Навеки моя - Шарлин Рэддон

Он добрался до ее плеча и по его изгибу до того места, откуда начиналась шея, чувствуя на губах ее сладкий, мускусный вкус. От нее пахло деревьями, травами и ее собственной, возбуждающей смесью запахов.

Рука Бартоломью, лежащая на талии Эри, была горячей, но успокаивающей. Она закрыла глаза, сгорая от желания сделать так, как он просит, и отдать себя ему. Губы ее приоткрылись и дыхание участилось, а он забрасывал ее одним новым ощущением за другим, то лаская ее кожу, то шепча ей что-то на ушко.

– Понадобится сотня лет, чтобы воспеть твои глаза и твой взгляд… – он поцеловал укромное местечко у нее под ушком, обвел его языком, затем поцеловал каждое веко. – Двести лет, чтобы насладиться каждой грудью…

Простое упоминание об ее грудях вызвало у Эри волнующее предвкушение. С нетерпением она ждала, что он будет делать дальше. И он ее не разочаровал.

Он нежно прихватил, посасывая, сначала ее нижнюю губку, затем верхнюю, намекая, что будет дальше, хотя она была слишком невинна, чтобы догадаться. Его поцелуй стал более требовательным, пока ее губы не раскрылись и его язык не соединился с ее.

Эри резко вздохнула, почувствовав его руку на своей груди, и он впитал в себя этот вздох. Она обняла его руками за шею и прижалась к нему так крепко, как будто собиралась никогда не отпускать от себя. Он замер от удовольствия. Но ему еще многое надо было ей показать, поэтому он оторвал свои губы от ее и передвинулся к груди, которая согрелась и отвердела от его прикосновений. Тело ее вздрогнуло, реагируя на то, что он делает, а затем выгнулось дугой, чтобы облегчить ему доступ. Когда он возобновил нежные посасывающие движения губами, она застонала. При этом звуке желание когтями впилось в него, от чего его тело напряглось еще сильнее, но он отогнал эти мысли. Он баюкал ее грудь в своей руке, поглаживая ее большим пальцем, и одновременно слегка прижал сосок другой груди зубами и нежно потянул.

Эри лежала совершенно неподвижно, боясь пошевелиться, чтобы, он не прекратил эти восхитительные вещи, которые он с ней творил.

Он продолжал нашептывать между поцелуями:

–…по крайней – мере, век уйдет на каждую часть твоего тела, и последняя эпоха обнажит твое сердце. Потому что вы, леди, заслуживаете такого отношения, и я не смог бы любить вас менее пылко, – он приподнял голову и взглянул на нее темными, полными страсти глазами. – Но у себя за спиной я всегда слышу грохот крылатой колесницы Времени: и вон там прямо перед нами простерлись пустынные земли вечности.

Только расширившиеся глаза Эри говорили о том, что она чувствует поглаживание его руки у себя по животу и далее по бедру, Его пальцы нежно и ласково погрузились в ложбинку у нее между бедрами, где кожа ее была похожа на мягчайший бархат и где она была такой чувствительной, что девушка вскрикнула.

Ощущения, сменявшиеся одно за другим, захватившие Эри целиком и концентрирующиеся в ее лоне, были настолько острыми, что ей показалось, будто она умирает. Но по мере того как его рука продвигалась вверх, все ближе и ближе к ее самому сокровенному местечку, ее дыхание участилось настолько, что ей приходилось хватать ртом воздух, чтобы обеспечить им легкие, и она поняла, что он имел в виду, говоря, что ему еще многое нужно ей показать. Бартоломью привлек ее в свои объятия, проклиная себя за то, что потерял терпение. Она не виновата, что его нужда в ней перемалывала его на части куда сильнее, чем кофемолка – кофейные зерна, как и в том, что он не мог больше спать по ночам и едва мог заставить себя есть. Его самообладание подверглось немыслимому испытанию – большему, чем он мог выдержать. Каждый его нерв был натянут и звенел, как струна, и он все чаще до боли сжимал кулаки, чтобы удержаться и не наброситься на Эри.

– …И тогда червям достанется эта столь долго сберегаемая девственность, – прошептал он, – и ваша причудливая честь обратится в пыль, и пеплом станет моя страсть. Могила – спокойное и уютное место, но никто, я думаю, не ищет плотских утех там.

И Бартоломью впился ей в губы обжигающим поцелуем. Его язык проник внутрь, впитывая ее потаенные ароматы. Ее неопытный ответ, когда она ответила на движения его языка и приподняла бедра навстречу его руке, еще больше разжег его. Кровь шумела у него в ушах, и его тело – заключенное в белье – требовало освобождения. Он оставил ее губы, только чтобы покрыть поцелуями нижнюю часть скулы и подбородка и перейти к выемке в основании шеи, в то время как его пальцы искали влажную мягкость там, где смыкались ее ноги.

Эри со стоном выдохнула его имя, извиваясь под его руками, требуя большего, но не зная, как получить его. Когда она почувствовала, как что-то твердое вошло в нее, она резко вздохнула от неожиданности:

– Бартоломью! Это?.. Вы вносите семя?

Бартоломью коротко рассмеялся:

– Нет, нимфа. Это всего лишь мой палец. Я не собираюсь вносить в тебя семя.

– А почему нет?

– Потому что, когда…– он не мог заставить себя произнести сейчас имя Причарда, – я доставлю тебя на маяк, ты уже будешь иметь представление о физической стороне замужества, но, тем не менее, останешься все той же девственницей, которую я пообещал привезти.

– Нет, я хочу, чтобы именно вы были тем, кто…

– Тише, маленькая нереида. Доверься мне. Ты напугана оттого, что не знаешь, чего ожидать. Я покажу тебе это и в то же время постараюсь доставить тебе удовольствие, чтобы прогнать страх перед супружеской постелью. Я могу сделать это, не разрушив твое будущее.

– Разве вы не хотите внести в меня семя? Выражение невинной страсти в ее голубых глазах, когда она посмотрела на него, и боль в ее голосе едва не сломили его решимость:

– Господи боже, да. Сейчас я больше всего на свете хочу погрузиться в тебя, слиться с тобой в единое целое. Но это будет неправильно. Ты обещана другому человеку, моему собственному племяннику, черт меня возьми, и я…

Он вздохнул и крепко прижал ее к себе:

– Пожалуйста, доверься мне и позволь мне доставить тебе то удовольствие, которое я только могу. Тебе ведь нравится, когда я дотрагиваюсь до тебя? – спросил он, желая быть уверенным, что его не ослепили собственная страсть и желание.

– О, да. Это странное ощущение. Я чувствую нечто похожее на… дрожь, и в то же время я вся горю. Я хочу… двигаться, делать что-то, только я не знаю, что именно, а другая часть меня боится пошевелиться из страха, что вы остановитесь, и это ощущение уйдет.

– Я не собираюсь останавливаться. По крайней мере, пока ты меня об этом не попросишь. А те ощущения, которые ты испытываешь, станут еще сильнее. Не сопротивляйся им, нимфа, пусть они унесут тебя далеко-далеко.

– Кажется, мне немного страшно.