Книга драконов - Джек Данн

Я такой уверенности не испытывал, но в этой компании мое мнение не очень-то и спрашивали.

Мы плотной толпой сбежали вниз по лестнице. Первым — великий князь, следом доктор Л. Пуришкевич отстал.

Монах лежал лицом вверх на белом меховом ковре, его глаза были закрыты. Доктор Л. опустился подле него на колено, пощупал пульс и объявил:

— Мертв.

Но как выяснилось, это было преждевременное заявление. Мгновением позже Распутин открыл левый глаз, потом правый. И уставился на Юсупова зелеными глазищами, так похожими на драконьи. Еще миг — и их наполнила жгучая ненависть. У Юсупова вырвался вопль.

Я не мог пошевелиться. И бедный Юсупов тоже не мог. Великий князь матерился вполголоса. Что касается доктора Л., он явно был готов снова отрешиться от мира.

— Длинные усы не заменят мозгов, — сообщил Распутин потолку.

Пока он говорил, изо рта у него пошла пена. Неожиданно он вскочил и схватил Юсупова за горло, сорвав при этом у него с плеча эполет.

На счастье, все тело Юсупова было до такой степени залито потом, что рука монаха соскользнула с его горла, Юсупов вырвался, и это движение бросило Распутина на колени.

Выиграв таким образом время, Юсупов отскочил прочь, повернулся и бросился наверх по ступенькам. На бегу он призывал Пуришкевича скорее стрелять, выкрикивая:

— Он жив! Он еще жив!..

В его голосе не было ничего человеческого, на лестнице звучал полный ужаса вопль, равного которому я ни до, ни после не слышат.

Мы втроем смотрели на Распутина, который, исходя пеной и руганью, устремился за Юсуповым на четвереньках.

Князь бросился в покои своих родителей и запер за собой дверь на замок, но безумный монах, которого все случившееся уже напрочь лишило рассудка, выскочил прямо сквозь парадную дверь. Оставшаяся часть нашей компании побежала за ним — посмотреть, что он станет делать. Доктор Л. все бормотал, что перед нами был дьявол, что прямо сейчас он расправит багровые крылья и улетит прочь.

Но он не взлетел. Он бежал через заснеженный двор к железным воротам, выводившим на улицу.

— Феликс, Феликс! — кричал он. — Я императрице все расскажу.

Только тут Пуришкевич поднял пистолет и выстрелил.

В черной ночи заметалось бесконечное эхо, но пуля прошла мимо.

— Стреляйте же! — крикнул я.

Если Распутину удастся бежать, мы все погибли.

Пуришкевич выстрелил еще. Невероятно, но он снова промазал.

— Дурак! — вырвалось у великого князя, когда Пуришкевич закусил зубами свою левую руку, заставляя себя сосредоточиться.

Его третья пуля ударила Распутина между лопаток, и тот остановился, хотя и не упал.

— Говорю вам, это дьявол! — закричал доктор.

— Одни дураки кругом, — сказал великий князь, и я склонен был с ним согласиться.

Пуришкевич же выстрелил в очередной раз и попал Распутину в голову, отчего тот упал на колени. Пуришкевич подбежал к нему и с силой ударил ногой прямо в висок. После этого монах наконец-то распластался на снегу.

В это время откуда-то появился Юсупов с резиновой дубинкой в руках и в истерике принялся колотить ею Распутина.

Великий князь схватил Юсупова за плечи и увел прочь.

И только тогда я вытащил нож и всадил его глубоко в сердце Распутину. Мне хотелось что-то сказать, произнести какие-то слова…

Однако все уже было сказано.

Чуть позже слуга принес веревку, и, оттащив тело к замерзшей Неве, мы оставили его там.

— Может, его бы в прорубь столкнуть? — предложил я.

— Мир должен увидеть его тело, — сказал великий князь. — Мертвый, он мертвый и есть.

Я смотрел на безумного монаха, замершего на льду, и удивлению моему не было предела. По самым скромным меркам к тому времени, когда мой нож нанес решающий удар, его уже пятикратно должна была постигнуть смерть.

— Мертвый, он и есть мертвый, — согласился я с великим князем и не стал больше настаивать.

Вернувшись домой, я никак не мог избавиться от неприятного ощущения. Вот одна моя рука касается его спины, а другая всаживает нож глубоко в тело…

— Все кончено, — сказал я своему отражению в зеркале.

Я не знал, что на самом деле все лишь только начиналось.

Безумный монах лежал на льду. Спина, пропоротая ножом, отчаянно болела, он не мог пошевелиться.

— Будь ты проклят, — пробормотал он, по крайней мере — попытался.

Его губы, прихваченные ледком, не размыкались. Но это не имело особого значения, ведь он не знал, кого именно ему следовало проклясть, он не видел, кто всадил нож ему в спину. Поэтому монах обратил проклятие на былого собутыльника, оказавшегося предателем.

«Феликс, так потеряй же ты все, что тебе дорого!»

Плечо и затылок тоже болели, но не так сильно. И еще почему-то жгло в желудке и в горле. Он задумался и решил, что пирожные — сколько бишь он их съел? — оказались дрянными.

«Уж эти мне придворные… в пирожные тухлятины напихали… Моя матушка и та лучше управилась бы…»

Ему было холодно, но он знавал холода и похуже. Одному Богу было известно, как нужно заморозить сибирского мужика, чтобы его как следует проняло. И при нем по-прежнему был его амулет, а это значило, что люди его убить не могли. Ни мужчины, ни, как выяснилось, женщины. Та шлюха, что располосовала его от корешка до грудины, явила тому свидетельство.

Он выживет и теперь.

Вот только пошевелиться не получалось.

«Сколько еще до полнолуния? — спросил он себя. — Сколько осталось времени, прежде чем прибудет этот глупец Ленин и выпустит на волю драконов?»

Драконов, застигнутых в логовах, вполне можно убить. Утопить, заморить голодом, расстрелять, наконец. Много способов существует. Вот почему царские драконюшни охранялись лучше, чем собственный дом государя. Но, взлетев в небеса, драконы делались неудержимы. Стремительный огонь с ночных небес нес смерть каждому, кто отваживался противостоять. Всяким там евреям и революционерам.

Но не в этот раз.

«Эти дурни не сумели убить меня. Но если я не восстану прежде полнолуния, они неизбежно убьют Россию».

Он попробовал шевельнуть пальцем, моргнуть веком. Ничего не получилось.

«Мне надо отдохнуть. Я снова попробую… утром».

Над Невой неторопливо поднималась луна — почти идеально круглая.

«У меня еще двое суток, — подумал Распутин. Мозг работал удивительно ясно. — А может, и трое».

Красные драконы больше не беспокоились. Это оттого, что их впервые вывели ночью. Длинные носы задирались к небу, принюхиваясь. Крылья разворачивались и трепетали, ловя ночной ветерок. Летать им, правда, пока не позволяли. Пока. Ждали команды, которую отдаст Ленин.