Зеленое море, красная рыба, черная икра - Леонид Словин

– Здравствуйте. – Я усадил его за приставной столик против себя. – Ничего, что мы попросили вам приехать в середине дня? Вам это удобно?

– Ничего. – Он для солидности надул губы, – они казались тоже черными от загара, нагнул голову к плечу. Вообще держал себя не очень уверенно.

– Давно исполняете обязанности начальника участка? – спросил я.

– Порядочно.

Что-то в его голосе, в том, как он стеснен, меня смутило.

– Сколько?

– Две недели. Вообще-то я работаю электромонтером.

– А кто начальник участка?

– Сабиров. Его тоже вызвали, он сейчас придет.

Все стало на место. Я мог рассчитывать на то, что замечу малейшее его затруднение с ответом. Так и произошло.

– Баларгимова знаете?

– Да.

– Много лет?

– С год или два… – Он говорил как о человеке, который ему мало знаком.

– Кем он работает?

– Проведен как электромонтер первого разряда.

– А в действительности?

– Используют на должности обходчика трассы магистрального кабеля…

Я усомнился – ориентируясь только на интонацию Рахимова.

– Существует такая должность?

– Вообще-то нет, но…

– В чем его обязанности?

– Он должен обходить или объезжать участок магистрального телефонного кабеля… – Рахимов снова был не уверен. – Проверять трассу. Предупреждать, чтобы не производились земляные работы, где проходит кабель…

– Вы видели его на работе?

Он помялся:

– Трасса большая!..

– Видели или нет?

– Не видел.

– Чем можно это объяснить?

– Не знаю. Может, это лучше Сабиров знает.

– В конторе вы Баларгимова видели?

– Несколько раз. Он приходил к Сабирову.

– Зачем?

– Этого я не знаю. Может, зарплату получал.

– Вы сами выдаете зарплату?

– Да.

– Вам приходилось платить Баларгимову?

– Сабиров сказал, что сам ему отдаст. Взял себе платежку и деньги.

Мы подошли к выяснению весьма щепетильного для Рахимова обстоятельства.

– Две недели, как вы исполняете обязанности… В табеле Баларгимову ставите рабочие дни?

На моих глазах он почернел еще сильнее, а в щелочках глаз появились красноватые прожилки.

– Да. – Рахимов колебался. – Сабиров приказал ставить ему рабочие дни. Я ставлю…

В приемную кто-то вошел, о чем-то спросил моего секретаря. Рахимов обрадовался:

– Вот и Сабиров! Он знает…

Начальник связи – седой узкоплечий человек с тонкими губами и землистым лицом – оказался крайне неудобным свидетелем.

Вялым голосом Сабиров поведал мне, что вынужден был ввести должность обходчика магистрального кабеля, чтобы быстрее узнавать, где на трассе могло произойти повреждение.

Сабиров был медлителен. Я перегорал во время долгих его пауз, обдумываний, отступлений, экскурсов в производ – ственную деятельность Восточнокаспийскнефтегаза. Наконец я принужден был ограничить маневренность моего собеседника.

– Прошу вас точно ответить на мои вопросы. Все другие объяснения вы сможете внести в протокол собственноручно. Итак… Как оплачивался труд Баларгимова?

– По часовой тарифной ставке – сорок и четыре десятых копейки…

– Что это составляло в месяц?

– По-разному, – он заговорил чуть быстрее. – Шестьдесят и восемьдесят рублей…

– Плюс компенсация за неиспользованный отпуск?..

– Обязательно.

– Сколько за три года Баларгимов обнаружил повреждений кабеля на трассе?

Сабиров не мог припомнить.

– Сколько продолжался рабочий день Баларгимова?

– Он работал полный день, как все.

– Должен он был ежедневно являться в контору?

– Нет.

– Вы все равно ставили ему рабочий день…

– Да.

– И приказали Рахимову, чтобы тот тоже ежедневно ставил Баларгимову рабочие дни… Почему?

Сабиров не ответил. Разговор был, по существу, закончен.

Я составил протокол, из которого явствовало, что шеф браконьерской лодки семь-восемь часов ежедневно находился на трассе, выявляя и устраняя механические повреждения магистрального кабеля.

Сабиров подписал, не читая. В отношении к происходящему у него произошел неожиданный перелом, я ощутил его, заметив, что, подписав объяснение, он не делает попытки подняться и продолжать сидеть.

– Могут меня исключить из партии? – спросил он неожиданно. – И даже отдать под суд?

– Получение денег за работу, которая в действительности не выполнялась, – это хищение.

– А если меня к этому принудили?

– Кто? Назовите!

