Вазкор, сын Вазкора - Танит Ли

Он подошел к факелу и снова взял его, потом близко подошел ко мне, разглядывая мое лицо. Было видно, что ему пришлось собрать для этого все свое мужество, глаза его за янтарным стеклом были неподвижны и широко раскрыты.

— Сын Вазкора, — сказал он, — если в тебе есть его колдовская сила, лучше примени ее. Эшкорек расколот на фракции, и я уже не единственный человек, которому поклоняются как Джавховору. Но в одном мы едины. Убить тебя по кусочку будет изысканным блюдом для тех из нас, кто узнал только мрачные последствия битв Вазкора.

Его голос, мертвенно спокойный и пустой, как сухой колодец, заставил меня внезапно испугаться предстоящего мне так же, как я не боялся его раньше. Там, где была эта пустота, казалось, нет надежды на послабление и никакой надежды на милосердие. Я бы предпочел брань Демиздор, которая (я думаю, что уже тогда знал это) была всего лишь облаченной в другую форму любовью. Я сглотнул, потому что в горле был привкус болиголова.

Я сказал:

— Значит, они не верят, что я Вазкор?

— Тебя испытают, — ответил мне новый голос.

Я повернул голову и увидел Зренна. Он вошел, крадучись, тише кошки.

На нем не было больше черной одежды и серебряной маски-черепа, он был одет в костюм цвета охры, расшитый изящными девическими орнаментами, и в серебряную маску-лису.

Кортис тоже повернулся.

— Ну, какие новости?

Зренн поклонился. Во лбу маски лисицы сверкал желтый топаз.

— Гонец отправлен, мой Джавховор, и вернулся. Немарль, а также Эрран согласны встретиться с нами, как ты предполагал, но прежде они послали человека посмотреть на нашего пленника. Их предосторожность делает им честь, мой повелитель, ты согласен?

Кортис сказал:

— Этот человек здесь? Тогда пусть входит. Чего ждать? Церемонии?

Зренн подал знак в коридор. Один из стражников позвал другого, и снова раздался топот ног, и факелы осветили проход. Вскоре вошел посланец. Его одежда была даже более истрепанной, чем потертое великолепие Феникса и его командиров, а маска у него была из серой материи. Какой-то простой гражданин, несчастный, приобретенный для этой работы соперничающими принцами, с его потерей можно было не считаться, и он полностью отдавал себе в этом отчет.

Он немедленно упал на колени перед Кортисом, поспешно сдернув маску.

Зубы у него были серее материи маски, и лицо тоже почти такое же серое.

— Я умоляю о неприкосновенности посланца, великий повелитель Кортис Джавховор. Не причиняйте мне вреда, я всего лишь старый человек, ничто… Зренн слегка ударил его по голове.

— Заткни свою вонючую глотку, урод. Установи личность воина, как тебе было приказано твоими благородными хозяевами. Мой повелитель Кортис уже устал от твоего шума.

При этих словах посланец взглянул на меня.

Его покрасневшие глаза выпучились, как будто готовы были выскочить из орбит. Из коленопреклоненного положения перед Кортисом он бухнулся лицом вниз передо мной, скуля.

Зренн пнул его.

— Вазкор, это Вазкор, — завизжал старик. Он пополз по полу, по крысиным лужам к моим закованным ногам. — Милости, владыка, — причитал он, обращаясь ко мне, как бы не в силах отвести глаза под неумолимым жестким взглядом.

Зренн засмеялся своим тихим неискренним смехом.

— Достаточное доказательство, — сказал он и снова засмеялся.

— Откуда старик знает его? — спросил Кортис. По его тону ничего нельзя было понять.

— Он ручное животное принца Эррана. Принц говорит, что старик был в пехоте, которая наступала в Багряной Долине при Вазкоре. Он получил ранение, которое вернуло его домой до начала наступления.

— Спроси его, правда ли это.

— Мой повелитель, — Зренн подошел к старику и отпихнул его от меня носком ботинка, как будто убрал мусор. — Ты слышал Джавховора? Говори, ты сражался при Вазкоре?

Посланец, пошатываясь, выпрямился. Он промямлил утвердительный ответ. Глаза его умоляли меня не испытывать на нем мой гнев. Бронзовой стражник протопал через узкую дверь по какому-то новому знаку Зренна и утащил серого посланца.

Несмотря на все проблески памяти моего отца, это потрясло меня. Может быть, его дух укорял меня за страх и неспособность, ибо какая бы ни была во мне сила, казалось, я исчерпал ее.

— Где место встречи и когда? — спросил Кортис.

— Храм — шутка принца Немарля, берусь предположить. Полдень.

— Сколько мечей с их стороны?

— Немарль говорит, пять командиров, сотня бронзовых. Я думаю, Эрран приведет больше.

— Проследи, чтобы наши силы были равными, предпочтительнее, чтобы превосходили.

— Мой повелитель, — Зренн направился к двери, помедлил и сказал:

— Джавховор, моя родственница просит разрешения сопровождать тебя.

— Демиздор останется здесь, — ответил Кортис.

— Это огорчит ее, мой повелитель. Она жаждет увидеть, как будет корчиться дикарь.

— Нет, Зренн, — сказал Кортис, — этого жаждешь ты. Демиздор жаждет других вещей. На такую встречу я женщин не допущу. Месть — тонкая штука, из которой делается примирение. Скажи ей, что она должна оставаться в своих апартаментах. — Он повернулся, чтобы выйти вслед за Зренном, учтиво кивнув мне. — Потерпи тьму еще немного, сын Вазкора. Скоро у тебя будет изобилие света.

Свет был, яркий спокойный день накануне молодой зимы, небо — как кованая платина. По улицам летели редкие листья из заросших садов, как обугленные красные бумажки у подножия зловещей мертвенности Эшкорека.

В Храме — тоже свет. Замок богини, переданный, как мне сказали, Уастис (мамаше моей) в дни ее власти, с тех пор опустевший, опустошенный, с провалившейся крышей, проломленными стенами — колоссальный, отдающий эхом форум, уцелевший только в восточной части. Шутка Немарля. Да, конечно. Вынести мне приговор под тенью той, которая была женой моего отца.

Ибо статуя великой богини все еще стояла. Гигантша из желтого камня, потемневшая от старых пожаров, в юбке из бронзы и золота и ожерельях из изумруда и нефрита, с рубиновыми сосками. Она стояла слишком высоко, чтобы ее можно было разграбить. Пока добились бы отважные смельчаки, чтобы взобраться на этот крутой откос и вырвать драгоценности. Она казалась высокой, как небо. Она казалась бы еще выше, если бы сохранилась голова. Но тот же выстрел, что снес потолок, оторвал и голову эшкирской Уастис. В те дни они еще заботились о религии и подмели осколки, как яичную скорлупу, но на мозаичном полуострись трещины в тех местах, куда вылетели ее мраморные мозги.

Таковы были обещанный Кортисом свет и шутка Немарля.

Была еще одна шутка, Зренна.

Они пришли в мою камеру, расковали и вывели наверх. В маленькой заплесневелой ванной комнате они сняли с меня одежду крарла и предложили мне ванну, превосходную, как для принца. Я не доверял парикмахеру с бритвой, но он только аккуратно побрил меня и не стал перерезать мне горло, как я наполовину вообразил себе его намерения. После этого я был одет в брюки и камзол из черного бархата королевского качества и даже кожаные сапоги с золотыми пряжками. Бронзоволицые, усмехаясь глазами за защитными стеклами, принесли мне золотую цепь, браслет из нефрита толщиной в два пальца и черное кольцо.