Студент в СССР 3 - Ал Коруд

будто и ночи не было. Без тьмы ведь сидели. Сказочная мгла покрыла тихую землю… Ну ка…

Все замерли, боясь спугнуть его Музу. На наших глазах рождалась новая песня. Вскоре полился куплет за куплетом. Пока еще рваные фразы, вместо слов попадались междометия. Но конструкция и мелодия уже проглядывались:

— И в том разе возвращайтесь в Архангельск, где суровен край русской земли.

Кто в белых ночах не плескался, тот не жил, не видал!

И душу не рвал, и себя не терзал…

Бард внезапно замер и опустил руки:

— Извините, братцы, но пока все. Надо будет перепеть и отшлифовать. Но песня уже есть. Чай у нас еще имеется. Дорогие женки?

— Сейчас.

— Отлично вышло, Владимир Семенович. Настоящий гимн нашего города.

Высоцкий бросил поверх кружки на меня задумчивый взгляд и кисло улыбнулся:

— Ну…гимны я еще не писал. Но вряд ли его возьмут в качестве официального.

Один из рыбаков, Николай в ответ горячо воскликнул:

— А нам и не надо ничьего одобрения. Если народ петь будет, тоды и станет гимном. Доделайте, пожалуйста, песню и с концертом вас ждем.

Шукшин довольно ощерился:

— Придется исполнять волю народа, Володя.

Бард задумался на миг:

— Я тогда лучше так сделаю. Раз в месяц меня приглашают на одну интересную музыкальную передачу. На втором канале идет по воскресеньям. Вот там и исполню сразу для всего города. Обязательно её спою. Вот после и решите, стоит ли брать её на гимн. Сережа, я тебе заранее позвоню, а ты уже там все маякни.

— Договорились. Если меня нет, то через маму можно передать.

— Через маму обязательно.

Мама и дядя Саша на меня внимательно посмотрели. Больно уж я вольно на их погляд общался со знаменитостью. Как будто каждый день их вижу. Ну это они еще про Брежнева не знают.

Снова в атмосфере заиграли розовые волны эфира, постепенно переходящие в робкие лучи утреннего солнца. Таинство белой ночи окутывало нас с ног до головы, дарило тихое волшебство, наполняло спокойствием душу. Все в какой-то момент замолчали, думая каждый о своем. Неожиданно моя мама о чем-то горячо зашепталась с тетей Галей, и вскоре над водами реки понеслась старинная поморская песня.

А как по морю, да, морю, морю синему.

Гляли и моря синия…

Там плывут, плывут, табун вутык.

Гуляли и моря синия…

А как по морю, да, морю, морю синему.

Гляли и моря синия…

Там плывут, плывут, табун вутык.

Гуляли и моря синия…

Меж тых утычек, да малые чирка,

Гляли и моря синия…

А отколь взялся серый селязень,

Гляли и моря синия…

Меж тых утычек, да малые чирка,

Гляли и моря синия…

А отколь взялся серый селязень,

Гляли и моря синия…

Он узял чирку за правыю крылку,

Гляли и моря синия…

Уси уточки позакрякали,

Гляли и моря синия…

Он узял чирку за правыю крылку,

Гляли и моря синия…

Уси уточки позакрякали,

Гляли и моря синия…

Не крякайте вутки, не крякайте серы,

Гляли и моря синия…

Когда бог осудит, и вам это будет,

Гляли и моря синия…

Не крякайте вутки, не крякайте серы,

Гляли и моря синия…

Когда бог осудит, и вам это будет,

Гляли и моря синия…

Один он да в скинь да по вулице

Краше их вулица девками…

Там идут идут хоровод девы

Краше их вулица девками…

Один он да в скинь да по вулице

Краше их вулица девками…

Там идут идут хоровод девы

Краше их вулица девками…

Между девочек млада Пашечка

Краше их вулица девками…

А отколь взялся молодой Васечка

Краше их вулица девками…

Между девочек млада Пашечка

Краше их вулица девками…

А отколь взялся молодой Васечка

Краше их вулица девками…

Он узял Пашечку за правыю ручку

Краше их вулица девками…

Усе девочки позаплакали

Краше их вулица девками…

Он узял Пашечку за правыю ручку

Краше их вулица девками…

Усе девочки позаплакали

Краше их вулица девками…

Не плачьте вы, девки, не плачьте вы, красны,

Краше их вулица девками…

Когда бог осудит, и вам это будет

Краше их вулица девками…

Не плачьте вы, девки, не плачьте вы, красны,

Краше их вулица девками…

Когда бог осудит, и вам это будет

Краше их вулица девками

Песня ровно лилась над розовыми водами Двины, плескаясь в белом чаровном сиянии, придавая тихому мирку еще больше сказочности. Как будто нашу технократичную эпоху современности макнули разом в былинную старину. Гости удивленно посматривали, но молчали, внимательно впитывая слова и музыку старинной поморской песни.

Вскоре к моему вящему удивлению к женщинам присоединилась Ирина. Её тонкого голоса как раз не хватало для полной гармонии. А я не знал, что моя девушка вдобавок поет русские песни. Хотя в этом времени это еще было возможно. Лет через двадцать нить окончательно оборвется и останется лишь убогий фолк-рок. Зато как с ним будут носиться всевозможные неоязычники!

Стало немного не по себе. Как будто по волнам памяти меня унесло далеко-далеко. Все дальнее стало неожиданно близким и выпуклым. А близкое еле заметно, расплывчатым. Я обернулся. Золотухин слушал женщин, раскрыв рот. Он и сам неплохо поет и сейчас ловил буквально каждое словечко. Было заметно, что Валерий очень хочет присоединиться. Но не знает слов. Высоцкий также подался вперед и всеми фибрами души впитывал кожей родное русское слово. Он даже как будто помолодел внешне. Или в этом был виноват тот «белый» призрачный свет, что льется лишь в это время белоночья?

Шукшин сидел в сторонке, обхватив голову руками. Он всю ночь балагурил, много разговаривал, а сейчас молча смотрел на реку, и его глаза подозрительно блестели. Всех проняло. Так эта незабываемая сцена и осталась навсегда в моей памяти. Миг между прошлым и будущим. Я был счастлив. Не от гордыни или неожиданного успеха. От осознания того, что помог нескольким, не последним в данной эпохе людям понять себя глубже. И оттого что моя любимая