Enigma - Роберт Харрис

— Меня здесь месяц не было. Не видел ее.

— Но наверняка у вас были куда более важные заботы, особенно в данный момент, чем желание возобновить знакомство?

Последние слова потонули в грохоте экспресса. Секунд пятнадцать комната ходила ходуном, ровно столько же на лице гостя держалась улыбка. Когда шум затих, он спросил:

— Удивились, что вас вернули из Кембриджа?

— Да. Пожалуй, удивился. Послушайте, мистер Уигрэм, кто вы, собственно, такой?

— Удивились, когда узнали, зачем вы снова нужны здесь?

— Не удивился, нет, — ответил Джерихо, подыскивая нужное слово, — поразился.

— Поразились. А вы говорили когда-нибудь с девушкой о своей работе?

— Конечно, нет.

— Конечно, нет. А не показалось ли вам странным — вероятно, больше чем совпадением, может, даже зловещим, — что в один прекрасный день немцы лишают нас доступа к информации, а через два дня исчезает любимая девушка ведущего шифроаналитика восьмого барака? И фактически в этот же день он возвращается обратно?

Джерихо непроизвольно бросил взгляд на гравюру на каминной полке.

— Я же вам сказал, что никогда не говорил с Клэр о работе. Что не видел ее месяц. И она не была моей возлюбленной.

— Нет? Тогда кто же она вам?

Тогда кто же она мне? Хороший вопрос.

— Я просто хотел ее видеть, — запинаясь, ответил он. — Не мог найти. Беспокоился.

— Есть ее фотография? Какая посвежее.

— Нет. У меня действительно нет ни одной ее карточки.

— В самом деле? Еще одна забавная вещь. Такая милашка и… Но можно все-таки найти карточку? Придется взять из личного дела.

— Для чего?

— Вы умеете стрелять, мистер Джерихо?

— Не смог попасть в утку в тире на ярмарке.

— Как и следовало ожидать, хотя внешность порой обманчива. Только вот в пятницу ночью на складе оружия охраны Блетчли-Парка произошла маленькая кража со взломом. Пропали две единицы хранения. Револьвер «Смит и Вессон» 38-го калибра, изготовленный в Спрингфилде, штат Массачусетс, и поставленный военным министерством в прошлом году. И коробка с тридцатью шестью боеприпасами.

Джерихо промолчал. Уигрэм некоторое время смотрел на него, как бы принимая решение.

— Думаю, вам не помешает знать. Вполне заслуживаете доверия. Присаживайтесь, — похлопал он по одеялу. — Не могу же я, черт побери, кричать о самом большом секрете Британской империи через всю эту долбаную спальню. Садитесь же. Не укушу.

Джерихо неохотно сел. Уигрэм наклонился вперед. Борт пиджака слегка оттопырился, на мгновение обнажив на белой ткани сорочки кожаный ремень и вороненую сталь пистолета.

— Хотите знать, кто я такой? — едва слышно произнес Уигрэм. — Скажу. Я тот, кому начальство поручило выяснить, что к чему в этой вашей дыре. — Он говорил так тихо, что Джерихо был вынужден придвинуться совсем близко. — Понимаете, звонят колокола. Звонят страшно тревожно. Пять дней назад в шестом бараке расшифровали депешу германской армии с Ближнего Востока. Генерала Роммеля преследуют неудачи. Похоже, он считает, будто единственная причина этих неудач в том, что так или иначе мы каким-то чудом всегда появляемся там, где он собирается начать наступление. Африканский корпус вдруг требует проверить секретность шифропередач. Вот так. Динь-дон. А через двенадцать часов адмирал Дениц, по причинам пока неизвестным, неожиданно принимает решение ужесточить порядок пользования Энигмой, изменив метеокод подводного флота. Снова динь-дон. Теперь люфтваффе. Недавно четыре германских торговых судна с грузом для вышеупомянутого Роммеля подверглись неожиданному нападению королевских ВВС и затонули на полпути к Тунису. Сегодня утром мы узнаем, что ни больше ни меньше как сам германский главнокомандующий средиземноморским театром военных действий, фельдмаршал Кессельринг настоятельно хочет знать, не читает ли противник его шифры. — Уигрэм потрепал Джерихо по коленке. — Тревожный перезвон, мистер Джерихо. Громче, чем звон колоколов Вестминстерского аббатства в День коронации. И в самый разгар всего этого исчезает ваша приятельница, одновременно с новенькой пушкой и коробкой патронов.

