По ту сторону вселенной - Александр Плонский

Угр помнил множество стихов и, когда позволяли условия, читал их Корлису, для которого поэзия стала сущим откровением.

Тем сильнее недоумевал орбитянин, пытаясь понять, как могли люди, несущие в себе такое поистине божественное начало, поэзию, в то же время вести войны, уничтожать себе подобных и под конец совершить почти всеобщее самоубийство.

— Скажите, Угр, — как-то спросил Корлис, — вы участвовали в войне?

— Да, — коротко ответил «призрак».

— И убивали?

— Я мог бы отмежеваться от прошлого, сказать: «нет», но не стану этого делать, даже рискуя потерять ваше расположение. Да, убивал. Тогда я был молод.

— Вы все еще ищете оправдания?

— Знаете, кто были у нас самые убежденные поборники мира? — уклонился от прямого ответа Угр.

— Ну?

— Отставные генералы.

— Они выходили в отставку в знак протеста?

— Нет, выйдя в отставку, становились миротворцами.

— Видимо, у вас было слишком мало отставных генералов, — горько пошутил Корлис.

— Став впоследствии ученым, — продолжал Угр, — я не участвовал в военных программах. Уже тогда пытался хотя бы в малой мере искупить вину. Надеюсь, это мне удалось.

— Вы имеете в виду бессмертие?

— Нет, информационное бессмертие здесь ни при чем. Впрочем… если подразумевать под ним бессмертие человеческих знаний, то именно так. Не думайте только, что я приписываю заслугу в этом себе. Нас, ученых, осознавших в конце концов ответственность перед человечеством, было немало.

И некоторые несли на своей совести еще большую тяжесть, чем я. Ложно трактуемый патриотизм, а зачастую и тщеславие — оно ведь у людей науки развито не меньше, чем у генералов — толкали к открытиям, которых потом приходилось стыдиться. Прекраснодушные побуждения тоже нередко оборачивались кошмаром. А кое-кто понял, что чистой науки не существует, лишь когда с головой окунулся в грязь. Ну, что скажете?

— Ничего, — произнес Корлис, помолчав.

— А вот вы могли бы оправдать меня?

— Я вам не судья…

Корлиса душило отчаяние, словно и он вместе с Угром и другими «призраками» нес личную ответственность за трагедию Гемы. А может быть, и ему следует взять на себя толику этой ответственности, хотя в жестокие времена, когда люди, в том числе и будущие «призраки», готовили грядущий «конец света», самого его еще не существовало. Презумпция виновности…

Они не раз возвращались к больным вопросам, которые в равной мере волновали обоих. Пытались докопаться до глубинных истоков зла, овладевшего людьми.

Зла, оказавшегося сильнее, чем «божественное начало» — поэзия…

Но сейчас им было не до философских проблем. Беда сблизила их сильнее, чем душеспасительные беседы.

«Призраки» развили активность, какую от них трудно было ожидать. Сотни управляемых ими роботов-манипуляторов прочесывали окрестности Большого Сонча. На волне переговорных устройств Горна и Кея работали мощные радиопередатчики. Удалось даже запустить несколько быстролетов, спешно собранных автоматами. Роль пилотов выполняли «призраки».

Казалось, информационное человечество, ведшее до сих пор псевдосуществование, возвратилось в обычную жизнь, с ее тревогами, заботами, надеждой.

Радиомост между Космополисом и Гемой действовал бесперебойно. Обмен оперативной информацией происходил непрерывно. При этом пассивной стороной, как ни трудно было признать, оказались орбитяне. И причина крылась не только в отдаленности от места событий. За «призраками» стояли многие поколения людей с их бесценным жизненным опытом, которого недоставало орбитянам, успевшим утратить значительную часть того, что накапливалось столетиями.

Орбитяне могли противопоставить обширным знаниям «призраков» лишь навыки жизни в космосе. Зато их отличали нравственные принципы, сформировавшиеся в условиях жестокой борьбы за выживание, требовавшей сплоченности и единства.

Своекорыстие, эгоизм и даже элементарная леность среди обитателей Базы встречались, но исключительно редко.

Психология же «призраков» формировалась во времена, когда убивать на войне считалось гражданским долгом, когда понятие «патриотизм» противопоставляли интересам человечества. И пусть «призраки» стремились преодолеть довлевшие над ними стереотипы, их сознание оставалось замутненным дуновением прошлого.

