Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни) - Рауль Ванейгем
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце концов, нигилизм никогда не был чем–либо кроме перехода, узла двойственности, колебания между двумя полюсами, от услужливой покорности до перманентного повстанчества. Между ними двумя, пролегает ничейная территория, туманная земля самоубийства и убийцы–одиночки, этого преступника, которого Беттина так сильно и точно описывал как живое преступление против государства. Джек Потрошитель недостижим для всей вечности. Он недостижим для механизмов иерархической власти, недостижим для революционной воли. Он вращается вокруг нулевой точки, на которой разрушение, переставая продлевать разрушение со стороны власти, одолевает её, превосходит её, ускоряя её вплоть до состояния сумасшествия пыточной машины из Исправительной колонии. Бытие Мальдорора обладает функцией доведения общественной организации до её пароксизма; до её саморазрушения. Абсолютное отрицание общества индивидом становится реакцией на абсолютное отрицание обществом индивида. Разве это не зафиксированная точка эквилибриума обращения перспективы, на которой не существует ни движение, ни диалектика, ни время? Полдень и вечность великого отрицания. А затем, погромы; по ту сторону их, новая невинность. Кровь евреев или кровь ментов.
***
Активный нигилизм присоединяет к сознанию распада желание обличать его причины и этим ускорять его движение. Провокация беспорядков является лишь отражением беспорядка правящего миром. Активный нигилизм является предреволюционным; пассивный нигилизм — контрреволюционным. И часто случается так, что человеческое общество оказывается между тем и другим, в вечном колебании, в вальсе–сомнении заодно драматичном и шутовском. Как тот красный солдат, о котором писал советский автор Виктор Шловский, беспрестанно кричавший, «Да здравствует Царь!». Но обстоятельства рано или поздно должны сложиться так, что они оказываются у барьера и должны занять ту или другую сторону.
***
Из–за противодействия со стороны официального мира всегда приходится учиться танцевать самому. Надо также всегда идти до конца в своих требованиях, не оставляя их радикальности при первом же препятствии. Лихорадочное обновление мотиваций к которому приговорён курс на потребление удачно получает прибыль от всего необычного, причудливого и шокирующего. Чёрный юмор и гнев проступают сквозь рекламный салат. Определённые способы танцев с нонконформизмом занимают своё место в ряду господствующих ценностей. Сознание разложения ценностей находит себе место в стратегии продаж. Разложение – тоже товарная стоимость. Шумно распродаётся одобренное ничтожество; идёт ли речь об идеях или о предметах. Солонка в виде Кеннеди, с дырочками в виде смертельных пулевых ранений демонстрирует с какой лёгкостью шутка, которое в своё время доставила бы удовольствие Эмилю Понже и его Отцу Пейнару, сегодня подпитывает рентабельность.
Дадаистское движение выразило сознание разложения в наивысшей степени. Дадаизм на деле содержал в себе семена преодоления нигилизма, но он оставил их гнить в свою очередь. Вся сюрреалистическая многозначность происходит с другой стороны из справедливой критики, выраженной в неудачный момент. Что это значит? Итак: сюрреализм с весьма полным правом критикует дадаизм, давший осечку в преодолении, но когда он в свою очередь предпринял попытку преодоления дадаизма, он сделал это не отрываясь от изначального нигилизма, не принимая в качестве основы принцип Дада–против–Дада, не подходя к нему исторически. И как история была кошмаром, от которого сюрреалисты, разоружённые коммунистическими партиями, застигнутые врасплох войной в Испании, так никогда и не очнулись, потоянно ворча, но следуя за левыми в качестве верных собак!
Некоторые аспекты романтизма, уже доказали, без малейшего вмешательства со стороны Маркса и Энгельса, что искусство, т.е. пульс культуры и общества, обнажает в первую очередь состояние упадка ценностей. Век спустя, когда Ленин решил, что это фривольный вопрос, дадаисты увидели в артистическом абсцессе симптом обобщённого рака, болезни целого общества. Неприятное в искусстве не отражает ничего кроме искусства неприятности, установленного повсюду в качестве закона власти. Вот, что дадаисты 1916–го установили с такой ясностью. По ту сторону подобного анализа находится лишь вооружённая борьба. Неодадаистские куколки Поп Арта, размножающиеся сегодня в навозной куче потребления нашли себе больше употребления.
