Соучастие постфактум - Вивиан Э. Чарльз

То, что он избивал жену, было одним из местных скандалов, но она упорно отказывалась выдвигать против него обвинение, опасаясь, что в таком случае она может потерять лицензию, а также, вероятно, из доброты к человеку, который был тихим дурачком, пока не напивался. На этот же раз он не только избил жену, нанеся ей травмы, которые могли бы довести ее до инвалидности, но еще и сломал руку попытавшегося вмешаться соседа.

Постоянные скандалы, устраиваемые Томом, дискредитировали район, и Хед с Уодденом решили, что соседа с поломанной рукой не придется уговаривать выдвинуть обвинения, а значит, что их дело – добиться основательного приговора для Тома, надеясь, что это наконец-то принесет мир Марте. Итак, опросить травмированного мужчину отправился сам Хед, не пожелавший доверить это сержанту. В итоге он вернулся с записями, которые в конечном итоге отправят Тома на шесть месяцев каторжных работ, а также сделают его полным трезвенником. Пенитенциарная система не всегда усугубляет дурные наклонности отбывающих наказаний.

Это происшествие затрагивает дело Картера только тем, что из-за него Хеда не было на месте, когда нашлись башмаки. Также оно показывает, что повседневная рабочая рутина Хеда была многогранной, что неизбежно в районе, где проживают тридцать тысяч душ. К тому времени, когда вернулся Хед, Эрастус Донниторн был заперт в камере. Инспектор составил для Уоддена рапорт о своей поездке, а взамен получил известия о восемнадцатом аресте Эрастуса и обнаружении башмаков. Подкрепляя свои слова, Уодден продемонстрировал их, и Хед рассмотрел каждый из них, в конце концов отложив их и удовлетворенно кивнув.

– О, да! – кисло воскликнул Уодден. – Что бы ни случилось, вы продолжаете весело выглядеть! Но к чему это нас ведет?

– К долгому пути – очень долгому пути, – уверенно заявил Хед.

– Поскольку в деле снова появляется Треерн-роуд?

– В какой-то степени, но я не придаю ей особого значения. Лишь небеса могут знать, куда пошел наш человек, сбросив башмаки на пустыре в конце Треерн-роуд. Можно пройти по ней и вернуться по Лондон-роуд на другой берег реки, а можно свернуть влево и дойти до цеха Невила, или же направиться в любое из дюжины новых направлений. Нет, это показывает, что велосипедист и убийца в башмаках были связаны друг с другом, возможно, являясь даже одним человеком. Но это еще не все.

– Ну, так начнем! Рассмотрим, что к чему.

– В этом плане был изъян. До сих пор я считал нашего человека достаточно умным, чтобы совершить идеальное убийство. Единственная улика, которая у нас была – следы, и они обрывались, чтобы озадачить нас. Даже сейчас мы еще не уверены, что нашли верное решение этой загадки. В плане убийства и в его реализации не было никакого изъяна, пока не объявился Эрастус в тех башмаках. Нам было не с чего начать.

– А теперь есть? – прорычал Уодден.

– Теперь мы знаем, что план не был идеальным, – ответил Хед. – Тот, у кого хватило глупости выбросить башмаки на пустыре, оказался совсем не тем криминальным гением, каковым я его считал. С его стороны это грубая ошибка, позволяющая нам вычислить район, из которого он пришел: где-то за тем участком, на дороге, уходящей от Лондон-роуд. Если бы он действовал так же осторожно, то он сохранил бы башмаки, принес бы их домой и спрятал их там вместо того, чтобы позволить увязать себя с велосипедом, замеченным Борроу менее чем за час до убийства Картера. Один промах он сделал, так что мы можем надеяться, что были и другие. Раньше у меня не было такой надежды.

– Но вы все еще не приблизились к нему, – заметил Уодден.

– Зато я чувствую, что приближаюсь к нему, – возразил Хед. – Шеф, я не уверен, знаете ли вы, что дом Мортимера находится почти напротив того участка. Ему нужно только перейти дорогу и пройти мимо дома на углу Треерн-роуд.

– Но я думал, что вы не подозреваете Мортимера.

