Алхимики - Рудольф Баумбах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ганна, старая Ганна, где же ты?
* * *
Ворон Яков давно уже съел всю печенку и хотел теперь для пользы пищеварения прогуляться по саду. Но дверь и окна оказались на запоре.
— Да, да, таковы люди, — проворчал он сердито, — только что пообещал кормить меня печенкой и сыром, а теперь удрал куда-то и забыл обо мне… О, люди, люди!
Он попробовал было воспользоваться своими знаниями человеческого языка и выкрикнул сначала свое собственное имя: «Яков! Яков!»
Но все было тихо по-прежнему. Тогда он жалобно прокаркал: «Эльза! Эльза!»
Бедный Яков, теперь у Эльзы нет времени подумать о тебе!
Наконец, он сердито крикнул: «Оборванец, оборванец, оборванец!»
Но и это не помогло. Тогда ворон испугался не на шутку. Кто знает, сколько времени его продержат здесь взаперти? Он вспомнил филина, попавшего на чердак и умершего там с голода. В свое время он с дьявольским злорадством наблюдал за муками несчастной птицы, а теперь сам попал в такое же положение!..
Будучи по натуре предусмотрительным, ворон совершил небольшую прогулку по комнате в поисках чего-нибудь съедобного. Кругом стояли бутылки, стаканы, но их содержимое было, увы, ему не по вкусу. Внезапно он заметил большую колбу, стоявшую на плавильной печи; в ней была какая-то красная жидкость. Яков решил, что это красное вино, которое он весьма ценил. Он взлетел на печь и сунул свой клюв в красную тинктуру.
— Фуй! Вот так мерзость!
Яков сердито плюнул и яростно ударил крылом по колбе, которая сразу опрокинулась. Зазвенело разбитое стекло; красная тинктура с шипением разлилась по печи и закапала на пол.
Яков струсил: он смутно почувствовал, что причинил большой вред. В этот момент за дверью послышался какой-то шорох, и ворон поспешил спрятаться за груды старых бутылок.
Дверь открылась, и в лабораторию заглянул только что приехавший Томазиус.
— Фриц, — крикнул он, — что это значит? Почему вы оставили ключ снаружи?
Тут он заметил, что бакалавра не было в комнате, и вместо драгоценной колбы виднелась груда осколков, а красная жидкость успела уже почти испариться на раскаленных камнях.
Дрожащей рукой прикасался аптекарь то к своему лбу, то к осколкам. В глазах у него потемнело.
К счастью, в этот критический момент обезумевший от горя старик заметил через окно парочку, сидевшую под бузиной. Благодаря этому, он избежал удара: неожиданное открытие возбудило в нем прилив жизненной энергии. В порыве гнева он испустил яростный крик и, сжав кулаки, выбежал из лаборатории.
Едва он исчез, как Яков, роковой ворон, осторожно выбрался из засады и, пугливо озираясь, выпорхнул из комнаты, где он натворил столько бед, и скрылся, мучимый совестью, подальше от людских взоров.
* * *
Отважные путешественники по дальним странам, охотившиеся на всевозможных диких зверей, уверяют, что нет ничего ужаснее воплей разъяренного слона.
Но даже бешеный рев целого стада слонов, с несколькими носорогами в придачу, не испугал бы так парочку, сидевшую под бузиной, как крики и ругань приближавшегося к ним аптекаря.
Он бежал прямо через капустные грядки старой Ганны.
И вот, со сверкающими глазами и налившимися жилами на лбу, предстал он перед застигнутыми на месте преступления грешниками.
— Ах, вы! вы! вы!..
От волнения он не смог больше выговорить ни слова.
Эльза подошла к отцу с протянутыми вперед руками, но быстро отпрянула назад, когда он замахнулся на нее.
Фриц Гедерих встал между ним и своей возлюбленной и крикнул:
— Послушайте, господин Томазиус!..
— Молчать! — прозвучало в ответ. — Ты принес в мой дом несчастье. Колба разбита, тинктура пролилась, а теперь ты хочешь еще погубить моего ребенка? Прочь, прочь! Вон из моего дома, или я тебя изобью!
— Господин Томазиус, — сказал Фриц, сверкая глазами, — вам незачем применять ко мне насилие. Вы вправе выгнать меня из вашего дома, — я готов уйти, но пощадите мою Эльзу!
— Твою Эльзу! — вскричал совсем взбешенный старик.
— Да, отец, — тихо сказала Эльза, — я — навеки его.
Аптекарь на секунду остолбенел.
— Хорошо же, заблудшее дитя, иди с ним, я не удерживаю тебя!
Эльза страшно побледнела и опустила глаза.
— Иди, иди! — аптекарь злорадно захохотал.
— Отец, — сказала Эльза дрожащим голосом. — Ты же говоришь не всерьез, — ведь я знаю, как ты меня любишь. Прости нас, отец!
— С этим субъектом, — возразил Томазиус более спокойным тоном, — у меня не может быть ничего общего — он сегодня же уйдет от нас. А мое прощение тебе будет зависеть от тебя самой. Теперь решай: или оставайся со мной — или уходи от старого отца с этим субъектом!
— Эльза останется у вас, господин Томазиус, — вмешался Фриц. — Я уйду один. Будь счастлива, Эльза, и не забывай меня — в конце концов, ты будешь моей! Всего хорошего, господин Томазиус, благодарю вас за вашу прежнюю доброту. Мне очень больно, что я причинил вам такое горе.
Он повернулся и вышел из сада.
Томазиус кивнул своей дочери, и они поднялись по лестнице наверх. Он открыл дверь ее комнаты и сказал:
— Ты будешь сидеть здесь, пока не одумаешься!
Он запер дверь, а ключ положил в карман.
Вскоре Фриц Гедерих вышел из дому с узелком. Причитающееся ему жалованье аптекарь велел своему ученику отнести к нему в комнату. Невзирая на неудачу, Фриц чувствовал себя победителем. Он знал, что Эльза любит его. Теперь — будь, что будет!
Аптечный лев, которого давно следовало бы позолотить, выглядел особенно мрачно в вечернем сумраке. Фриц погладил его по спине и промолвил:
— Мы с тобой еще увидимся, старый товарищ! Тогда будет светить солнце, и твоя шкура покроется позолотой, даже если старику не удастся сделать золото!
Он спустился по лестнице. В это время по улице проходили два человека; в одном из них он узнал магистра, а другого он никогда еще не видал. Чтобы избегнуть встречи с Ксиландером, он пошел по теневой стороне улицы. Те двое остановились около аптеки и пожали друг другу руки.
— Спокойной ночи, господин граф! — сказал магистр таким громким голосом, что любопытные соседи высунули свои головы из окон.
Незнакомец быстро зашагал к нижним городским воротам. Фриц последовал за ним, так как гостиница
