Двоюродные братья - Иосиф Израилевич Рабин

Бундовская фракция начала кричать, топать ногами и стучать стульями. Тут вмешался председатель, предлагая бундовскому представителю продолжать речь. Тот заговорил, но Циммерман, продолжавший стоять на трибуне, стал кричать:

— Предательство, предательство, предательство!. Разбойники, жулики, воры!

Раздался долгий, звонкий смех.

А Циммерман, размахивая руками, пискливо выкликал: «Карманные воры!»

Тогда смех перешел в хохот.

Понемногу хохот улегся, затих. Но эсеровская фракция свистом и возгласами снова взорвала тишину, мешая говорить представителю Бунда. Циммерману, все еще остававшемуся на трибуне, бундовцы тоже не давали говорить.

Радовались железнодорожники тому, что драка выглядит столь глупой, столь мелочной, как среди торговок на базаре.

Председатель усмехался, и морщины разгладились на его лице. У него возникло сомнение: дать ли им возможность продолжать драку или, может быть, как раз сейчас приступить к выборам в президиум. Он сидел за столом один, не имея с кем посоветоваться. Поднявшись, он позвонил в колокольчик; когда утихло, он сказал:

— Мы приступаем к выборам в президиум, никто не возражает?

Это «не возражает» вызывает взрыв злобы у эсеров. Он это почувствовал и слегка вздрогнул. Возможно, в данный момент этого говорить не следовало.

— Принято?.. ну, предложение таково... никто не возражает?.. Пусть президиум занимает места. А вы (бундовскому оратору) продолжайте речь.

Бундовский оратор молчал, пораженный столь быстрыми событиями. Зал тоже молчал. А мозг председателя сверлила мысль: не потеряться бы, необходимо выдержать.

Сам не понимая, как это произошло, он начал приветствие Совету. Он говорил о предстоящей работе и о том, как эту работу нужно проводить. В зале уже не слушали его. Делегаты сговаривались между собой, фракции послали своих руководителей на совещание. Зал оживился.

Председатель все еще сидел один за столом. Он почувствовал приближение того, чего больше всего боялся, — создания большинства против коммунистов. Председателем Совета может оказаться Циммерман, и когда придут красные, то придется разогнать Совет. Это будет необходимо, но как тяжело, как плохо, как нежелательно. Он почувствовал толчок, словно внутри что-то оборвалось, и растерянно замахал руками.

Нарочито повысив голос, придавая ему торжественность, он стал вызывать членов президиума по именам, приглашая их на трибуну. Пришли, однако, только коммунистические представители, остальные даже не слушали. В зале стоял гул. Делегаты, сгрудившись вокруг своих представителей, слушали Циммермана.

Председатель позвал коммунистическую фракцию на трибуну, за ней последовали коммунисты из зала и сочувствующие.

— Товарищи, — сказал председатель, — возможно, что этого можно было избежать, но ждать этого надо было. Это не Совет, где большинство принадлежит меньшевикам и эсерам... Я довольно хорошо знаком с меньшевиками, сидел с ними в тюрьме, жил в каторге и их знаю. Они будут совещаться и ни к какому выводу не придут. Покажите им кукиш, и они станут уверять, что это лицо. Пусть дерутся, а как надоест — сами придут. Если же я их теперь призову к порядку, они скажут, что во всем виноваты большевики.

— А ты этого боишься? — отозвался железнодорожник.

— В самом деле, чего бояться! — поддержал его Янкель Шевц.

Председатель пытливо посмотрел через очки и растянул:

— Здесь дело не в боязни.

— Нет, здесь дело в испуге. Ты подрезал себе крылья, — сказал тот же железнодорожник.

И опять отозвался Янкель:

— Мне слово!

— Вы, может быть, даже не знаете, — сказал он,— что человек должен копать глубже лопаты. А наш председатель рассказывает бабьи сказки. Твердой рукой мы добились бы всего, не допустили бы никаких совещаний. Не церемонились бы с ними... А ты вот доигрался, ты остался со звонком, а собрание ушло от тебя. Совет, каким бы он ни был, должен существовать, а ты придушил его...

Некоторые поддержали:

— Правильно!

— Правильно!

Председатель острым, опытным взглядом окинул всех. И, как бы разгадав их нетерпение, спросил:

— Что же по-вашему нужно?

Тот же железнодорожник решительно и твердо заявил:

— Нужен другой председатель!

Кто-то даже назвал нового кандидата.

Председатель быстро обернулся.

— Этого не будет. Я — председатель и им останусь. Будьте покойны... Правда, вас большинство, а я один, но вы обязаны меня слушаться. Во всяком случае иначе быть не может, и говорить сейчас об этом нечего.

— Если не говорить, то голосуй!

— И голосовать не стану. Успокойтесь, товарищи!..

— Слово имеет...

Получивший слово был воем знаком, этого сочувствующего, которому доверяли как своему, все знали.

— Я беспартийный, портной и писатель, выслушайте меня. Председатель прав, честное слово прав. Чем мы здесь сегодня занимаемся в совете, разве просим помощи у меньшевиков? Нет. Их нужно терпеть потому, что их послали рабочие. Ни одного милиционера для охраны города ведь не дадут они, Нет! Вы, товарищи — коммунисты, но знаете ли вы, что такое большевизм? Послушайте, что я вам скажу. Большевизм — это разум, пролетарский разум, и на разум нужно опираться, каждый класс на свой разум. Совет с коммунистами — это Совет. Без коммунистов — лавочка. Так чего же вы хотите? Чтоб я так жил, — товарищ председатель прав! Он умница, честное слово... Надо еще разузнать, не пописывает ли он втихомолку.

Председатель улыбнулся:

— Значит, я уже не в одиночестве.

— Я тоже с тобой, — отозвался голос Малки.

— Малка тоже...

— Если Мендель Гой за тебя, — воскликнул Янкель, — то и Малка за тебя, они в последнее время слишком часто бывают вместе.

— У меня еще одно предупреждение, — смеялся Мендель Гой,— предупреждаю, что от нашего пребывания вместе получится больше результатов, нежели от пребывания вместе с меньшевиками.

Смех сопровождал его слова; этот смех смягчил озлобленность присутствующих.

* * *

Фракции заняли свои места. Циммерман бежал к трибуне. Председатель взял в руки звонок.

— Товарищи, перерыв окончен. Мы продолжаем повестку дня.

На трибуне стоял Циммерман, взявший слово для сообщения.

Выпрямившись, с полной уверенностью в своей победе, он не спешил начать, осматривая всех. Он бросил взор на председателя. Председатель слегка склонил голову, кровь беспокойно бурлила в нем, он физически ощутил испуг, точно кто-то собирался ударить его по голове. Что он предложит? Он может предложить нового председателя, новый президиум, новый Совет, он теперь все может сделать, по его сияющей физиономии видно, что они договорились, а большинство может сделать все, что оно захочет. Чего оно хочет?

Но Циммерман не спешил. В его спокойном голосе звучала уверенность.

* * *

В городской зал Шие пришел с чувством