– В самом преступлении – нет. И не в лазании по деревьям. Но вот в том, что он знает личность убийцы – подозреваю. Может быть, даже в укрывательстве преступника, пока тот не смог уйти. Шеф, я только один раз говорил с Мортимером, и тот является темной лошадкой. Возможно, даже более темной, чем Денхэм. Что бы ни знал Денхэм, он совершенно не виновен в явном соучастии – в этом я уверен. А вот Мортимер – другое дело. От такого человека, как он, можно ждать чего угодно.

– Даже убийства?

– Нет, я не стал бы отрицать такую возможность, но он физически неспособен на те усилия, которые бы потребовались от него. Мы можем быть уверены: тот, кто забрался на дерево, и был убийцей, а Мортимер не смог бы подняться на дерево по веревке и перебраться на другую ветку, как это проделал наш преступник. Тем более что мы знаем: на обратном пути расстояние между следами в снегу было длиной в двадцать девять с половиной дюймов. Мортимер не смог бы сделать такой длинный шаг – толстяк с короткими ногами просто не смог бы оставить такие следы. Мой нормальный шаг – около тридцати двух, и я сомневаюсь, что его шаг длиннее двадцати семи дюймов. При ходьбе он семенит ногами, шагая на двадцать шесть или двадцать семь дюймов.

– И все же вы подозреваете его?

– В соучастии. Не знаю, в соучастии какого рода – я не знаю, где и почему он был задействован. Ему нравится Лилиан Перри, а Картер крутил амуры с ее сестрой. Лилиан беспокоилась из-за этого, и… Хоть убейте – не знаю! В этой части все туманно. Но я не исключаю, что Мортимер знает что-то, что нужно узнать и нам.

– И что же нам с этим делать?

– Я собираюсь взяться за него еще раз и думаю, смогу заняться этим завтра утром. Но сначала мне нужно разобраться с еще одним моментом.

…На следующее утро этот «момент» вызвал удивление у Хью Денхэма. Ибо выглянув в окно спальни сразу после бритья, он увидел двух полицейских в униформе и инспектора Хеда, стоявших на тротуаре возле ограды пустыря в конце улицы. На самом же участке Денхэм увидел подозрительного типа, указывавшего на землю у своих ног. Вскоре он вернулся к ограде, перелез через нее и позволил полицейским в форме увести его прочь. Но Хед не ушел с ними, а перелез через ограждение к месту, на котором стоял подозрительный тип, и о чем-то задумался. Тогда Денхэм продолжил одеваться, с отвращением размышляя о том, что, должно быть, мозги инспектора пришли в негодность. Такими темпами он, того и гляди, начнет забираться на телеграфные столбы или заставит своих подчиненных влезать на них, а сам будет делать заметки.

Но Хед не терял времени, ни своего, ни подчиненных. С утра он навестил камеру Эрастуса, поговорив с последним и убедив его, что у него вовсе нет намерений устроить допрос третьей степени. Вместо этого он приказал подать арестованному завтрак из яичницы с беконом и чашкой кофе. Подкрепившись, Эрастус оказался готов к тому, чтобы под конвоем отправиться на прогулку и указать точное место, на котором он нашел башмаки.

– Ты совершенно уверен, что помнишь, где именно они лежали до того, как ты подобрал их? – спросил Хед. – Мне нужна точность.

– Мистер Хед, я уверен. Чертовски уверен. Они лежали там же, где и жестянка из-под говядины – они касались ее до того, как я взял их в руки. Они были связаны шнурками, хорошими шнурками.

Когда Хед осматривал башмаки в кабинете Уоддена, они все еще были зашнурованы теми же хорошими шнурками – на удивление хорошими для таких истрепанных башмаков.

– И ты сказал, что оставил там свои старые ботинки?

– На том же месте, мистер Хед! Не знаю, куда они пропали – просто не представляю, кому они могли пригодиться.

Хед знал, куда они пропали, и мысленно обругал энтузиазм «Волков» и «Рыжих скитальцев», как назывались два скаутских отряда из Вестингборо. Но он решил, что не стоит проверять рассказ Эрастуса, перебирая кучу старых ботинок на дворе полицейского участка. Его рассказ и сам по себе был вполне обстоятелен и правдоподобен.

– И правда, – сказал он. – Тогда возьми жестянку из-под говядины и поставь ее на то самое место, где лежали башмаки. Как можно точнее, а затем вернись назад.