Страна Лимония - Геннадий Казанцев

Герман, взмокший от лингвистических упражнений, просто диву давался, получая из первых рук самую что ни на есть разведывательную информацию. И всё это так, походя, за шутками и прибаутками, за взрывами смеха и очередной пиалой зелёного чая. Гульмамад тоже изрядно утомился и, чтобы сократить урок русского языка, предложил встретиться завтра, чтобы обсудить детальный план по ликвидации банды пришельцев. Он клятвенно обещал, что его братья со своими соратниками, прикинувшись «малишами» (милицией), могут разоружить конкурентов, тем более они нуждаются в оружии и боеприпасах.

На базу Герман шёл окрылённым. Ему хотелось сразу зайти в штабную палатку и доложить Стрельцову о полученной информации, но, немного поразмыслив, он решил повременить.

У входа в палаточный городок его перехватил капитан Гаджиев.

— Ты где был?

— В библиотеке, — не моргнув, соврал Герман.

— Тебя ещё два часа назад искали.

— А что случилось? — сворачивая «Плейбой» в трубочку, поинтересовался он.

— Малышкин с Филимоновым летят на бомбоштурмовой. Хотели тебя для усиления взять.

— Так я готов, только — куда летим?

— Опоздал, Гера. Вместо тебя Коня направили, он вроде тоже КПВТ знает.

«Представление» в горах

С запада, со стороны аэродрома, послышался нарастающий шум вертолётов. Гаджиев и Герман задрали головы. Над ними, прибивая кроны деревьев, со свистом пролетели шесть вертушек.

— Заходят на цель, — прокомментировал заместитель командира отряда.

Выстроившись в цепь, вертолёты, издали похожие на шмелей, шли в направлении ближайшей горы. Из палаток выскакивали люди. Солдаты-пограничники заняли места в партере, удобно разместившись на броне бэтээров. Офицеры потянулись к маковому полю, откуда панорама операции должна была быть видна как на ладони. Гаджиев нырнул в палатку и тут же вышел с полевым биноклем. Герман, прихватив снайперский прицел, тоже поспешил к полю, чтобы занять удобное место.

Вертолёты, набрав высоту, начали по очереди пикировать на сопку. Огненными стрелами вонзались в гору реактивные снаряды. Первая «вертушка», обработав «высотку», пошла вверх, закручивая спираль боевой «карусели». Следом за ней устремилась вторая. От фюзеляжа третьего вертолёта оторвалась «капля» двухсоткилограммовой бомбы и упала на склон. Четвёртый с дальнего расстояния снова дал залп ракетами. Вдруг полыхнула вспышка, взметнулся чёрный султан взрыва, и тут же несчастную гору атаковала новая машина. Благодарные зрители сорвались в овации, громким «ура» встретив вторую смертоносную «каплю». Герман от избытка чувств, не отрываясь от оптического прицела, неистово орал и махал «Плейбоем». Наконец гул первого взрыва достиг лагеря, отразившись эхом от окрестных гор.

— Двести килограмм легло, — прокомментировал Гаджиев. — Ещё двести, — сопроводил второй взрыв своими комментариями заместитель командира.

Вдруг из недр горы возник огненный фейерверк. Сомнений не оставалось — рвались боеприпасы. Вертолёты дружно кинулись врассыпную.

— Ну, Малышкин, ну молодец, — закричал кто-то из офицеров. — Кто мог подумать, что «духи» все боеприпасы на гору заволокут!

Вертолёты легли на обратный курс. Вся советская колония, словно болельщики — любимую футбольную команду, встречала пролетавших над ними краснозвёздных железных птиц.

Герман ощутил какой-то необычайный внутренний подъём. «Ну и силища! — восхищался он увиденным зрелищем. — Крепка советская власть, ничего не скажешь!»

— Журнальчик не дашь почитать? — прервал его восторженные излияния капитан Гаджиев.

Только сейчас Герман заметил, что держит в опущенной руке журнал «Плейбой», раскрытый на развороте с фотографией шикарной девицы.

— Я ещё не прочёл, — стараясь быть вежливым, ответил Герман, сворачивая журнал.

— Ну-ну. Если что, заходи, вместе почитаем, — подмигнул мальчик из Парижа.

Героев дня Малышкина, Фила и примкнувшего к ним Репу встречали по-царски. Недалеко от поля прямо на пустых снарядных ящиках был накрыт праздничный стол с видом на полыхающую гору. Уже первые звёзды дрожали на востоке, когда сборная «Тибета» подняла тост в честь своих товарищей. На вершине горы, сливавшейся с тёмным небом, догорал склад мятежников. Поверженная база изредка выплёвывала очередной неразорвавшийся снаряд, вспыхивала недолгим пламенем и снова погружалась в траурное тление.

