит играть с огнем.

В противном случае все закончится тем, что его самого покажут в вечерних новостях.

21

Доктор Стейнер ждал Эми в холле, и в первый момент она приняла его за пациента.

Но пациенты в учреждениях такого рода не носят деловые костюмы и не передвигаются в инвалидных колясках без чьего-либо сопровождения. Он приветствовал ее первым:

— Мисс Хайнс? Я Николас Стейнер.

Рука, которую он ей протянул, была холодной, но улыбка теплой. Рукопожатие оказалось слабым, но голос был сильный. Контрасты или противоречия? Еще один вопрос в придачу ко многим другим, на которые ей требовались ответы. Лучше начать с того, что полегче.