Журнал Наш Современник 2009 #2 - Журнал современник

- Я всегда в приходе обедню стою, а к тетушке на молебен.

- Потрафите в самый раз. Преосвященный в служении медлителен и служит истово и благолепно: в первом часу, не ранее, полагаю, обедня отойдет. Облачения крестовые: золотые кресты по лиловому бархату. Бархат в черни*.

- Я что-то не упомню его. Должно быть, не бывала на его служении. Давно он у нас?

- Менее года, как на покой присланы, в Вышатьев монастырь, что в десяти верстах от города. Постники, вина никакого; никогда не ужинают, но рыбу очень любят-с, красную-с. Были на Крайнем Севере, а прежде викарием в Привислянском крае-с. Магистр богословия.

Анисим Прохорович так же тщательно, как название праздника, выводил географические названия.

Он был одинок, жил с старушкой - двоюродной сестрой, и читал "Московские ведомости". На столе у него лежал крестный календарь и "Список архиереев". Он больше ведал продажей парчи. Покупщиков - церковных старост, архиерейских экономов, кафедральных протоиереев - он уводил в особую темную дощатую комнату с зелеными шелковыми занавесками, где всегда горела лампа, усаживал в кресло и говорил:

- У меня рост архиерейский. Наш духовный портной, по моему росту, многие облачения уже шил, на мне и примеривал, потому что на человеке пожилом это пристойнее, чем на бездушном манекене. Вы не сомневайтесь. Парча эта не тяжела, златовидна и умилительных тонов. В западном крае были случаи обращения униатов после служения владыки Пахомия в кафедральном соборе в облачении из вышереченной парчи. Благолепие, изволите знать, много способствует возвышению религии. В "Московских ведомостях" была корреспонденция.

Солидные покупщики любили покупать у Анисима Прохоровича, и если парча покупалась для какого-нибудь городского прихода или монастыря, он всегда приходил на первое служение, при котором облачались в облачение из новой парчи, и по окончании службы, умиленный и растроганный, подходил к протоиерею или эконому, брал благословение и, почтительно улыбаясь, говорил:

- Ну, вот видите, ваше высокоблагословение, - был ли я прав, когда смел предлагать Вашему высокоблагословению подобную парчу?

- А что, - спрашивал протоиерей, - разве величественно было?

- Небеси подобное украшение, - отвечал Анисим Прохорович и, вновь взяв благословение, откланивался.

Он был любитель и художник парчового дела.

Про парчу, - осторожно и медленно разворачивая тяжелую, блестящую золотом, пышную ткань, - он говаривал: "Это - для Бога. Царь царём"; про шелк говаривал: "Это - одеяние князей земных", и раскидывал перед покупателем, холеными руками своими, кусок шелковой материи быстрее, небрежнее и вольнее, чем парчу; а шерстяные товары сам никогда не показывал - и шерстяные и бумажные ткани определял: "Это - одеяние от на-готы-с, не более того: наги, по грехам нашим, родимся и получаем бренное прикрытие. Не красоте, а наготе-с". А шелк, и еще более парча - это была для него красота, ради которой он берег и свои руки, - и с усмешкой говаривал про себя: "Я белоручка-с: ни к чему не прикасаюсь".

Решив, что разговор с матерью достаточно веден так, что приличествовало началу, Анисим Прохорович осведомлялся:

* В Православной церкви священники служат в облачениях разных цветов. В Господские праздники - в белых, на Пасху и память мучеников - в красных, в Богородичные - в голубых, а Великий пост и постные дни - в лиловых.

- А чем, сударыня, можем служить? Время - деньги, говорят англичане, хоть мы в том, русские, им и не верим: у нас деньги особо, а время - особо.

- Вот что надо, Анисим Прохорыч: задала мне тетушка задачу - подобрать ей шелковой материи, желтого цвету, все оттенки: канареечного, палевого, лимонного. Какие только есть…

- Можем служить, - отвечал Анисим Прохорыч, - а количество-то, по всему вероятно, требуется не малое: по десяти аршин цвета, - и правая бровь, седая и чуть подстриженная, опустилась у него слегка над глазом.

Мать улыбнулась:

- Вы знаете тетушку. Пелену шьет к Федоровской. Надо по лоскутку каждого цвета.

- То-то я и говорю: количество не малое: наберем ли? - и Анисим Прохорович приподнял бровь и покачал головою. Я засмеялся, забежав за прилавок. Он повернул ко мне голову и повторил: "Наберем ли, молодой хозяин? а? товару-то больно много требуется!" - и тут же, другим голосом, приказал:

- Иван Никифоров, достань-ка образцы. Есть там желтые. Молодой приказчик кинулся искать, но, порывшись в картонах, принес

только два-три отрывка образцов желтой шелковой материи со словами:

- Больше нету-с желтой.

