Убей свои сны - Customer

- …преступления, - заканчивает его мысль Мирра. – Мы же преступники, не так ли?

Мы отводим глаза. Неприятно глядеть на того, кого обвиняешь в гибели мира, понимая: он ничем не виноват. Разве что самим фактом своего существования.

- Ну хорошо, - говорит наш Аптекарь. «Что уж тут хорошего?» - хочу крикнуть я, но, разумеется, молчу. Хватит и того, что все заметили: я дуюсь. Как обычная человеческая дура. – Если я наткнусь в собственном подсознании на силу эту окаянную, что мне делать?

- Попытайся понять, как она взаимодействует с тобой и как ты взаимодействуешь с ней. Больше ничего, - инструктирует Мореход.

- Я пойду с Миррой, - неожиданно встревает Нудд. До сих пор непривычно молчаливый.

- А ты-то ей зачем? – вырывается у меня.

Мореход таинственно улыбается. Черт бы его побрал с его ужимками!

- Если хочешь, иди, конечно! – пожимает плечами Мулиартех. – Может, заметишь что-нибудь важное. От человеческого ума многое ускользает, - деликатно добавляет она. Мирра кивает. Хорошая девочка.

- Значит, мне тоже туда, в четвертую стихию, - скрипит Гвиллион. – Мореход, ты не мог бы отправить меня к бедному парню в голову? Очень мне его летаргия не нравится.

- Что в ней может понравиться? - кривлюсь я. – Мулиартех, я прошу: дай мне спеть Песню Возврата! Я вытащу провидца!

- Ада! – строго смотрит на меня бабка. – Ты и так наломала дров с Песней Убийства. Он сейчас неизвестно в каком месте и неизвестно в каком состоянии…

- Но Мореход же знает!

- Мореход знает только то, что Марк – в мире совсем другого Аптекаря. Кто этот человек, каков его мир, отпустит ли он провидца по твоему зову или часть души провидца так на чужом острове и застрянет, - этого даже Мореход не скажет. Ведь не скажешь, верно?

Мореход качает головой. Небось, и знал бы – не сказал. Вредный акулий сынок.

- Поэтому оставь Марка его судьбе. Мореход отведет к нему Гвиллиона, дети Муспельхейма* (Огненная земля — в германо-скандинавской мифологии: один из девяти миров, страна огненных великанов - прим. авт.) - гении упрямства. Там его мощь пригодится. А ты и Морк… - Мулиартех пристально смотрит на нас обоих. Я чувствую, как пальцы Морка сжимают мою руку. - …вы оба отправитесь со мной.

- Куда? – холодно спрашивает Морк. В его голосе угроза. Паладин. Защитник осиротевших, убогих и слабоумных.

- В башку твоей невесты! – грохочет бабка в тональности «морской змей гневается». – Туда, где мы сможем узнать, как Аптекарь подцепил ее и сделал своей нагаси бина! Ты что, не помнишь, что сказал провидец? Ада тоже кукла отца лжи! Господи, почему мои потомки такие дураки? Не в меня же они глупостью пошли?

Человек думает, что ощущение полета ему знакомо. Сны и панорамные виды, самолеты и парапланы дарят людям иллюзию окрыленности. Но обитатели воздушных океанов, знатоки ветровых лоций знай себе посмеиваются над наивным человеческим ощущением неба как опрокинутой бездны. Для тех, кто живет в небе, восходящие и нисходящие потоки, могучие струйные течения и легкие приморские бризы – горы и расщелины, моря и реки, простертые над головами земных существ. И можно сделать так, что небо само принесет тебя к цели. А можно, тяжело сопя и натрудив крылья, пробиваться через воздушные заслоны, словно через лесной бурелом.

Мы с Нуддом плывем по воздушной реке, быстрой и мощной, и беседуем о стилях полета. Нудд хвалит буревестников и альбатросов, гордо демонстрируя длинное стройное крыло. Я смеюсь над его ленивым парением, кувыркаясь в воздушных потоках на острых стрижиных крыльях.

- Вас, людей, только пригласи полетать, - ворчит Нудд, - всякий норовит в ласточку или в сапсана оборотиться. Ну вот скажи: зачем тебе скорость? Мошек на обед наловить собираешься?

- Едят ли кошки мошек?! Едят ли мошки кошек?! – восторженно ору я, закладывая в воздухе «бочку». Если бы Алиса задавалась этим вопросом, летя в поднебесье, ее бы тоже на философствование не хватило.

Меня переполняет восторг. Раньше я не понимала значения выражения «переполняющий восторг». Теперь понимаю. Мне кажется, что от меня исходит искрящаяся волна, что она летит впереди меня, усеивает замерзшие облака льдистыми блестками. Нудду нравится мое безумие. Эти эльфы…

- Сильфы! – поправляет меня сын воздуха. – Тогда уж сильфы, чтоб ненужных ассоциаций не вызывать. Сама посуди: ну какой из меня эльф? Красотой не блещу, лесопосадок не защищаю, песен не пою, мечей не кую. И уши у меня самые обыкновенные…

- Когда они вообще есть! – хохочу я.

Странно чувствовать себя такой бесшабашной. Особенно если учесть, сколько у нас – у людей и у всяких там сильфов – проблем. По моей милости и по милости всех Аптекарей. Промелькнувшая мысль вызывает в моей душе вспышку стыда – мгновенную, обжигающую.

- Не самоедствуй! – строго говорит Нудд. – Не порть мне удовольствие. Давненько я не пробовал бескорыстной человеческой радости. Деликатес!

- Неужели мы так плохи? – изумляюсь я, нарезая круги над головой собеседника. – И совсем-совсем не умеем радоваться?

- Да вы постоянно радуетесь! – ухмыляется Нудд. – Всякой фигне. От куска мяса до куска мести. Да и эта половинчатая радость отравлена стыдом, злостью, ожиданием... Что судьба ни дай, вам всегда слишком поздно, слишком дорого, слишком мелко, чтобы на душе похорошело. Не удивительно, что детей Дану, наевшихся вашего «блаженства», косит дизентерия.

- Дизентерия? – я зависаю, быстро-быстро трепеща крыльями. – Это как?

- Как обычно, - морщится Нудд. – Эпидемия... э-э-э… нехороших последствий. А все из-за отравленной радости.

- Что, в прошлые века лучше было? – иронизирую я.

- Было по-всякому, - вздыхает Нудд. – Только с тех пор, как люди к рефлексиям пристрастились, одни садомазохисты кругом. К чьей душе ни прикоснись – любая горчит.

- Бедня-а-а-а-аги-и-и-и-и!!! – воплю я, взмывая ввысь, чтобы глянуть поверх облаков, как на горизонте закругляется Земля.

В мою крохотную птичью головку не помещается ничего, кроме полета и свободы. Я подумаю обо всех вас, когда стану человеком. А пока я птица, я буду думать только о небе и о себе.

Скоро-скоро внизу покажется горстка красных кубиков – главный город моего острова в море Ид. Сюда нас с Нуддом доставил Мореход. Кто это - Мореход? Мореход ходит по морю Ид! Он бог этой вселенной, а я бог этого острова, у меня два заостренных крыла и молниеносная сущность. Для мошкары я – смерть. Для жителей острова – жизнь. Для земных людей – утомительная перфекционистка, всегда недовольная полученным результатом. Сча-а-а-астье-е-е-е!!!