Работая с большей последовательностью, чем Фрейд, над самоизлечением и над излечением своих современников от отвращения к жизни, дадаисты возвели первую лабораторию по оздоровлению повседневной жизни. Их действия вышли далеко за пределы мысли. «Что имеет значение», сказал художник Грос, «так это работа, так сказать, в самой кромешной темноте. Мы не знали, что мы делали». Дадаистская группа была воронкой, в которую засасывались бесчисленные банальности, огромное количество незначительных вещей этого мира. С другой стороны, всё было преобразованным, оригинальным, новым. Существа и предметы оставались теми же, но всё же, они приобретали новое значение. В магии вновь обретённой реальной жизни началось обращение перпективы вспять. Подрывная деятельность, т.е. тактика обращения перспективы, подточила незыблемые рамки старого мира. Поэзия, творимая всеми обрела в этом уничтожении свой истинный смысл, далёкая от всякой литературности, которой жалким образом в конце концов подчинились сюрреалисты.
Изначальную слабость дадаизма лучше всего искать в его невероятной скромности. Говорят, что Тцара, этот клоун, серьёзный, как папа римский, который каждое утро повторял фразу Декарта: «Я даже не хочу знать были ли до меня люди», этот Тцара презрел таких людей как Равашоль, Бонно и махновцы, присоединившись к стадам Сталина. Если дадаистское движение развалилось перед невозможностью преодоления, так это из–за того, что они не догадались поискать опыт возможного преодоления, или моменты, когда бунтующие массы брали в свои руки свою судьбу, в истории.
Первое отступление всегда ужасно. От сюрреализма до нео–дадаизма, эта изначальная ошибка бесконечно множилась и разносилась. Сюрреализм обращался к прошлому, но каким образом? Воля сюрреалистов к исправлению ошибок, приводила к худшим ошибкам, когда, ссылаясь на абсолютно достойных восхищения личностей (Сад, Фурье, Лотреамон…), они так много и так хорошо писали об этих своих протеже, что приобретали для них уважительные ссылки в пантеоне героев школьных программ. Литературная карьера подобна карьере, которую сделали в современном зрелище разложения для своих предков нео–дадаисты.
***
Если существует сегодня международный феномен, схожий с дадаистским движением, то это самые красивые проявления хулиганства. То же самое презрение к искусству и буржуазным ценностям, то же отрицание идеологий, та же воля к жизни. То же незнание истории, тот же рудиментарный бунт, то же отсутствие тактики.
Нигилисту не хватает осознания нигилизма других людей; а нигилизм других людей отныне запечатлён в современной исторической реальности; нигилизму не хватает сознания возможного преодоления. Тем не менее, это выживание при котором так много говорится о прогрессе, но только из–за отчаяния в том, что этот прогресс возможен, является также плодом истории, родившимся из всех поражений прошлого. Осмелюсь сказать, что история выживания является историческим движением, разрушительным для истории. Ясное сознание выживания и его невыносимых условий смешивается с сознанием последовательных поражений, и как следствие с искренним желанием возобновить движение преодоления повсюду во времени и пространстве, на той точке, где оно было преждевременно прервано. Преодоление, т.е. революция повседневной жизни, начнётся с того, что будет возрождено сердце радикальности, которому будет придано насилие обречённости и негодования. Цепная реакция подпольной созидательности должна обратить вспять перспективу власти. Нигилисты, в конечном счёте, единственные союзники друг для друга. Они живут в отчаянии непреодоления? Последовательная теория может показать им фальшь их мировоззрения, заставить энергетический потенциал их накопленной злобы работать на их волю к жизни. С этими двумя фундаментальными понятиями – радикальной страстью и историческим сознанием разложения – нет человека, который не смог бы бороться за повседневную жизнь и за радикальное преобразование мира. Нигилисты, сказал бы де Сад, ещё одно усилие, если вы хотите стать революционерами!
19 глава
«Обращение перспективы вспять»
Свет власти затухает. Глаза общественной иллюзии подобны прорезям в маске, неспособным адаптироваться к индивидуальной субъективности. Индивидуальная точка зрения должна возобладать над фальшивым коллективным участием. В духе целостности, добиться социальности оружием субъективности, изменить всё начиная с самого себя. Обращение перспективы вспять – это позитивность негативного, плод, вырастающий из почки Старого мира (1–2).