Анисим Прохорович нахмурил брови.

- А у нас палевые были - фай-франсе и саржа - и канареечные - фуляр? *

- Где-с?

Анисим Прохорович встал со стула, повернулся к нам спиной, крикнул сердито с раздражением:

- Ты сыщи, а я укажу! - опять присел на стул около мамы и, покачав головой, молвил сокрушенно, как будто и не кричал только что:

- Дивлюсь я, сударыня: мы, старые люди, на рубли помним, а у молодых людей - на полушку памяти не хватает! Отчего это?

Мать ничего не ответила, а протянула ему кусок желтого атласу:

- Вот такого бы цвету еще кусочек, Анисим Прохорович.

- Все это возможно, все это возможно, - отвечал он с тем же сокрушением в голосе.

Принесли еще отрезков, и мать отобрала из них целый подбор кусков желтого шелку всех оттенков. Я тоже выпросил для своей игрушечной лавки лоскут желтого атласу.

- Смею спросить, сударыня, - заговорил старший приказчик. - Мать Иринея какой узор шьют?

- Розан.

- Ну, тогда вам и зеленого канаусу* надлежит взять - на шипы-с и на листья.

- Тетушка не просила.

- А мы их не послушаем да присовокупим. Убытку не будет. А молодой хозяин перечить не станет.

Он погладил меня по голове. Мама хватилась брата.

- Сережа, сбегай, посмотри, где Вася.

Я уже знал, где Вася: он был в подвале, под лавкой, где стояли ящики, пустые и с товаром, валялись огромные круги с бечевкой, пачки картону, целые головы рогож. Мальчики и артельщики паковали товар.

* Фай (от франц. faille) - дорогая тонкая плотная шёлковая ткань, выделывался однотонным и имел различные оттенки, характерные для того или иного места первоначального производства. Популярностью пользовались фай-де-шин ("китайский фай") жёлто-коричневых оттенков и особенно фай-франсе ("французский фай") различных оттенков синего цвета. Судя по цвету, у Дурылина речь идет все же о фай-де-шине. Саржа - тип переплетения, характеризуемый рядом мелких диагональных полосок или рубчиков. Фуляр - легкая мягкая шелковая ткань, распространенная с XVIII в.

** Канаус - шелковая ткань из сырца или полусырца.

Горела подвешенная под потолком лампа. Брат сидел на ящике и пил чай с обколотого блюдечка, в которое ему наливал из огромного белого трактирного чайника краснощекий Филя, городской мальчик, лет четырнадцати, живший, как и все мальчики, у нас в доме, в "молодцовской". Здесь брат был общий любимец. Все его величали: Василий Николаевич. Василий Николаевич, сидя на ящике, устланном белой бумагой, раздавал направо и налево заказы: нужно было, пользуясь кратким пребыванием в подвале, заготовить для дому, для военных и строительных нужд, новые запасы веревок, картону, олову от пломб и товара, бумаги, мочалок и др‹угих› припасов для вооружения оловянных солдатиков, для постройки крепости и сооружения великолепных воздушных змеев с трещотками. Весь нужный материал был уже обозрен и отобран братом. Мальчик увязывал все это, а Филя, поя брата чаем, беседовал с ним. Брат говорил ему:

- У бабушки будет сегодня генерал, - а артельщик Иван Семеныч, пакуя ящик, возражал:

- У монахинь не бывают генералы, Василий Николаевич.

- Бывают, - отвечал брат, - но без оружия. Бабушка важная. Генерал поздравит - и уедет. Больше ничего.

- А я, Василий Николаевич, читал про "белого генерала", - сообщает брату потихоньку Филя, - у нас тут книжка есть.

И вот уже в руках брата замусоленная, исчерканная, перечитанная от скуки по многу раз всеми "подвальными" книжка про Скобелева. Брат не умеет читать, но делает вид, что читает ее, листая. Лицо у него серьезно.

- Под "белым генералом" бомбой лошадь убило, - с восторгом шепчет брату Филька.

- А он? - еще тише спрашивает брат, и лицо его становится еще серьезнее.

- Он уцелел, - отвечает Филька. Брат облегченно вздыхает и молча, не спеша, листает книжку.

Я зову его наверх, к маме, но нам обоим не хочется уходить. Брат показывает мне сверток со своими припасами, и, чтобы мама не забранила, мы решаем положить его потихоньку в пролетку, послав Фильку на это опасное дело. Филька уходит и через две минуты возвращается и громко объявляет:

- Мамаша идут садиться! - Мы прощаемся и бежим по лестнице, а Филька на ходу сообщает брату на ухо: - Готово дело.

Мать в дверях прощалась с Анисимом Прохоровичем и говорила нам торопливо:

- Садитесь, садитесь, дети. Мы опоздаем.

Андрей трогал, и через четверть часа мы были у святых ворот монастыря.