Звезды без пощады (СИ) - Моури Эрли

— Боже! — бледнея, прошептала она. — Что же это получается?

Неизвестно сколько долгих секунд прошло, пока до нее дошел раздосадованный голос Лугина: резкие слова, несколько матов для внятности.

— Уходим, уходим, Сереж, — отозвалась она, старательно закивав и отступая за ширму.

— Майор! Уводи же этих дур за палатку! — прокричал Лугин Гармашу, тоже сперва растерявшемуся перед непонятным чудовищем. — За палатку, на пол и затихли!

Взъерошенный мужик, его товарищ нырнули между сумок и чемоданов, не добегая до мичмана. А парень с ПМом, видно совсем потеряв голову от бешенства, выпустил последние две пули, выщелкнул магазин и лихорадочно принялся вставлять новый. Руки не слушались, да и навыка не было. Зачем-то лишний раз передернул затвор, выбрасывая патрон из патронника. И начал палить в сторону кафравской образины, тупо, почти не целясь, выкрикивая проклятия. Четыре пули ушли в соседние хаты, две срикошетили от передка машины, не оставив на гладком покрытии ни следа.

— Беги, ворошиловский стрелок, блин! — крикнул ему Сергей, и подумал, что сам слишком задержался на виду. В северном флоте тоже не служат железные големы — страх начал покусывать и мичмана, холодными зубищами за спину, аж до самых позвонков. Одновременно в башке вертелась дюжина вопросов. Что же за хрень такая? Робот что ли? Наверняка робот или управляется дистанционно. И почему люди в кузовке? Живые ли? Как туда попали, черт дери, и зачем?!

Как туда попали, Сергей узнал в следующую секунду. С передка надвигавшейся машины вылетел тоненький жгут, быстро, хлестко словно жало змеи. До парня с ПМом было метров пятнадцать, но жгут достал его, ударив точно в солнечное сплетение. Стрелок так и охнул, будто его проткнули насквозь. Мичману в первый момент действительно показалось, что гибкий жгут прошил парня, однако спина того выглядела целой, и крови вроде не капли. Затем механическое жало оторвало парня от земли и понесло к машине. В воздухе, дергая ногами и похрипывая, он успел выстрелить еще раз, едва не угодив в майора Гармаша.

Лугин затаился в выемке пенолита, не дыша, забыв о боли в спине и ребрах, вжавшись как побитый мышонок. Да и что мог он сделать с пустыми руками против чудовища, которому пули что плевки. Возможно, умнее было выскочить из паршивого укрытия и ноги в руки, не оглядываясь за чемоданную баррикаду, дальше, дальше между палаток. Однако удобный момент мичман упустил. Кафравская машина, терзая слух электрическим жужжанием, подобралась совсем близко. Каким-то образом зависая над полом, она двигалась вперед с неторопливой уверенностью смерти. Когда ее лобовая часть поравнялась с Лугиным, в его голове успела просвистеть всякая дрянь, едва похожая на здоровые человеческие мысли. Вспомнился и Климыч, и чайка-поморник, и острие ножа в двух пальцах от ребер, и заповеди из вечной Книги — все крошевом, вспышками, осколками битого стекла. Краем глаза он видел, как паковался парень-стрелок, с отвратительным шелестом во что-то вроде целлофана.

Машина не сочла мичмана Лугина объектом достойным внимания — прошла мимо. Вот уж спасибо за милое пренебрежение! Первый раз Сергей пошевелился, когда чудовище добралось хаты возле арки. Пошевелился, повел головой, увидел, что проход пуст, будто вымер нафиг Нововладимириск, только со стороны Ленинского проспекта кто-то драл глотку.

Из-за ширмы настороженной лисичкой выглянула Хитрова. Ей все надо, везде влезет.

