Магия крови - Олег Игнатьев

— Погодите, братцы!

Он так был расстроган, что у него горячо защипало в носу.

— Откуда вы, Юрий Васильевич? — глядя, как Климов всовывает ноги в жалкую больничную обувку, участливо спросил Андрей, и Шрамко сказал кому-то: — Проходи, отец. Тут не кино.

— Андрюха! — перехваченным горловой спазмой голосом просипел Климов и боднул того в плечо. Он хотел еще что-то сказать, но лишь махнул рукой. — Потом! Потом все расскажу.

Он оперся на его руку и поправил на ноге галошу.

— Группы послали?

— Да.

— За Шевкопляс усиленную?

— Как ты и просил, — заверил Шрамко и глянул на часы. — Уже должны работать.

Климов сокрушенно мотнул головой и двинулся к машине:

— О! Это такая стерва! Лучше не встречаться.

— Ну уж, — недоверчиво сказал Шрамко и открыл дверцу. — Телепатка?

— Хуже! — садясь позади Андрея, выпалил Климов. — Что-то сверхъестественное, труднообъяснимое, но — после… — Он судорожно вздохнул и потер небритый подбородок. — Вы тут как? Что нового?

Шрамко сел рядом, и Андрей нажал на газ.

— Да обыскались вас, Юрий Васильевич. Кто ж знал…

— Ну, — возбужденный радостной встречей, невнятно отозвался Климов и сочувственно признался, что он и сам бы ни за что не догадался искать в психушке.

— Мы ведь и «москвич» нашли, да толку чуть. Его они сожгли.

— А кто хозяин?

— Человек вне подозрений.

— Значит, угнали. Скорей всего, Червонец.

— Мы его нашли под Краснодаром, — сообщил Андрей.

— Червонца?

— Нет, «москвич». Вернее, то, что от него осталось.

— Таксист вам мою просьбу передал?

— А как же. Тут он молодец. Да мы завязли на переезде: подвела коробка передач. Ни тпру ни ну… Прямо на рельсах.

— Не завидую.

— Едва под электричку не попали.

Представив, как оперативная группа на руках перетаскивает их «жигуль» с железнодорожного полотна, Климов понимающе кивнул:

— Что Бог ни дает…

Гульнов по-своему истолковал его слова.

— Еще секунды три, и этой красотули, — он похлопал по рулю, — у нас бы не было.

— Я не о ней, — начал было Климов, но Андрей не дал договорить:

— Юрий Васильевич, совсем из памяти… Ответ пришел на ваш запрос.

— Из министерства?

— Да.

— Давно?

— Сегодня утром.

— Ну и что?

Гульнов притормозил у перекрестка, дождался, когда вспыхнет желтый свет, потом зеленый, и повернул направо, к управлению. Прибавляя скорости, ответил:

— Я не посмотрел, вы позвонили.

— Ладно. Это может быть не к спеху. Главное, за Шевкопляс поехали.

— Как вы сказали.

Через час оперативные группы стали съезжаться. На этот раз сработали четко, без осечки.

О том, что Климов вырвался на волю, Шевкопляс знать не могла, была в отгуле, и взяли ее дома, вместе с мужем. Задереева арестовали на работе, когда он собирался покинуть кабинет. При задержании он имел вид человека, только что ошпарившегося кипятком: глаза навыкате, рот открыт, а крика нет. При обыске в его квартире ничего компрометирующего не нашли, зато из-под стоматологического кресла извлекли климовский пистолет и удостоверение.

— Откуда это у вас? — жестко спросил Гульнов, и все лицо любителя китайских безделушек обметало мелкой мутной сыпью внезапного пота.

— Не знаю, — отшатнулся он от пистолета, словно не имел к его обнаружению никакого касательства. Судя по всему, он был потрясен. До умопомрачения. — Не знаю.

— Напомнить? — переступил порог стоматологического кабинета Климов, и его появления было достаточно, чтобы тот начал давать показания. Выложил он все и даже больше:

— Одежду товарища…

— Для вас я гражданин.

— Простите, — скуксился любитель сексуальных оргий, — вашу одежду взял себе Червонец, а книга «Магия и медицина» спрятана у шефа, в его старом диване.

— У Озадовского? — спросил Гульнов, поскольку было непонятно, у какого «шефа». Задереев кивнул: у него.

— В кабинете?

— Наверху.

— Сам он ничего не знал?

— Откуда? — удивился Задереев. — Это Шевкопляс припрятала. Так что ценный раритет хранился у него под боком.