В этот вечер Герман так и не смог прочесть журнал.

Проблемы языкознания

Утром после завтрака Герман пошёл искать переводчиков. Для всего «Каскада» языковой барьер был божьим наказанием. Мало кто из «каскадёров» владел дари или пушту. В «Тибете» таких не было. Главными толмачами слыли советские таджики, язык которых был ближе всего к дари. Между таджикским и дари разница была не больше, чем между русским и украинским языками. Все штатные переводчики обслуживали военных и партийных советников.

Вначале Герман заглянул к Акбару, тому, который сопровождал афганца-наводчика во время неудачной попытки высадки десанта для захвата американских советников. Акбар жил на окраине Самархеля в маленькой комнате уютного коттеджа. Переводчик был дома. Он стоял во дворе и стирал в эмалированном тазу бельё. Из открытого окна доносилась тихая музыка. Под её аккомпанемент молодой таджик мурлыкал себе под нос незамысловатую песенку на восточный мотив. Дойдя до припева, он оторвался от стирки и с нескрываемым наслаждением предался вокалу.

Герман, которому тёплое весеннее утро тоже подарило хорошее настроение, дослушал исполнителя до конца и хотел было постучаться в калитку, как вдруг его рассудок, работавший, судя по всему, в автономном режиме, выдал простую, но занятную мысль: «А почему все советские таджики, узбеки и туркмены поют только свои песни? Почему их не интересуют «Битлз», «Куин», «Дип Пёпл», «Лед Зеппелин». Да, они с видимым удовольствием слушают визгливые стенания индийских певиц, но их мало заводят, скажем, русские барды или тот же Высоцкий. Мы что, действительно такие разные? Тогда почему мы вместе? Почему они, потомки великих восточных империй, выглядят много счастливее нас?» Германа внезапная активность собственного мозга даже позабавила. «Наверное, это от солнца», — подумал он, завершая умственную разминку.

— Тебе чего? — прервал его размышления голос переводчика, сливающего мыльную воду в арык.

— Да вот, Акбар, к тебе пришёл...

— Вижу. А что при входе отираешься?

— Музыку твою слушаю.

— Нравится?

— Да... Я же с Узбекистана, — и секунду помолчав, добавил: — Меня Германом звать.

— А-а. Тогда, Герман, считай, что мы — земляки, — ополаскивая руки и переходя на более доброжелательный тон, завершил обмен любезностями таджик.

Герман открыл калитку и прошёл вслед за хозяином в его комнату.

— Акбар, а у тебя Гугуш есть? — продолжал развивать контакт молодой оперработник.

Таджик просто расцвёл. Он бережно вставил кассету в магнитофон. Чудесный голос заполнил маленькую уютную комнату. Хозяин и гость молча слушали иранскую певицу. У Германа, расслабленного музыкой, снова открылись шлюзы мыслительных потоков: «А я тогда кто? Индийскую музыку я не люблю, а узбекскую, иранскую и таджикскую слушаю с удовольствием. Но я же русский...»

— Ты что молчишь? — не выдержал переводчик, наблюдая за странным гостем.

— Извини, Акбар. Это я о своём. Выключи музыку — мысли сбивает.

— Тебе перевести надо? — вернул гостя к реалиям жизни хозяин.

— Да.

— Так тебе или вашему начальству?

— А какая разница? — удивился Герман.

— Начальству не буду! — заупрямился переводчик. — Они меня уже месяц обещают представить на «Красную Звезду» — и только резину тянут.

— Представление должен писать твой начальник, а не наш, — поправил его Герман.

— Я знаю. Мой Валерий Иванович ждёт от них бумагу, а они не пишут. Может, поможешь? Я уже десять раз с вашими на бомбоштурмовые летал. Два раза чуть не сбили. — И, слегка задумавшись, добавил: — Пойми, мне домой без ордена никак нельзя. Дома невеста ждёт. Соседи смеяться будут...

— Я поговорю, — пообещал Герман.

Через полчаса он в сопровождении Акбара уже стучал в зелёную будку афганского КПП. Как всегда, Гульмамад, в надежде напугать до смерти очередного русского, с резвостью цепного пса выскочил из своего укрытия. Увидев гостей, охранник опустил автомат и ощерился ослепительной улыбкой.

«Как они умудряются сохранять свои зубы?» — завистливо подумал Герман, нащупывая языком рассыпавшуюся пломбу, и уже вслух добавил:

— Привет, Гульмамад! Вот, переводчика привёл.

Солдат, бросив взгляд на нового человека, зашёлся витиеватым восточным приветствием:

— Четр`урости, х`убости, джандж`урости, бах`ейрости...