Следователь - Александр Н. Александров

Фигаро присел над трупом и аккуратно коснулся запястья мертвеца. Смайл не препятствовал, просто стоял рядом и тер подбородок. Следователь достал уже знакомое главжандарму устройство, похожее на трубку с часиками, и поводил над трупом. Стрелка слабо дергалась.

— Мышцы рук…— начал Фигаро.

— Да, я обратил внимание, — врач кивнул. — До сих пор нет полного расслабления. И обширный спазм грудной клетки.

— Яд? — предположил главжандарм.

— Что же, по вашему, он вначале принял отраву, а потом перерезал себе глотку? Для верности? Нет, — врач покачал головой, — это самоубийство. Правда, самое странное самоубийство из всех, которые мне приходилось видеть.

Фигаро выпрямился и стал медленно ходить по номеру туда-сюда, стараясь не ни к чему не прикасаться. «Дорогой номер», подумал он. «Один из самых дорогих в «Глобусе». Дрова в камине догорели давно… Сигарный пепел в хрустальной пепельнице. Много пепла…»

— Номер снимали?

— Да, некий Виктор Вивальди. Заплатил за три дня. Где он сейчас — устанавливаем. — Врач уже складывал свои инструменты в чемоданчик.

— На момент совершения… м-м-м… самоубийства он был в номере?

— Пока не знаем. Ладно, может, вскрытие покажет что-то интересное. — Человечек в сером халате пожал плечами и вышел за дверь. Винсент Смайл повернулся к Фигаро.

— Вы говорили, что у Вас есть какая-то догадка…

— Не торопитесь, — остановил его следователь. — Давайте сначала опросим свидетелей.

— Ладно, — кивнул жандарм. — Свидетелей так свидетелей.

Темнело. За высокими окнами «Глобуса» вспыхнули фонари. Их маленькие огоньки, плывущие в снежной пурге, казались маячками на бакенах затерянной пиратской гавани, а проносящиеся мимо в белых вихрях сани — стремительными хищными барракудами.

Фигаро сидел за маленьким столиком у окна в холле, доедал безвкусный гренок с куриным крылышком и наполнял пепельницу трубочным пеплом. Рядом на бильярдном столе расположился Винсент Смайл с миниатюрной чашечкой кофе в руке. Главный городской жандарм снял пальто и остался в приталенном бежевом костюме: узком, аккуратном и дьявольски элегантном. Лицо Смайла выражало глубокую задумчивость. Он что-то бормотал себе под нос и постоянно чесал затылок автоматическим пером с золотым колпачком, так что в результате этих манипуляций шевелюра жандарма, ранее уложенная волосок к волоску, превратилась в некое подобие картины Адольфа Хистора — младшего «Взрыв на макаронной фабрике».

За время, проведенное с главжандармом, Фигаро уже успел понять, что внешний лоск Винсента Смайла являлся просто маскирующей приманкой, вроде огонька на лбу глубоководной рыбы-удильщика. Смайл наверняка родился в хорошей семье, получил замечательное образование и большое наследство, ему привили самые изысканные манеры, но… В высшее общество Смайл так и не попал, застряв где-то на полдороги.

Следователь его понимал.

Зато внешность и манера общения очень помогали Смайлу на службе. Если Фигаро просто не воспринимали всерьез (даже самые отъявленные жулики и головорезы трепали при нем языками без умолку), то Винсент Смайл внушал доверие, причем доверие какой-то заоблачной степени. Лучше всего шарм жандарма действовал на женщин, но и мужчины были не прочь потрепаться с вежливым предупредительным джентльменом.

— Так, — сказал начальник тудымской жандармерии, допивая кофе, — подведем итоги. Что у нас есть? Попробуем восстановить картину событий. Вчера, около девяти часов вечера, в номер двадцать семь — кстати, «люкс» — въехал некий господин, записавшийся в книге посетителей как Виктор Вивальди. Он заплатил сразу за три дня; платил наличными. Золотом. Причем лакей на входе утверждает, что приехал этот Вивальди в экипаже, описание которого — тут Смайл поднял палец — полностью соответствует описанию повозки Адама Фулла.

— Ага, — Фигаро поднес к носу свой блокнотик. — Возраст: около сорока лет. Одет очень аккуратно: светлое пальто, белая шляпа, рубашка, галстук… Волосы с проседью… Особые приметы — без особых примет. Характер — скорее, отвратительный.

— «Вызывающе-заносчивый», процитировал Смайл. — Так сказала горничная, менявшая в номере Вивальди постельное белье. Потому как то, что там уже было, показалось ему несвежим.

— Однако, как разговаривают местные горничные, — Фигаро покачал головой. — Прямо как классные дамы. Ладно: около десяти ему меняют постель. В половину одиннадцатого подают ужин. И где-то около полуночи он звонит в колокольчик. В двадцать седьмой номер отправляется прислуга из ночной смены…

— …Наш диковинный самоубийца, некий Альберт Виктум, двадцати трех лет от роду. Все, дальше провал. За ночь других вызовов от посетителей не поступало, Виктума никто не хватился, до самого утра никаких происшествий не случилось. Его нашла дежурная горничная около двух часов пополудни. Вивальди в номере не было. Когда он вышел и где он сейчас — неизвестно. Никаких записок и распоряжений Виктор Вивальди не оставлял, никаких личных вещей в номере не забыл. Разве что сигарный пепел.

— Что же мы имеем?

— Имеем? — жандарм поморщился. — Пока что имеют нас. Что мне писать в предварительном заключении? Вчера на станцию «Тудымский тупичок» прибыл некий мужчина сорока лет, который не уехал вместе со всеми, а подождал, пока пассажиры разъедутся, а дорогу завалит снегом. Все это время он отсиживался… где? В вагоне? В сортире? Понятия не имею. Как бы там ни было, около шести часов он выбрался из своего убежища и отправился договариваться с извозчиками о поездке в город. Причем выбрал он, почему-то, именно Адама Фулла. Более того, договорился он с Фуллом, видимо, заранее, потому что, как утверждает извозчик Бушля — пьяница и грубиян — Фулл просто вышел за дверь и не вернулся. Непонятно как, но на честном слове и на одном колесе Фулл довез этого типа до города. Наверное, с извозчиком он тоже расплачивался золотом. После того, как Фулл высадил своего пассажира возле «Глобуса», а сам поехал замерзать в снегу, предварительно покатавшись где-то еще часа четыре, наш странный гость…

— …Который на этом моменте превращается в Виктора Вивальди…

— …заплатил за номер, поругался с горничной и около полуночи вызвал к себе прислугу. Виктум, очевидно, немного опоздал, поэтому так расстроился, что перерезал себе горло. Типа как самурай, не вынесший позора, режет себе брюхо наискосок. Вивальди, натурально, ужаснулся такому экспрессивному проявлению местных нравов и в панике сбежал заливать шок в какой-нибудь кабак.

— Полный бред.

— Полный и абсолютный, — Смайл покачал головой. — Я уже послал человека проверить, не остановился ли этот Вивальди где-нибудь еще.

— Пустая трата времени.