Мутные воды - Алёна Дмитриевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот и уговорились, — решил он.
— Как там Макс? — спросила Женя, явно не желая развивать тему.
— Нормально Макс, — ответил Клим и усмехнулся. — Полагаю, пока мы тут с тобой сражались с древними силами и твоими тараканами, наш мальчик стал мужчиной.
— Что?!
— То. Два дня наедине с Полиной.
— И?
— Жень, ты шутишь?
Женя пожала плечами.
— Ему всего шестнадцать. И ей тоже.
— Уже шестнадцать.
— Ну не знаю, я в шестнадцать стеснялась смотреть, как люди обнимаются.
— Ага, и зареклась целоваться. Это мы уже выяснили. А вот я в шестнадцать уже на стенку лез.
— Прям вот так?
— Прям вот так.
— О… И как справлялся?
— Плохо. Мне девушка нравилась одна страшно. Я ее замуж позвал.
— Правда?
— Ага. Сейчас думаю, какое счастье, что она мне отказала. Наверное, она тогда уже лучше меня самого понимала, чего мне от нее нужно.
— И что потом?
— А потом нашел ту, с кем у меня желания совпали.
— И сколько тебе было?
— Семнадцать.
— Как интересно, — произнесла Женя с самым что ни на есть подлинным исследовательским интересом. — И ты полагаешь, что Макс пошел в тебя?
— А вот вернемся домой и узнаем.
— Но ты же говорил с ним… Ну…
— Конечно, говорил! И учитывая, что он сын доктора исторических наук и начальника следственного отдела, думаю, он подойдет к этому вопросу ответственно.
— Клим. Он наш сын.
Клим задумался. Хмыкнул. Потом достал из кармана телефон и набрал номер Макса.
— Привет, сын, — мрачно сказал он в трубку. — Ты конкретно сейчас чем занимаешься?
— Мы с Полей кормим кота, — явно с перепугу выдал правду Макс, забыв поздороваться.
— И как успехи?
— Он почему-то не хочет есть.
— Тогда перестаньте кормить.
— А. Точно. Поль, папа говорит, кота можно отпустить. Просто у Полины же болонка, а они едят по часам, вот ее и смутило, что Петька отказывается…
— В тебя пошел, да? — шепотом спросила Женя.
Клим прикрыл глаза. Он и сам сейчас не знал, какого ответа на этот вопрос желает больше.
— Ты там сам-то ешь?
— Ага, меня Поля тоже кормит.
— Тоже по часам?
— Ну, пап…
— Точно в тебя… — прошептала Женя.
— Пап, а как мама? — спросил Макс.
— Нормально мама. Сейчас дам. А ты помнишь да, что все, что тебе может понадобиться, в нижнем ящике моего стола…
— Папа!
— Вот именно. И не желаю становиться дедушкой. Все, хватит сопеть. Даю маму.
Женька напряглась так, будто он ей не трубку передал, а как минимум гранату с выдернутой чекой.
— Привет, Макс, — выдохнула она.
— Привет, мам, — услышал Клим. Голос у Макса был виноватый. — Ты там как? Папа так сорвался, что я решил, с тобой что-то серьезное.
— Нет, все уже хорошо. Не волнуйся.
— Ага… Мам, я это… Я извиниться хотел… Прости, что наговорил всякого… Я не должен был.
Женькины пальцы, лежащие у Клим на груди, явно машинально смяли ткань его футболки.
— Все хорошо, — сказала Женя и тяжело сглотнула. — Я тоже перед тобой виновата. И ты многое сказал правильно.
— Злишься?
— Нет.
— Ты вернешься домой или останешься там?
Клим наклонился, заглядывая Жене в лицо. Ну же, ежик, в этот раз решать придется самой.
Что ты выберешь?
Женины пальцы выпустили его рубашку.
— Максим, — начала она…
***
Следующий день выдался пасмурным. Клим стоял рядом с обрывом и смотрел на реку. Она была широкой и неспешной, и глаз на ней отдыхал. Климу нравились реки, они казались ему метафорой жизни. Что бы ни происходило вокруг, река текла дальше: неторопливо, но верно, и никому еще не удалось повернуть ее воды вспять.
— Привет, — сказала Женя, вставая рядом с ним.
— Он жив? — спросил Клим, имея в виду Семена Владимировича.
— Увы, — нахмурилась она. — Слушай, а если он заранее умрет от ужаса или его доведут студенты, это можно будет вменить мне в вину?
— Я тебя прикрою, — засмеялся Клим. — А что ты решила насчет Александра Юрьевича?
— Бог ему судья, — тяжело вздохнула Женя. — У него свое горе, и я отчасти его понимаю. Не будем о нем. Давай лучше прогуляемся.
— Почему бы и нет.
Молча они прошли по улице до спуска к реке и направились вдоль нее, медленно удаляясь от поселка. Миновали пришвартованные лодки и группу детей, что с визгом бросались в воду, поднимая столбы брызг.
Женя выписалась из больницы с утра, написав отказ от госпитализации. Она хотела сделать это еще вчера, но врачи встали насмерть. Борт из Якутии прилетел и улетел ни с чем. Саргылана Ивановна была счастлива. Вместе с ней Клим скормил огню самые пышные лепешки, а потом еще несколько конфет и чуть-чуть молока. Приходил Антон, выслушал новости и, кратко поблагодарив, ушел. Клим посмеялся над собой: приревновал к мальчишке... Но с другой стороны, он был ему благодарен: если бы не студент, он бы, может, так и не понял своих чувств. Потом попытался разгрести лавину из сообщений, присланных с работы, плюнул на это гиблое дело и позвонил брату. И отчего-то едва не заплакал, когда услышал его обеспокоенный голос.
Ночь Клим провел без снов. А утром пришел в больницу и застал Женю ругающейся с медсестрой.
— За вами присмотр нужен! — восклицала медсестра.
— За ней есть кому присмотреть, — пообещал Клим, возникая за Жениным плечом, и лучезарно улыбнулся. — Мы вам так благодарны, вы не представляете! Это вам!
И протянул медсестре пакет со сладостями и фруктами.
— Да вы что удумали? — всплеснула руками медсестра. — Уберите немедленно!
— От чистого сердца, — поклялся Клим. — Спасибо, что позаботились о Жене.
— Ей нужно наблюдаться!
— Обещаю не отходить от нее ни на шаг.
— Ну знаете ли, если что потом случится, мы в этом виноваты не будем!
— Разумеется, — подтвердил он, — но я клянусь: с ней ничего не случится. Я о ней позабочусь.
Женя взглянула на