– Я не настаивал бы на вашем месте. Не хотите же вы ссориться со здешними властями! – Он смотрел зло. – Человек достаточно авторитетный. Вам тоже придется с ним считаться… Давайте так! Положим, что Баларгимов уже уволен. Вчерашним числом… А деньги я возмещу. За все годы. Займу и возмещу!

– Так не пойдет. Кто этот человек? Из милиции?

– Бураков тоже знал. А приказал не он. «Баларгимова оформи к себе. Он будет числиться, а работать не будет. Все! Иди». – Тонкий голосок Сабирова словно набирал высоту и в конце сорвался. – Больше я ничего не скажу. Он член обкома. Депутат. Довольны?

На этом мы поставили точку. Точнее, многоточие. Я отпустил его.

Прозвенел телефон.

– Простите: у вас нет Эдуарда Гусейновича? – Женщина почему-то искала Эдика Агаева по моему номеру.

Вежливый голос, знакомая интонация. Так разговаривали наши девочки, потом жены, с того берега, живущие за мужьями. Так могла спрашивать обо мне моя жена – стараясь не обременить своим обращением. Доверчиво, чуть стеснительно. Я не звонил ей. Уже несколько дней. Лена тоже мне не звонила. Ей передали, видимо, что я был и не заехал, сопровождая Баларгимова в Астрахань.

Особый кодекс семейных отношений позволял мужчинам того берега быть людьми относительно свободными – встречаться с друзьями, проводить время в мужских компаниях, бывать в ресторанах; с другой стороны, он обязывал относиться к женам строго по-рыцарски и, как самую малость, не только ежедневно возвращаться домой с цветами, но и отправляться по воскресеньям с огромными сумками на базар, делать закупки – то, чего я теперь был лишен. Женщины на том берегу на базар не ходили и даже не знали, что чего стоит.

– Эдуарда Гусейновича в прокуратуре нет, – сказал я.

– А кто со мной говорит? – спросила Агаева.

Я назвал себя.

– Очень приятно, Игорь Николаевич. Это жена Эдуарда Гусейновича, Лора. Вы должны меня знать. Ваша Лена училась вместе с моей сестрой на улице Самеда Вургуна…

Я знал эту школу:

– И моя сестра там училась.

– Я ее тоже знаю. Она дружила с Милей Карахан из нашего дома…

При желании мы могли найти еще не менее десятка общих знакомых.

– Почему вы никогда к нам не зайдете? – спросила жена Агаева. – Посмотрим видео. Посидим. Пленки, правда, не новые, но иногда кое-что попадается. Приходите.

Я положил трубку, весьма озадаченный. Звонок был неспроста. Похоже, Эдик Агаев вел со мной двойную игру. Раздумывая, я вышел в приемную.

– Гезель! Я еду к соседке Баларгимовых, к Римме Халиловой. Скоро буду.

На лестнице я обогнал обоих руководителей участка связи – они еле двигались, медленно-тяжело, под грузом невеселых дум. Внизу, у дежурки, стоял озабоченный и, как мне показалось, расстроенный чем-то Бураков. Было непривычно видеть его стоящим одиноко, без дела.

– Идете? – Я показал во двор.

Он покачал головой.

За воротами на другой стороне улицы стояло такси. Вторая машина, на которую я тоже обратил внимание, находилась ближе к перекрестку.

Их появление здесь показалось мне не случайным – между людьми в обеих машинах, скорее всего, существовала связь. И в той, и в другой сидело несколько молодых людей.

Я свернул за угол, подождал и резко дал задний ход – транспорт продолжал стоять. Люди в машинах интересовались не мной.

Я подумал: «Похоже, следственно-оперативная группа из Астрахани уже здесь!»

– Вы Римма Халилова? – Я представился.

Ее первое желание было – удостовериться, что никто нас не слышит.

Саманно-глиняный жилой массив вокруг был пуст, но это ее не успокоило. В домиках, сдвинутых вместе самым нелепым образом, не могло быть тайн. Все становилось известным – приобретения, супружеские измены, аборты. Обо всем говорилось открыто. Закон всеобщего молчания под страхом смерти распространялся лишь на органы правопорядка.

– Проходите.

В маленьком деревянном ящике был необходимый набор всего, что требуется в доме. Стол, стулья, шкаф, даже кресла – все миниатюрное, сделанное умельцами Нахалстроя, работавшими на списанном и украденном. Вдоль стен на полу стояли куклы. У меня возникло чувство, будто я попал в страну лилипутов.

– Садитесь, – предложила Халилова, молодая блондинка с простым, приятным лицом.

– Спасибо. – Я с осторожностью уместился на игрушечном стуле. – В свое время вы жили на даче Баларгимова…

– Ах, это… – Она не испытала смущения.