У орбитян же, если не считать немногие предшествовавшие поколения, вообще не было своего прошлого. Не только того, которым можно гордиться, но и того, что спустя столетия оставалось бы позором. До недавнего времени большинство из них воспринимало Гему как нечто абстрактное, вызывающее отнюдь не ностальгию, а всего лишь умеренный интерес. Они не слали бессмысленных проклятий тем, кто вызвал трагедию Гемы, не ставшую их собственной трагедией, несмотря на необходимость вести суровое существование в космосе, которое казалось им вполне естественным.

И вот информационное человечество воссоединилось с новой людской порослью в стремлении спасти Горна и Кея, безвестно исчезнувших среди бескрайних джунглей Гемы.

Преемник Корлиса Тис не отходил от телескопа. Спустя короткое время после того, как стало известно об исчезновении космолета, на поверхности Гемы, в стороне от Большого Сонча, возникла яркая вспышка.

Тис рассказал об этом не только Корлису, что был обязан сделать, поскольку координаты вспышки указывали место гибели корабля, но и Инте.

— Вам нужно приготовиться к худшему.

— Вы плохо знаете Кея, — покачала головой Инта. — Он не мог погибнуть.

Понимаете, не мог!

— Подумать только, она совсем не переживает! — поделился Тис с Корлисом. — Какая черствость!

— Вы глупец, Тис! — сорвалось с языка у Корлиса. — Если бы представляли, сколько ей пришлось пережить вместе с Кеем и со мною, то не болтали бы чушь. К вашему сведению: я тоже не верю в гибель Кея. Продолжайте наблюдать и не торопитесь с выводами!

Тис ушел, бросив на своего учителя и предшественника недобрый взгляд.

А на душе у Инты вовсе не было так спокойно, как показалось Тису. Она и в самом деле не допускала мысли, что Кей погиб, но хорошо представляла подстерегавшие его опасности. Перед глазами стояли свинцовое небо, густое переплетение ветвей, буйно разросшиеся лишайники… Как бы ей хотелось оказаться рядом с мужем, разделить с ним опасность, взять на себя часть его ноши, поддержать бодрость духа, столь необходимую ему сейчас.

Сидя у монитора, следящего за спектром радиоизлучения Гемы, Инта наблюдала сигналы «призраков» в виде проблесков на экране, воспроизводящем карту планеты. Проблески группировались вокруг Большого Сонча, в остальных местах хаотической рябью высвечивались грозовые разряды.

Внезапно в стороне от Сонча, среди непроходимых дебрей, замигала яркая точка. Инту захлестнула радость: жив! А к ней уже спешил взволнованный Корлис.

— Это он! Декодеры расшифровали сигнал!

— Что с ним, что с Горном?

— Не знаю… — смущенно проговорил главный диспетчер. — Принят лишь позывной, цифровым кодом. Он повторяется вновь и вновь. Только позывной, единственное слово. Сигнал размытый, неустойчивый. Но очень мощный.

Непонятно, что за странный передатчик…

— А позывной космолета? — с надеждой спросила Инта.

— В том-то и дело, что нет…

— Вы же уверяли, что это Кей!

— Кто же еще может передавать в качестве позывного ваше имя?! — улыбнулся Корлис.

13. Затерянный в джунглях

Преодолевая усталость, Кей разгрузил несколько десятков ящиков со снарядами. Каждая из этих остроносых болванок предназначалась для убийства людей. Требовалось усилие воли, чтобы заставить себя прикоснуться к ней, а тем более взять ее в руки, словно она была пропитана трупным ядом.

Сколько таких хранилищ смерти на Геме! Не одно поколение тех, кому предстоит заново обживать планету, столкнется с загробным проклятием предков!

Но для него находка может оказаться счастливой. Он понял это в миг неожиданного озарения. Хотя при чем тут озарение? Просто нужно вовремя оглянуться. За спиной у человечества, на исторической свалке отживших технологии можно найти до смешного простой прототип архисложного позднейшего устройства. По мере износа техники, унаследованной от предков, орбитянам все чаще приходилось заглядывать на эту «свалку». Сам Кей делал так не раз, особенно когда обстоятельства заставляли обходиться подручными средствами.

Сейчас все зависит от того, сумеет ли он разрядить снаряды. Нужна медь, а снарядные гильзы из медного сплава…

Кею никогда прежде не приходилось обезвреживать боеприпасы. Он сознавал, что не имеет права ошибиться в этом новом для него опаснейшем деле.

Необходим максимум осторожности и внимания.