Кречет. Книга 1-4 - Жюльетта Бенцони

избавиться от утомительного общества жены нотариуса, взял наугад первый попавшийся бокал с подноса — он счел бы сладковатый напиток отвратительным, не будь он таким ледяным, — и осторожно присел на краешек софы, а точнее повис, почти не опираясь на нее, так мало места оставила ему хозяйка, придвигаться же ближе к этой женщине, источавшей душный аромат жасмина, у Турнемина не было ни малейшего желания. Хотя он и так благодаря высокому росту обозревал без помех глубокое декольте и чересчур бурно, на его взгляд, волнующуюся грудь. Однако не мог же он отдернуть руку, когда на нее легла ласковая, чуть влажная ладошка.

— Ну же, злодей вы этакий, не заставляйте себя упрашивать! Расскажите о Версале. Вы знакомы с королевой?

— Я имел честь находиться в обществе Ее Величества, но с тех пор уже прошло несколько месяцев, так что ничего нового мне вам не сообщить. Ведь, прежде чем отправиться в морское путешествие, я некоторое время провел на родине — в Бретани, и потом сюда-то я приплыл из Нью-Йорка.

— Не важно! Расскажите мне о королеве. Она действительно так красива, как говорят? А кто у нее сейчас в любовниках?

Жиль малодушно обрадовался этому неловкому, грубоватому вопросу — он позволял ему проявить возмущение… и встать с дивана, не теряя достоинства. Дама, видя, что он не пытается к ней подвинуться, решила действовать сама и приблизилась уже на опасное расстояние.

— Сударыня, — с негодованием произнес Турнемин, — я не верю своим ушам. Неужели столь достойную даму, как вы, привлекают глупые пересуды? Лично я абсолютно убежден, что Их Величества король и королева бесконечно преданы друг Другу. На этом разрешите откланяться…

Вы, конечно, понимаете, как мне трудно вас покидать, но я должен быть у губернатора.

Сокрушенный вздох, вырвавшийся из груди Элали, вполне мог бы наполнить воздушный шар.

— Как? Уже? Мы даже не успели поговорить.

Но вы ведь еще будете у нас?

— Непременно, сударыня. Послезавтра…

Последовал новый вздох, еще более глубокий, если это вообще возможно. И Жиль, опасаясь, как бы хозяйка дома не бросилась ему на шею, торопливо поцеловал ее пухлую ручку и пошел к двери, которую предупредительно распахнула перед ним негритянка. А несколькими мгновениями позже он снова шагал по пыльной мостовой Кап-Франсе и с облегчением чувствовал, что избежал западни.

На улице стояла изнурительная жара, однако Турнемину казалось, что здесь ему дышится легче, чем в прохладном жилище нотариуса. Ощущение это было, без сомнения, связано с чересчур тяжелым приемом, который оказала ему Элали Моблан, и ее хвалебными отзывами о Симоне Легро. Сам нотариус, похоже, был весьма неплохим человеком, и Жилю было его немного жаль — несладко иметь такую жену.

Поддайся Турнемин своему боевому темпераменту, он бы потребовал выдать ему нужные документы немедленно (в конце концов, оформить их мог любой мало-мальски грамотный клерк) или попытался бы вступить во владение поместьем вовсе без них, но он принудил себя проявить терпение. Он здесь новичок, и ему казалось правильным сделать на первых порах уступку местным привычкам и нравам, к тому же все равно пришлось бы привыкать к несколько замедленному ритму жизни тропического острова. Время тут, по-видимому, ничего не стоило: двумя днями раньше или позже — никто этому и значения не придает…

Так что временем он располагал и потому с удовольствием пошел через весь город пешком, тем более что ему хотелось познакомиться с ним как можно скорее. Направляясь к нотариусу, Жиль, разумеется, переоделся — свой роскошный, но тяжелый мундир он сменил на сшитый в Нью-Йорке костюм из белого тика, легкий и респектабельный: из-под сюртука с золотыми пуговицами и квадратными полами выглядывала тонкая батистовая рубашка и свободно завязанный галстук, того же цвета штаны были заправлены в сапоги из мягкой кожи. А дополняли этот элегантный и уместный наряд задорно сдвинутая набок шляпа из тонкой соломки и трость с золотым набалдашником. Однако, если Турнемин, одевшись по местной моде, думал остаться незамеченным, он просчитался. Хоть и тянулись в Кап-Франсе с востока на запад тридцать семь улиц, а девятнадцать пересекали их, хоть и лежали за его пределами бесчисленные плантации, все же это был маленький городок, где каждый знал каждого, так что за прогулкой высокого (в прямом и переносном смысле) незнакомца следило множество глаз.

Не замечая направленных на него взглядов, Жиль с удовольствием затерялся в шумной, яркой толпе — под цветущими ветвями или синими гроздьями палисандра словно шло нескончаемое праздничное гулянье. Нельзя сказать, чтобы все негры — а их было в толпе большинство — носили лохмотья. «Домашние» рабы — они родились уже на острове и получили определенное воспитание — одевались в хлопок светлых тонов, полосатый, в цветочек, или просто белый, синий, красный или желтый; у женщин на головах высокие чепцы из муслина, газа или фуляра. Что же касается свободных граждан, будь то черные или мулаты, они вообще почти не отличались одеждой от белых — разве что пристрастием к более ярким краскам. Некоторые из них выглядели изысканно: дорогие ткани, драгоценности.

Рядом с этими приодетыми женщинами и мужчинами, чьи черты благодаря смешению крови приобретали порой утонченность и даже необычайную красоту, особенно заметны становились недавно привезенные на остров рабы, «негритосы»: с одной стороны дикость и нищета, с другой — достаток и цивилизация.

Порой Турнемина поражала экзотическая красота встречных женщин. Ему попадались удивительные негритянки — словно полные презрения идолы из черного, отполированного до блеска дерева, полные сладострастия, словно спелые плоды, мулатки с золотистой кожей. Встречались ему и белокожие светские дамы с грациозной антильской поступью — элегантность нарядов, хоть и не поспевавших за версальской модой, красноречиво свидетельствовала об их высоком положении, и Жиль с удовольствием приветствовал красавиц. Волосы их были убраны в кружевные или блестящие газовые чепцы, на которые надевалась широкополая шляпа, платья белоснежные или пастельных тонов всех оттенков радуги. Они проплывали мимо Турнемина в открытых колясках, запряженных рысаками, или на плечах четырех крепких негров в легком паланкине из черного дерева, украшенном светлыми шелковыми лентами, с муслиновыми занавесками цвета зари, лазури или снега, раздувавшимися под легким ветром подобно парусам крохотных суденышек.

Очаровываясь все больше и больше. Жиль долго бродил по узким улочкам с глинобитной мостовой (замощены по-настоящему были лишь несколько центральных улиц) и выстроившимися вдоль них чудесными двухэтажными домами — их крытые балконы, выкрашенные в белый, синий или желтый цвет, словно были сделаны из металлического кружева. Стены оштукатурены или покрашены желтой краской, а оконные наличники — белой. Повсюду высокие пальмы, многие ограды и балконы увиты