Тайны гениев - Михаил Казиник

Шопенгауэр исследует ментальность гениев, создателей.

Но должны быть учтены и те, для кого все это создается.

Если предположить, что гении создают сугубо друг для друга, то разрушается понятие этичности культуры.

И тогда удел всякого творца – трагическая башня из слоновой кости. Полная изоляция.

...Или же приходится предположить, что все гениальное, созданное Человечеством, оценивается какой-то внеземной цивилизацией...

Но тогда мы вынуждены констатировать, что все основы бытия Человека есть лишь формы физического выживания. Концепция избранности должна быть неверна. Но как это доказать?

К а к?

...Прихожу в пятый класс школы:

– Ребята, кто такой Пушкин?

Хором:

– Александр Сергеевич Пушкин – великий русский поэт!

Притворно удивляюсь:

– А откуда вы это знаете?

Хором:

– А нам Марья Ивановна сказала!

– И вы поверили?

Хором:

– А в учебнике тоже так написано. Вот, смотрите:

“Великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин

родился...”

– Ах, в книжке написано? А разве все книжки говорят правду?

Вот однажды я открыл книжку, которую когда-то всей стране рекомендовали читать, писателя Брежнев зовут. А открыв, прочел такое, что у меня даже голова закружилась. Например: “Вопрос подъема сельского хозяйства стоит сегодня в особенно острой плоскости”. Так вот, этой книжке не верьте, потому что “острой плоскости” не бывает! Не говоря уже об “особенно острой плоскости”.

– Не верьте ни Марье Ивановне, ни учебнику. Верьте мне.

Пушкин – плохой поэт.

И давайте договоримся так: чтобы получить пятерку у Марьи Ивановны, можете рассказывать ей, как в книжке написано, а когда я приду к вам в класс, то говорите все, что думаете. Ведь если в себе немного покопаетесь, то найдете там честное и совсем иное, чем в книжке, мнение о Пушкине.

Никому кроме Марьи Ивановны этот Пушкин не нужен. Потому что вы, когда домой приходите, совсем не Пушкина читаете.

Не привыкайте обманывать с малолетства.

А впрочем, если вы серьезно насчет великого Пушкина, то попробуйте объяснить мне почему это так. Вы какие-нибудь стихи Пушкина знаете?

Хором:

– Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя,

То как зверь она завоет,

То заплачет как дитя.

– Откуда вы знаете?

Хором:

– Проходили!

(Слово-то какое – “проходили”! Уж если “проходили”, то не Пушкина, а по Пушкину. Ну да ладно!)

– А вы можете доказать мне, что эти строчки написаны великим поэтом?

Мальчик:

– А здесь про бурю написано.

– Ну и что? Сто поэтов писали про бурю, а великий, как вы утверждаете, именно Пушкин.

Девочка:

– Это очень красивые стихи.

– Вот как. Мне кажется, что эта девочка очень красивая, а ее соседу по парте – нет, потому что она ему вчера списать не дала.

Дети смеются, но понимают: красота – не математическая формула.

– Ладно, я не буду больше притворяться, а признаюсь, что я не могу прожить без Пушкина ни одного дня. Более того, Пушкин может столь многому научить, что его творчество должно было бы стать отдельным предметом школьной программы.

И каждый урок давал бы нам невероятно огромное количество информации о мире, о поэзии, о философии, об истории, о географии, о психологии, об истории искусства, о музыке.

Для того чтобы это понять очень глубоко, нужно стать ПУШКИНИСТОМ (есть такая профессия в русской культуре). Но я попытаюсь доказать вам, что даже эти четыре строчки могли быть написаны только величайшим поэтом.

Вы когда-нибудь слышали как воет буря?

– Слышали: У-у-у-у-у! О-о-о-о-о!

– Точно! Вот и у Пушкина:

Бу-у-у-ря

Мгло-о-ю

Кро-о-о-ет

То-о-о-о

Заво-о-о-о-ет

То-о-о...

– А вы слышали, как плачет ребенок? –

– Слышали: А-а-а-а!

– Точно! Вот и у Пушкина:

За-а-пла-а-а-чет

Ка-а-а-к

Дитя-а-а-а...

Но самая удивительная строчка – вторая:

“Вихри снежные крутя”.

Здесь мы не только слышим вой бури, но и, выглянув в окошко, видим ее завихрения, видим, как буря крутит поземку.

Поэтому слово “снежные” – трехсложное, треугольное. А до этого все слова были двусложные, ибо буря только звучала, то есть “выла”.

