Новеллы - Готфрид Келлер

- Любопытно узнать, где вы достанете такую сеть, - заметил Шпигель, ведь я знаю, что вы никогда не бросаете слов на ветер!

- Она уже найдена, как бы нарочно для нас сплетена; в лесу неподалеку отсюда живет девятнадцатилетний юноша, сын охотника, никогда еще не взглянувший на женщину, так как он слеп от рождения; поэтому он годен только на то, чтобы плести сети, и несколько дней назад закончил новую, превосходную сеть для ловли куликов; но когда старик охотник, его отец, впервые пошел расставить ее, навстречу ему попалась женщина, которая стала склонять его на грех; а была она так безобразна, что старик в страхе бежал, оставив сеть на траве. Поэтому на нее пала ночная роса и не поймалось ни одного кулика, и причиной этому явился праведный поступок. Когда охотник на другой день снова пошел расставлять сеть, ему повстречался всадник с тяжелой дорожной сумкой на седле; в этой сумке была дыра, из которой время от времени на землю падала золотая монета. Тут охотник снова бросил сеть на землю, рысцой побежал за всадником и давай подбирать червонцы да бросать их в свою шапку, пока всадник не обернулся, не увидел, чем старик занят, и, придя в ярость, не нацелился в него копьем. Тогда охотник в страхе поклонился всаднику, подал ему шапку и молвил: "Ваша милость, вы здесь обронили много монет, я для вас подобрал их все до одной!". Это опять-таки был праведный поступок; ведь честно вернуть находку - дело чрезвычайно трудное и похвальное; но в погоне за червонцами охотник успел уйти так далеко от сети для куликов, что оставил ее в лесу на вторую ночь и ближней тропкой вернулся домой. Наконец на третий день - было это вчера, - когда он снова пустился в путь, навстречу ему попалась миловидная кумушка, которая давно уже обхаживала старика и не одного зайчика получила от него в подарок. Из-за нее он совсем забыл о куликах, а на другое утро сказал: "Я даровал жизнь бедным пташкам; всякая тварь заслуживает милосердия!". Поразмыслив над этими тремя праведными поступками, он решил, что стал слишком хорош для мирской суеты, и сегодня спозаранку ушел в монастырь. Вот как случилось, что сеть, ни разу не употребленная, все еще лежит в лесу, и мне только нужно слетать за ней туда.

- Сделайте это поскорее, - воскликнул Шпигель, - она нам очень пригодится!

- Мигом слетаю, - отозвалась сова, - только вы покамест посторожите за меня у этой дыры и, если хозяйка снизу кликнет в трубу: "Чист воздух?" отвечайте, подделываясь под мой голос: "Нет, в фехтовальной школе еще не воняет!".

Шпигель забрался в выбоину, а сова бесшумно полетела над городом к лесу. Вскоре она вернулась с сетью и спросила:

- Ну как, хозяйка не кликала?

- Нет еще, - ответил Шпигель. Они вдвоем натянули сеть над трубой и тихонько, чинно уселись возле нее; вокруг было темно, дул легкий предрассветный ветерок, в небо слабо мерцали звезды.

- Вот увидите, - прошептала сова, - как ловко она умеет вылетать из трубы, нисколечко не замарав сажей свои белоснежные плечи.

- Я никогда еще не видал ее так близко, - шепнул в ответ Шпигель, только бы она нас не сцапала!

Тут ведьма снизу кликнула:

- Чист воздух?

А сова ответила:

- Совершенно чист, в фехтовальной школе чудесно воняет!

Ведьма тотчас поднялась из трубы и запуталась в сети, которую кот и сова быстрехонко стянули и завязали.

- Держи покрепче! - командовал Шпигель.

- Стяни потуже! - кричала сова.

Ведьма билась и бесновалась, но не издала ни звука, словно рыба в неволе. Все было тщетно, сеть показала себя на славу. Только помело торчало из петель. Шпигель хотел было потихоньку вытащить его, но получил такой щелчок по носу, что едва не лишился чувств и понял - львицу нельзя дразнить, даже если она в сети. Наконец ведьма утихомирилась и спросила:

- Чего вы от меня хотите, чудные вы звери?

- Хочу, чтобы вы меня уволили со службы и вернули мне свободу! сказала сова.

- Столько шуму из-за такого пустяка! - вскричала ведьма. - Ты свободна, развяжи-ка сеть!

- Погодите малость! - вмешался Шпигель, все еще потирая нос. - Вы должны клятвенно обязаться выйти замуж за вашего соседа, городского чернокнижника Пинайса, в точности следуя при этом нашим указаниям, и никогда уже с ним не разлучаться!

Тут ведьма опять стала трепыхаться и фыркать, словно сам черт, и сова сказала:

- Она несогласна!

