Печать Тамирайны - Людмила Власова

— Хуже, чем ты. Ты-то опомнился, а он — нет. Так и валяется без сознания.

Птица раскрыла клюв, собираясь что-то сказать, но передумала, пару секунд помолчала и наконец жалобно проблеяла:

— Ну если пива нет, так кофе найдется? И поесть чего-нибудь.

Да, ему определенно надо поесть. Вероятно, он зверски голоден после почти двухдневного обморока. Может, за едой забудет о том, что его хозяин стал моей жертвой.

Возвращаясь с бутербродами и кружкой кофе для Аргуса, я прошла мимо комнаты, в которой спал демон. Дверь оказалась открытой — Архип, судя по всему, ушел, на время прекратив свои попытки привести посланца из Бездны в чувство. Тот все еще беспробудно дрых. Правда, храпеть перестал.

Я подошла к кровати, на которой лежало тело любимого когда-то мною мужчины. Он сильно изменился за последние двое суток: лицо осунулось, под глазами залегли черные тени, на щеках пробилась щетина. От прежнего Романа Коваленко осталась лишь тень. У меня предательски сжалось сердце, и я присела на стул рядом с кроватью. Все-таки Роман не был мне безразличен. И, видимо, уже никогда не будет.

— Люблю, ты слышишь, милый, милый! Открой глаза, ответь мне: «Да». Зато, что я тебя убила, твоей я стану навсегда, — слащавым голосом издевательски промурлыкал кто-то (не иначе Макар) за моей спиной.

Я обернулась, собираясь запустить в зловредного недоросля чем-нибудь тяжелым. Но на пороге комнаты стоял Аргус. Не бить же и без того пострадавшую птицу?

— Не знала, что павлины наизусть помнят Гумилева, — произнесла я.

— Не думал, что ты Гумилева читала вообще, — откликнулся Аргус.

Птица проковыляла к кровати и взобралась на нее. Пернатый внимательно вгляделся в лицо Романа, потом перевел взгляд на меня. Кажется, я выглядела не лучше обморочного демона, потому что Аргус посоветовал:

— Да не грузись ты так! От тебя в данном случае ничего не зависело. Ты сделала лишь то, что должна была сделать.

На глаза навернулись слезы и я, отвернувшись, пробормотала:

— Я же любила его…

— Ерунда! — весело заржал Аргус. — Просто польстилась на красивую вывеску. На нее и до тебя многие льстились. Но, кроме красивой вывески, у него ничего не было. Прости, Роман — редкостная пустышка.

— Врешь, — всхлипнула я. — Он талантливый. Он так писал, так писал… Даже по его статьям видно, что он самый лучший, умный, чуткий…

— Хватит реветь, — прервал мои излияния пернатый. — Вынужден тебя разочаровать: самый лучший, умный, чуткий — это я. Все статьи Романа Коваленко (ну за редким исключением) писал я. Ромыч, конечно, парень неплохой… был, но категорически не способен к письменному изложению своих мыслей. Да и мыслил Ромка только о том, что он у нас избранный. Не поверишь, ни о чем другом думать не мог. Избранный…

— Куда избранный? — тупо поинтересовалась я, ошалев от нового поворота событий.

— В Госдуму, — съехидничал Аргус. — Ромыч у нас по жизни избранный для осуществления великой миссии — настучать Ширкуту в бубен. Почти как Киану Ривз в «Матрице». Наш Нео. Это я ему предсказал, что он удостоится внимания самой богини Тамир, а потом положит конец владычеству Ширкута над второй половиной Вселенной. Это его миссия.

— Миссия невыполнима! — прошипела я, радуясь возможности осадить обнаглевшую птицу. — Если ты заметил, Романа больше нет. Он мертв.

— И в чем проблема-то? Оживет, — не растерялся Аргус, перебрался по бесчувственному телу демона ко мне поближе и в один присест заглотил бутерброды с мясом. В следующее мгновение его голова утонула в кружке с кофе.

Услышанное от пернатого меня совершенно не обрадовало. А последнее заявление так и вовсе испугало. С чего это Роман оживет? Хотя… во всех голливудских фильмах маньяки-убийцы с первого раза не умирают. Когда все думают, что злодей уже выключен из игры, он оживает — круче и сильнее прежнего. Причем в самый неподходящий момент. Кто сказал, что в теле Романа точно демон? А вдруг этот подлец Коваленко вовсе не покинул тело, а затаился. Только и ожидает момента, чтобы… Я с опаской отодвинулась подальше от кровати.

Аргус облизнул клюв и сообщил:

— Нам пора идти.

— Куда? — не поняла я.

— К Камню, — пояснил пернатый. — Я там вчера несколько перьев потерял. Облезаю, понимаешь ли. Надо их найти.

— Зачем они тебе? Облезаешь так облезай.

Аргус возвел глаза к потолку:

— Что ж мне в этот раз такая недотепа досталась? Каждое мое перо со мною связано неразрывно. Судьбу каждого я отслеживаю, поэтому нет смысла перья по ветру развеивать, и так слишком много их по миру разбросано. Одно, например, в том талисмане, который подарил тебе Роман. Зря ты, кстати сказать, его сняла. По нему я в любой момент мог определить, где ты находишься, и даже слышать твои разговоры.

— ФСБ в твоем лице много потеряла, — хмыкнула я.

— Да уж, — не стал возражать пернатый. — Ну так вот, мои старые перья надо собрать и сжечь. Тогда новые вырастут яркие, шелковистые.

— Тьфу, так ты все же Аргус или Феникс, который из пепла возрождается? — поинтересовалась я.

— За тысячи лет моей жизни меня по-всякому называли, — пояснила птица. — Родовое имя — Аргус. На Земле иногда Фениксом кликали. Феникс — это римский вариант. По-вашему, древнерусскому, — Фенист.

— Еще скажи, что Фенист — ясный сокол, — предложила я.

— А чем не сокол? — приосанившись, вопросил Аргус.

На сокола облезлая птица была похожа меньше всего. На Фениста — ясного сокола тем более. Уж русские сказки я очень хорошо помню. В них любая древнерусская девица готова была отказаться от нового сарафана, кокошника и леденца на палочке ради перышка Фениста. «Привези ты мне, батюшка, перышко Фениста — ясна сокола». Глупый батюшка и привозил. А потом начинал этот самый сокол к девице по ночам летать, в парня превращаться и до утра гостить. Она ему стол накрывала, постель расстилала и так далее, и тому подобные эротические мотивы. Когда последствия его посещений становились очень заметны, Фенист обычно ругался с девушкой и сваливал в туман.

— Да-да, — каркнул Аргус. — Про меня еще с незапамятных времен сказки сказывали.

— То есть если ты сейчас оземь грянешься, то превратишься в добра молодца? — коварно предположила я.

Пернатый посмотрел на меня с неприкрытой жалостью и пояснил:

— Если я сейчас оземь грянусь, то все кости переломаю. Стар я для подобных подвигов. А все эти истории с превращениями… сами бабы придумывали. Залетят от: соседа-кузнеца, а Фенист крайним остается. Я при всем желании не смог бы в человека оборотиться: масса тела слишком мала. Да и летать к каждой впечатлительной девице, которая мое перо раздобыла, уж слишком утомительно. Я ведь в те времена популярен был — как нынешние поп-звезды. Про наши с Тамирайной похождения сказки сочиняли, легенды рассказывали, былины. И перышко мое любой девице считалось престижным иметь — ну как сейчас постер звезды с автографом. Я был героем для женщин. А мужики мечтали с Василисой Прекрасной повстречаться — с Тамирайной.