А чтобы еще лучше понять музыкальный эффект этих строк, произнесите несколько раз вслух слова “вихри крутя”, “вихри крутя”. Произнесли.

и

По комнате понеслись звуки ветра... А теперь давайте прочитаем эти магические строки вслух.

и

Завыла буря, заплакал ребенок, закружилась снежная поземка...

Вальдорфская гимназия в одном из красивейших скандинавских городов...

В традициях этих гимназий есть очень интересная система –погружения в предмет. Это значит, что в течение двух недель у гимназистов не будет никаких предметов, кроме одного.

И для того чтобы это получилось, обычно приглашают преподавать людей не из школы. Это могут быть ученые, искусствоведы, писатели, философы, композиторы. То есть будет преподавание не школьное, ни в какой мере не традиционное, а творческое, с большим участием творческой практики.

Мне не раз доволилось проводить такие погружения в музыку для студентов Вальдорфской гимназии. Обычно это происходит:

понедельник–пятница с 9 до 16 (с перерывом на обед).

Суббота – концерт, на который приходят гимназисты с родителями, а также педагоги.

Следующая неделя – по тому же расписанию, и еще один концерт.

В течение десяти дней преподавания передо мной – 60-70 гимназистов, в моем распоряжении моя скрипка, рояль, проигрывающая система. Представляете себе, какие невероятные возможности для настоящего погружения в культуру, в музыку, в мир мыслей и звуков?!

В гимназии, о которой я вам хочу рассказать, в моем распоряжении было 64 гимназиста в возрасте от 16 до 18 лет. Перед началом первого дня, пока они рассаживались, их куратор или, как мы называем в нашей школе, классный руководитель, очень концентрированно и педагогически умно рассказывала мне об обстановке в классах и взаимоотношениях между гимназистами в группах. Показала мне “вождя” – очень нетрадиционной внешности и одеяния парня (“если вы ему понравитесь – вам будет легче”),

девочку с пониженной самооценкой, молодого человека с начинающимися алкогольными проблемами (“один на всю гимназию”!),

“суперсовременного” фанатика всех поп-жанров (“считает, что если человеку может нравиться симфония, то он либо притворяется, либо просто стар”).

Но больше всего меня заинтересовала необычайной красоты девочка, сидевшая далеко сзади, отдельно от всех, у самой выходной двери. Оказывается, сидит у выхода она не случайно.

(“Она эротически одержима. С самых ранних лет она сексуально общается с большим количеством мальчиков. Несмотря на то что ей только 17, у нее уже не один десяток сексуальных партнеров и не менее, чем четырехлетний (!) стаж сексуальной жизни. Мальчики знают о ее сексуальной безотказности и используют это в полной мере. Она живет только от дискотеки к дискотеке. Все, что не связано с сексом, не представляет для нее никакого интереса. Она и сидит-то у выхода, чтобы через десять минут улизнуть. Мы пока не смогли ничего изменить. Так что вы должны быть готовы и не воспринимать ее уход как своего рода демонстрацию по отношению к вам. И не удивляться, когда она исчезнет. А она это, к сожалению, сделает, иного в нашей практике еще не было”).

Ни у одного читателя этой книги не должно быть ни капли сомнения в том, что, общаясь с аудиторией, я испытал настоящий азарт.

Я должен сделать все, что я только могу, чтобы найти ключи к структурам восприятия этой девочки. Это очень важная проверка возможностей Слова и Музыки как воздействующей силы.

Я делал все, что мог, чтобы эта девочка не ушла. Не может быть, чтобы в ней не осталось ничего кроме одной лишь сексуальности!

Весь мой разговор я строил как психолог и как поэт. И вместе с тем это был разговор о музыке, о тайнах слова, о секретах восприятия. Девочка! Не! Ушла!

После обеда! Она! Возвратилась! В зал!

Это была победа!

На следующий день она осчастливила нас своим приходом, правда, опять села в конце зала (на всякий случай). На третий день она сидела в первом ряду! Прямо напротив меня! Огромные глаза, полное внимание. Когда я играл музыку, она закрывала глаза, еле заметно двигаясь в такт музыке.

По окончании встречи она подошла ко мне, предварительно дождавшись, чтобы в зале кроме нас двоих никого не осталось.

– Михаил! Я не спала всю ночь, я писала стихи. Вы можете посмотреть их и сказать мне что-нибудь?

Я забрал несколько десятков (!) листочков со стихами и, добравшись до гостиницы, начал читать...