8

После произошедшего нужда скорее исчезнуть из пятого сектора, и вообще с беспокойных закоулков Нововладимирска стала в десять раз очевиднее. Здесь исключительно плохо. Настолько, что, пожалуй, в московской квартире, опасаясь каждую секунду, что в двери забарабанит Руслан Агиев, Ирина чувствовала себя спокойнее. А здесь… Здесь… Господи, всюду шныряли всякие уроды с пистолетами, ножами, автоматами! Такое чувство, будто тебя все время держат под прицелом, и у каждого палец чешется нажать спусковой крючок. Если не убить, то принудить к чему-нибудь, использовать самым грязным образом. Ко всему добавились кафравские машины, разъезжавшие по округе будто одержимые жнецы смерти. Без колес, вместо кучера бездушный автомат — от чего еще страшнее. И не острые косы собирают человеческую жатву, а какие-то жгуты. Вонзаясь в тело, они, конечно, вытягивают кровь и душу будто через соломинку коктейль из бокала. Остаток вроде в целлофановый пакет, на корм псам космического ада. Кушайте человеческие косточки! На них еще мясо. Они теплые. А здесь холодно. Холод непонятный, неземной. Красина плотнее запахнула куртку и не удержалась, чтобы не выбить из пачки сигарету. Щелкнула зажигалкой, закурила. Этот холод другой… Если зимой в Подмосковье он — чистота, свежесть вперемешку со снегом и радостью, то здесь словно по телу ползают мокрые мыши. Одежда от этого мерзкого холода не спасает. Хочется освободиться от него, скинуть его, сорвать с себя руками. Только это невозможно, он въелся в кожу как грязь. С каким бы удовольствием она сейчас нырнула в горячую ванну. Полжизни отдала за часик в согревающей до томления воде и ароматной пене. Оставшиеся пол жизни за теплый махровый халат и чай с малиновым вареньем. Итого: жизни бы не осталось. Правильно, зачем она такая нужна здесь? Ради чего?

— Испугались? — поинтересовался солдат. Кажется, его звали Артемом — Ирина никак не могла запомнить, потому что майор редко обращался к ним по именам. А между собой срочники разговаривали тихо.

Он полез в карман и достал мятую пачку «Примы».

— Хочешь с фильтром? — Ира протянула Winston, и когда он с трепетной благодарностью угостился, ответила на его странный вопрос. — Испугалась. Раньше мне казалось, ко всему можно привыкнуть. Даже к страху, если постоянно жить в нем. Но у меня не получается привыкнуть к страху.

— Я в детстве боялся Буяна. Кобеля соседского так звали, — Артем закурил, морща прыщавый нос и чему-то улыбаясь. — А он раз спас меня от пьяного дядюшки Димы, когда тот меня хотел со всей злости отдубасить за свой мотоцикл. Выскочил из дырки в заборе и стал между ним и мной. Шерсть дыбом, рычит на дядьку. Поэтому выходит, не всегда мы боимся правильно. Не понимаем, что на самом деле страшно, а что сами себе напридумывали. Хорошие у вас эти Winston. Таких бы пять пачек за раз скурил, — он затянулся с солдатской жадность, мигом спалив четвертушку сигареты. — Вы, я слышал, из Москвы?

Ирина кивнула, улыбнувшись его детской непосредственности.

— Я из Сокур. Это под Казанью. В Москве ни разу не был, хотя наш полк под Раменским месяц дурью маялся. Вот обидно, так и не посмотрю столицу. А с другой стороны, — он прикрыл один глаз, с хитринкой глядя на Красину, — если бы мне кто из взвода сказал, будто я этим летом буду всякие поганки жрать на космическом корабле, я бы морду начистил за такие приколы. Ладно с Москвой — на Фаргерте будет точно поинтереснее. Даю вам слово.

— Ильин! — рявкнул Гармаш.

— Я! — Артем круто развернулся на каблуках.

— Хватит легкие засорять. Твой багаж вот и вот, — майор указал на профессорские сумки, собранные, расставленные в ряд возле чемодана. — Нести бережно как хрустальную вазу.

— Есть! — Ильин еще разок ожесточенно затянулся и шепнул, наклоняясь к Ирине и выдыхая дым: — А вы красивая. На актрису похожи. Как-нибудь еще вместе покурим?

Он мимолетно сжал ее ладошку и отправился выполнять команду Гармаша. Красина не нашла, что сказать, только губы разомкнула от неожиданного комплимента. Ну совсем свихнулся прыщавый мальчишка! Она лет на семь старше его, а он туда же: вместе покурим. Видимо, гормоны сильно давят на голову. Света Хитрова когда-то дожидалась своего солдатика, давно, еще на первом курсе института. Скучала, смелости набралась, поехала после сессии к нему в Новочеркасск. А он там, как выяснилось, из части через забор и по очереди крутит с двумя подругами. Да крутит с таким азартом, что одна уже на третьем месяце беременности. Гормоны, гормоны, тяготы армейской жизни с невыносимым воздержанием. Мужчины все одинаковы с пеленок: легкомысленны, нахальны и жестоки. Они как особый вид биологических существ неисправимо деструктивны. Одни разрушают словом, идеей, другие грубой силой, оружием, третьи тихонечко эгоизмом. Интересно, что о таком псевдобиологическом выводе сказал бы профессор Чудов? С другой стороны, к ним иногда проникаешься жалостью. Даже сразу не поймешь, откуда она берется. Просачивается как вода в невидимые щелочки души, и потом принимаешь ее как родную субстанцию. Ладно, солдат Ильин, покурим. Чего же вместе не покурить, если здесь нет ничего веселее табачного дыма.