Но Шпигель заявил:

- Если вы мигом не успокоитесь и не будете слушаться нас во всем, мы оставим вас в сети и повесим у фасада на драконовой голове сточного желоба; наутро все вас увидят и признают ведьмой! Вот и выбирайте, что вам больше по вкусу: чтобы вас изжарили под председательством господина Пинайса или чтобы вы, став его супругой, сами жарили его на медленном огне?

Тут ведьма ответила со вздохом:

- Скажите, что же вы задумали?

Шпигель учтиво изложил ей, что именно они задумали и что она должна делать.

- Ну, это в крайнем случае еще можно вытерпеть, если уж никак нельзя иначе! - сказала она, уступая, и поклялась самыми страшными клятвами, какими только может связать себя ведьма. Тогда кот и сова открыли темницу и выпустили ее. Она тотчас села верхом на метлу, сова - за ней, а Шпигель примостился совсем назади, на помеле, крепко держась за него; так они понеслись к колодцу, ведьма спустилась туда и достала клад.

Поутру Шпигель явился к господину Пинайсу и сообщил ему, что он может посмотреть на известную ему особу и посвататься к ней, но она, дескать, настолько обнищала, что сидит, всеми покинутая, отверженная, под деревом у городских ворот и плачет горючими слезами. Господин Пинайс тотчас облачился в потертый камзол из желтого бархата, который надевал только в высокоторжественных случаях, нахлобучил лучшую свою мохнатую шапку, к поясу прицепил шпагу, взял старую зеленую перчатку, флакончик из-под бальзама, еще слегка благоухавший, да бумажную гвоздику, после чего направился со Шпигелем к городским воротам на смотрины. Там он застал под ивой горько плакавшую девушку такой красоты, какой он никогда не видел; но одета она была в рубище столь убогое и разодранное, что как стыдливо она ни куталась в него, все же то здесь, то там просвечивало белоснежное тело. Пинайс вытаращил глаза и от неожиданного восторга едва мог сказать красавице, зачем он пришел. Та тотчас утерла слезы, с чарующей улыбкой протянула ему руку, звонким ангельским голосом поблагодарила его за великодушие и поклялась вечно хранить ему верность. В ту же минуту Пинайс преисполнился такой ревности к своей невесте, что поклялся никогда никому не показывать ее. Он тайно обвенчался с ней у престарелого отшельника и устроил свадебный пир у себя дома, причем единственными гостями были Шпигель и сова, которую Шпигель, с разрешения молодожена, привел с собой. Десять тысяч золотых гульденов лежали на столе в миске, время от времени Пинайс запускал туда руку и перебирал монеты; он глаз не сводил с красавицы, восседавшей за столом в синем бархатном платье; волосы у нее были перевиты золотой сеткой и убраны цветами, на шее блистало жемчужное ожерелье. Пинайс то и дело тянулся поцеловать ее, но она стыдливо и целомудренно отстранялась с обольстительной улыбкой и клялась, что никогда на это не согласится при свидетелях и до наступления темноты. Это еще усугубляло его блаженство и влюбленность, а Шпигель уснащал трапезу цветистыми речами, на которые красавица отвечала столь приятно, разумно и вкрадчиво, что чернокнижник так и млел от удовольствия. Когда стемнело, сова и кот откланялись и степенно удалились. Господин Пинайс проводил их со свечой до самого крыльца и еще раз поблагодарил Шпигеля, назвав его достойнейшим и учтивейшим существом, а когда он вернулся в комнату, за столом сидела его соседка, старая бегинка, в белом одеянии и смотрела на него злыми глазами. Пинайс в ужасе уронил подсвечник и, весь дрожа, прислонился к стене. От страха он высунул язык, лицо у него стало такое же бледное и заостренное, как у самой бегинки. Что до нее - она встала, вплотную подошла к Пинайсу, погнала его перед собою в брачную комнату и, пользуясь своим колдовским искусством, подвергла его таким мукам, каких еще не знал ни один смертный. Итак, Пинайс был отныне связан со старухой неразрывными узами, и когда об этом проведали в городе, только и слышно было: "Смотрите-ка, в тихом омуте черти водятся! Кто бы подумал, что благочестивая бегинка и господин городской чернокнижник в таком возрасте еще поженятся! Ну что ж - почтенная и праведная чета, хоть и не очень приятная!".

А Пинайсу с той поры житья не стало. Жена немедля завладела всеми его тайнами и стала им верховодить. Она не давала ему ни отдыха, ни покоя, заставляла его колдовать с утра до вечера что было сил, а Шпигель, проходя мимо и видя все это, ласково спрашивал его:

- Все трудитесь, все трудитесь, господин Пинайс?

С этого времени в Зельдвиле и стали говорить: "Сторговал у кота сало", особенно ежели кто из корысти женится на сварливой, противной женщине.