Уйти от погони, или Повелитель снов - Клод Фер

И трактирщик склонился предо мной с улыбкой ласковой, с великим почтением, ибо вовсе не титулы и знатность милы простонародью при виде дворян, а деньги, которые водятся в их кошельках. Богатый и одновременно знатный в глазах любого француза выглядит существом, равным самому Богу.

А потом я закусила, чем Бог послал, в трактире, поднялась в комнату Порто.

Тот по-прежнему спал, лежа на спине и разбросав в стороны свои богатырские руки. И храпел, разумеется…

И на рынке, и в трактире люди обсуждали одну только новость, взволновавшую в этот день весь Париж: гибель в огне самозванки, представившейся госпоже де Шеврез правнучкой (вот ведь стерва, все-таки решила назвать меня правнучкой!) несравненной и великой Софии Аламанти. По всем приметам, сгорела в доме каретника именно она. Труп определили по остаткам обгоревшего на ней платья и по дорогим кольцам и перстням на пальцах. Исчезновение служанки заставляло всех думать, что был совершен намеренный поджог.

Люди осуждали и самозванку, и служанку одинаково. Ибо «из-за этих сволочей, говорили они, случился пожар, который мог охватить весь Париж, как это уже случалось в прошлом».

По поводу смерти ложной правнучки Софии Аламанти никто не печалился, хотя нашлись несколько болтунов, утверждающих, что они видели оную, назвав одни при этом ее красавицей, другие – уродиной. Случилось два мордобития по этому поводу, закончившиеся выпивкой старого бургундского вина.

О самой Софии Аламанти вспоминали с восторгом, смешанным с почтением. Оказывается, по их рассказам, я в молодости переспала едва ли не со всем Парижем, приходя к королю Анри полуживая от приключений с другими мужчинами, а самому королю на свою рогатость было наплевать – важно было ему, чтобы все королевские дома Европы завидовали ему, чтобы властители вздыхали в своих семьях: «Французский король колбасит саму Аламанти. Так глядишь – и станет самым великим королем мира».

А еще говорили, что каретника, который предоставил свой кров самозванке, вызывал в Пале-Ройяль сам кардинал де Ришелье. Он будто бы посочувствовал несчастью каретника и велел выдать старику из казны денег на постройку дома на том же самом месте, где случился пожар. И денег оказалось лишних столько, что жена каретника заказала у портнихи бархатное платье, усыпанное жемчугом, а мужу – шляпу с настоящим страусиновым пером, какие носят лишь самые знатные аристократы в Лувре.

Наконец, все вспоминали госпожу де Шеврез, которую, оказывается, навещала самозванка накануне пожара. Злостная интриганка получила письмо от кардинала с сообщением, что та получает последнее предупреждение от короля: если бывшая герцогиня не перестанет общаться с врагами французского королевства, ее сошлют куда-нибудь в Гасконь, на границу с Испанией, где злодеи-баски живо подрежут ее болтливый язык.

Словом, парижане, как всегда, чесали языки о том, чего не знали, имели мнение о том, что их не касалось, понимали все случившееся наоборот. Таково уж свойство человеческой натуры: никто из людей никогда не знал и не понимал, как, что и зачем происходит вокруг них на самом деле. Люди пользуются не фактами, а выдумкой для своих суждений. Так было во все века. Ибо люди верят не тому, что видят, с чем сталкиваются ежечасно, а верят легендам, придуманным одним-десятью умело молотящими языком людьми. И очень быстро все забывают.

Вот вспомнили, к примеру, меня через тридцать лет… К случаю пришлось вспомнить… А не было б пожара – и было бы им не до Софии Аламанти. А пройдет еще лет тридцать, шестьдесят, кто вспомнит обо мне? Ведь не помнят же сейчас даже в Италии о великом Чезаре Аламанти, который три сотни лет тому назад открыл тайну знаменитых иерихонских труб, которые разрушили своим гулом стены Иерусалима. Великое изобретение свое он использовал на спасение Венеции от нападения на сей великий город флота арабов, возымевших желание уничтожить христианство. Благодарная Европа всем миром, в складчину пообещала поставить памятник Чезаре из чистого золота. И где тот памятник? Кто помнит спасителя христианского мира сегодня? И стоит ли этот мир того, чтобы потомки Чезаре дарили какому-нибудь из этих царей-королей его изобретение?

Мир быстро изменяется внешне, а внутри, в сути своей, остается неизменным. Люди врут – и верят лжи своей. А если научить их лгать то, что нужно тебе, – то ты и есть истинный властитель мира.

Поэтому надо сообщить парижанам такую ложь обо мне, чтобы у них и в мыслях не могло возникнуть, что юная баронесса Анжелика Сен-Си – моя дочь…

Глава пятнадцатая

София узнает о заговоре против себя

Скарамуша мне доставили с корабля, на который этот плут успел уже взойти, а капитан ждал ветра, чтобы сняться с якоря.

– Ты отвечаешь на семь моих вопросов честно и добросовестно, – сказала я горбуну, когда нас оставили наедине в одной из комнат постоялого двора, – а я оставляю тебе жизнь. И, в зависимости от того, насколько ценны твои сведения, награжу. Если станешь лгать… – развела руками, ибо лишних объяснений не требовалось. Горбун видел то, что осталось от его слуг: обгорелое тело с моего разрешения толпа содрала с виселицы и растерзала вместе с заколотым мною вторым насильником, а после, когда народ успокоился, части тел собрали в одну кучу, дабы каждый желающий мог помочиться или плюнуть на смердящее стерво.

Лицо горбуна покрылось холодным потом. Он сглотнул слюну и согласно кивнул. От волнения у Скарамуша едва голос не пропал.

– Вопрос первый, – сказала я. – Почему, схватив нас, вы доставили меня именно в Андорру, а не в какое иное место?

– Это не я! – залепетал горбун. – Я не хотел. Я говорил, что…

– Ответ не по существу, – строго произнесла я. – За это после окончания допроса тебе отрежут два пальца на левой руке – по твоему выбору.

Глаза Скарамуша едва не вылезли из орбит.

– Продолжай, – милостиво разрешила я.

Господин мой Иегуда узнал, что именно на территории Андорры хранятся сокровища Аламанти, – начал он отвечать искренне и по существу, ибо понял, что первыми этими своими словами он предал своего хозяина и обратного пути у него нет. – Господин мой решил, что, попав сюда, мы быстрее обнаружим ваше богатство, синьора графиня, вытащим его на свет, погрузим на корабли и перепрячем в другом месте, более надежном. Ибо вольные люди, какими по повелению ваших предков стали андоррцы, имеют свойство не хранить чужие богатства, а растаскивать их. «Республика, – сказал Иегуда, – это мысль, рожденная больным воображением древних латинян, не ведающих того, что все люди от рождения и до смерти не равны между собой, даже отцы и дети. Поганые Аламанти (извините, графиня, это он так сказал, я лишь повторяю) возродили на земле Европы этот бред язычников. Ибо решили, что на нищей каменистой земле Андорры выживут лишь свободные люди, которые смогут объединиться для этого. Но Аламанти просчитались в главном: гои не в состоянии объединяться для взаимного выживания, они объединяются только для взаимоистребления». Так сказал Иегуда – и я поверил ему. Ибо я – истинный иудей, и настоящее имя мое – Иосиф. Скарамушем меня прозвали из-за горба, похожего на тот, который носит сей герой площадных комических представлений. Вы удовлетворены моим ответом, госпожа Графиня?