— Так с кем мы имеем дело? — произнес Уигрэм, доставая небольшую записную книжку в черном кожаном переплете и золотой вывинчивающийся карандаш. — Клэр Александра Ромилли. Место и время рождения: Лондон, двадцать первое декабря двадцать второго года. Отец: Эдвард Артур Макулей Ромилли, дипломат. Мать: достопочтенная Александра Ромилли, урожденная Харви, погибла в автомобильной катастрофе в Шотландии в августе двадцать девятого. Девочка получила частное образование за границей. Места службы отца: Бухарест, с двадцать восьмого по тридцать первый; Берлин, с тридцать первого по тридцать четвертый; Вашингтон, с тридцать четвертого по тридцать восьмой. Год в Афинах, затем возвращается в Лондон. Девочка к тому времени в каком-то модном пансионе в Женеве. Приезжает в Лондон в начале войны, когда ей семнадцать. Основное занятие следующие три года, насколько можно судить: веселое времяпрепровождение. — Лизнув палец, Уигрэм перелистнул страницу. — Какое-то добровольное занятие в гражданской обороне. Не слишком обременительное. Июль сорок первого: переводчица в Министерстве экономической войны. Август сорок второго: подает заявление о приеме на канцелярскую работу в Форин Оффис. Хорошее знание языков. Рекомендуется на работу в Блетчли-Парке. Прилагается письмо отца, обычное пустословие. 10 сентября собеседование. Зачислена, допущена к секретной работе, приступила к обязанностям на следующей неделе. — Уигрэм поиграл страницами. — Вот и все. Не слишком строгий порядок отбора, верно? Но ведь она происходит из ужасно порядочной семьи. Папа работает в главной конторе. Идет война. Хотели бы что-нибудь добавить к приведенным данным?

— Не думаю, что смогу.

— Как вы с ней познакомились?

Следующие десять минут Джерихо отвечал на вопросы Уигрэма.

Отвечал с большой осторожностью и в основном правдиво. Если лгал, то лишь путем умолчания. При первом свидании ходили на концерт. Потом встречались еще несколько раз. Смотрели кино. Какая картина? «Повесть об одном корабле».

— Понравилась?

— Да.

— Скажу Ноэлю.

Она никогда не говорила о политике. Ни разу не заводила разговор о своей работе. Не вспоминала о других приятелях.

— Спали с нею?

— Не ваше, черт побери, дело.

— Запишем, что спали.

Еще вопросы. Нет, в ее поведении не замечал ничего странного. Нет, она не казалась напряженной или обеспокоенной, скрытной, молчаливой, агрессивной, любопытной, унылой, подавленной или возбужденной — нет, ничего такого, — и в конце они не ссорились. Неужели? Нет, не ссорились. Итак, они… тогда что?

— Не знаю. Постепенно разошлись.

— Она встречалась с кем-нибудь еще?

— Возможно. Не знаю.

— Возможно. Не знаете, — удивленно покачал головой Уигрэм. — Расскажите мне о прошлой ночи.

— Ездил на велосипеде к ней домой.

— Во сколько?

— Примерно в десять, половине одиннадцатого. Ее не было дома. Поговорил немного с мисс Уоллес. Потом поехал домой.

— Миссис Армстронг утверждает, что вас не было до двух часов.

И это называется прокрался на цыпочках, подумал Джерихо.

— Должно быть, немного прокатился на велосипеде.

— Ничего себе. В мороз. В затемнение. Выходит, катались около трех часов.

Постукивая пальцем по носу, Уигрэм уткнулся в свои заметки.

— Что-то не так, мистер Джерихо. Не могу сказать определенно, но здесь что-то не так. Однако, — захлопнув записную книжку, он ободряюще улыбнулся, — можно вернуться к этому позднее, а? — Опершись о колено Джерихо, поднялся с кровати. — Сначала надо поймать нашего кролика. У вас никаких соображений насчет того, где она может быть? Любимые местечки, где можно уединиться? — Он внимательно сверху вниз смотрел на Джерихо. Тот не отрывал глаз от пола. — Нет? Нет так нет.

К тому времени когда Джерихо осмелился поднять глаза, Уигрэм облачился в свое великолепное пальто и сосредоточенно снимал с воротника пушинки.

— Все это могло быть случайным совпадением, — сказал Джерихо. — Вы, конечно, понимаете, что я имею в виду. Дениц, кажется, всегда питал недоверие к Энигме. Поэтому в первую очередь снабдил Акулой подводный флот.

— О, тут вы совершенно правы, — с готовностью согласился Уигрэм. — Но давайте посмотрим с другой стороны. Представьте, что немцам намекнули, чем мы здесь занимаемся. Что им оставалось делать? Конечно же, они не могли сразу выкинуть сотню тысяч машин «Энигма», так? Потом, как насчет их специалистов, которые в один голос утверждали, что Энигма неуязвима? Разве бы они отказались без боя от своих убеждений? Нет. Они бы поступили так, как, по-видимому, поступают сейчас. Начали бы проверять каждый вызывающий подозрение случай и тем временем пытаться найти веские доказательства. Может быть, живого человека. Еще лучше человека с документальными свидетельствами. Господи, да кругом народу больше чем достаточно. Только здесь тысячи людей, которые знают либо все, либо частицу всего, либо достаточно, чтобы сделать нужные выводы. И что это за люди? — Он достал из кармана и расправил лист бумаги. — Это список, который я просил вчера. В военно-морском отделении о значении тетради метеокодов знали одиннадцать человек. Если задуматься, несколько подозрительных фамилий. Скиннера, думаю, можно исключить. И Логи — он, кажется, достаточно надежный. Но вот Бакстер? Ведь Бакстер коммунист, не так ли?