— Он что, болел? — поинтересовался Климов и услышал утвердительное «да». Ловко придумано, отметил он про себя и заторопился наверх, где находилась кафедра, но, вспомнив, что у них нет ключей от профессорского кабинета, махнул рукой: потом заедем, заберем, сейчас необходимо взять Червонца. Климова еще подмывало показаться на глаза Пампушке, но он счел это ребячеством. Позвав Гульнова, он скорым шагом направился к машине. Был он все в тех же ватных брюках, казенной стеганке, только на ногах вместо галош сияли чьи-то лакированные туфли. Они сто лет уже валялись у него в шкафу, а вот сегодня пригодились. Кто их там оставил и когда, он этого не знал. Правда, на размер великоваты.

— Поехали, Андрей!

Задереева повели к другой машине. Шел он с невменяемым лицом великомученика. Но если он был полностью подавлен происшедшим, то Червонец, как и следовало ожидать, оказал сопротивление. В жизни люди каждый раз ведут себя по-новому, но уголовники считают своим долгом покобениться.

Сначала в глазах Червонца промелькнуло паническое замешательство, но потом раздался яростно-срывающийся крик:

— В гробу я вас видал, менты поганые!

Он сделал руками движение, как будто разрывал или пытался разорвать невидимые путы.

Было ли это позой или устоявшимся стилем, сказать трудно. Когда кажется, что человек готов на все, он редко доводит угрозу до конца. Растрачивается по пустякам, демонстрируя свое презрение к людскому окружению. Но, сталкиваясь с настоящим мужеством, они ломаются, как спички: хрусть — и нет.

Словом, Червонец сразу же повел себя как очень невоспитанный товарищ.

— Не дури, — тихо, но внятно предупредил его Климов и предложил пройти в машину по-хорошему. Но тот злобно ощерился и обозначил свое отношение к Климову весьма недвусмысленным жестом:

— А вот это видел? — Он скрючился, и согнутая под прямым углом рука уперлась в его пах. — Ху-ху не хо-хо?

Рот напряженно потянуло вбок, блеснула золотая «фикса».

— Удобный случай познакомиться поближе, — беспомощно развел руками Климов и резко ушел влево. В открывшийся прогал стремительно вклинился Андрей. Благодаря быстроте его реакции Червонец со всего маху грохнулся оземь. Хряснулся прилично.

Вталкивая его в машину, Климов неприязненно сказал:

— Не бойся, я не кровожаден. Червонец сплюнул.

Первой допрашивали Шевкопляс. Усадив ее лицом к стене, как посоветовал им Озадовский, Шрамко перелистал уголовное дело и повел допрос по горячим следам. Нервная дрожь, прохватившая Климова при виде санитарки, немного утихла, и он минут через пятнадцать тоже начал задавать вопросы.

— Где выкраденная книга?

— На кафедре, в диване.

— А моя одежка?

— Червонец прихватил.

— Хваткий на чужое, — как бы про себя сказал Гульнов, но Климов перебил его:

— Куда девался Левушкин? Шевкопляс внезапно обернулась.

Глаза ее заблудили, забегали, пальцы сжали сигарету, и вся она тревожно напряглась. Табачный пепел упал ей на чулок, но стряхивать его она не стала.

— Червонец скажет.

Чувствуя, что больше не выдерживает ее взгляда, Климов заорал:

— К стене! — И она обморочно побледнела.

— Слышите? К стене!

Огонь в ее глазах погас, как будто вывернули лампочку.

— Да вы не горячитесь, не орите.

В голосе ее послышалась издевка, но она повиновалась. Отвернулась.

Шрамко недоуменно посмотрел на Климова и легким изломом бровей дал понять, что не одобряет крика.

— Может быть, поедешь отдохнешь?

Климов вспомнил, как обрадовались его появлению в милиции, как его тискали в объятиях, и отказался. Жене он уже позвонил, сказал, что жив, здоров, она расплакалась и, долго всхлипывая, горестно клялась, что ей такая жизнь — на нервах и слезах! — осточертела. И дети извелись совсем, переживая за него, а он… и снова в слезы.

— Вы не ответили, где Левушкин?

— Червонец в Краснодар увез. Раздел и бросил на окраине.

— Убил?

— Зачем? — пожала Шевкопляс плечами. — Голым и беспамятным одна дорога — в вытрезвитель, а потом в дурдом.

— Проверим, — усомнился Шрамко и распорядился запросить Краснодар.

— А этот, жирный, что изнасиловал девчушку, кто он?

Шевкопляс, не оборачиваясь, пояснила:

— Гоша… Мясником работает на рынке. Чокнулся на малолетках.

Климов вспомнил, как тот ползал на коленях по полу в одном носке, и послал Гульнова с группой на его поиски.

— Девочка еще в больнице?

— Да.

— В какой палате?

Окончательно взяв инициативу допроса в свои руки, Климов почувствовал, что к нему возвращается способность управлять своим душевным состоянием.