Девочка из Аушвица. Реальная история надежды, любви и потери - Сара Лейбовиц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий вечер я с подругами из нашей деревни поехала в чешское посольство в Бухаресте. Как и остальные девушки, я хотела получить чешский паспорт, потому что не могла больше ездить по Европе без документов. Шалом сел на поезд вместе с нами, но вышел в Сату-Маре, забрав с собой мой вещмешок. Мы с подругами поехали дальше на ночном поезде.
Я провела в Бухаресте неделю; мне выделили место в гостинице, принадлежавшей чешскому консульству. Вечером в четверг, с паспортами на руках, мы сели в поезд и поехали на север. Мы ехали всю ночь и весь день; мне казалось, что поезд движется ужасно медленно. Когда я увидела, что солнце вот-вот сядет, я забеспокоилась, что буду все еще в поезде в Шаббат[39], но тут поезд остановился и кондуктор выкрикнул: «Сату-Маре!»
Я сошла с поезда в Сату-Маре, в Румынии; я в первый раз оказалась в этом городе. Я спросила, как пройти на улицу, где жил Шалом с другом, поблизости от еврейского гетто, и добралась до его дома за минуту до начала Шаббата. Шалом уже ушел в синагогу, но я вошла и зажгла свечи.
Недельный цикл подошел к концу; я закрыла глаза и приветствовала Шаббат, с замиранием сердца ожидая нового начала своей жизни.
В ту неделю еврейский госпиталь в Сату-Маре открыл свои двери для выживших при Холокосте, возвращавшихся домой, и мне выделили койку в комнате с еще десятью девушками. В качестве символического вклада в содержание госпиталя мы занимались лущением орехов. Нам приносили орехи в мешках, а мы сидели и вручную лущили их.
Шалом каждый день меня навещал. Однажды он принес мне булочку, а в другой раз – кусок пирога. Он повел меня посмотреть обувную мастерскую, которую открыл с двумя друзьями, и показал мне город.
Однажды мы сидели, разговаривая о прошлом и будущем, и оба плакали. Шалом сказал мне, что хорошо зарабатывает, а потом ласково спросил: «Мы же поженимся, правда?»
Я снова начала плакать. Я рассказала ему, что медсестра в госпитале в Аушвице предупредила меня – у меня никогда не будет детей. Мне было больно думать о том, что я столько выстрадала, но все равно в будущем не смогу жить как нормальный человек. Я не могла смириться с фактом, что нацисты лишили меня прошлого, разрушили мое настоящее и отобрали будущее.
Шалом тут же ответил:
– О, она просто хотела напугать тебя. У нас a groyse Gott (великий Бог), и у нас будут дети.
Мы встали и пошли к ребе Вейссу из иешивы Сату-Маре. Мы сказали ему, что решили пожениться. В большом воодушевлении ребе поздравил нас, и мы условились, что свадьба состоится на следующей неделе.
Мы пошли проверить дом, где жили родители Шалома, Шейндель и Леви Ицхак Лейбовиц, со своими десятью детьми. Это был дом № 18 по улице Куза Вода, в том же дворе, где находилось бюро Ха-поэль ха-мизрахи[40], которое возглавлял Леви Ицхак. Там же располагалась синагога с залом собраний, но все оказалось пустым, грязным и заброшенным.
Мы начали расчищать комнату, выходившую на главную улицу. Пришел друг и помог нам убирать. Мы принесли окна из заброшенных домов, где они еще оставались целыми, и постепенно это место начало выглядеть обжитым.
Семьдесят лет спустя
Эти Эльбойм
Я всегда хотела увидеть деревню, где родилась моя мать, Комят.
Она сама не была там больше шестидесяти семи лет, с тех пор как узнала, что власти захватили ее дом и разместились там.
Три года назад мы организовали небольшую семейную экспедицию и отправились в нее всемером, вместе с моей матерью. Сначала мы отыскали дом моего отца в Сату-Маре, Румыния, а потом дом матери в деревне, которая теперь называется Великие Комяты и находится на территории Украины.
Сперва мы побывали в Сату-Маре. Сегодня там живет совсем маленькая еврейская община, нисколько не похожая на большое сообщество в прошлом. В доме 18 по улице, которая называется Леон Куза Вода, мы нашли дом Лейбовицей, ныне занимаемый румынскими жителями. Комната, которая служила бюро Ха-поэль ха-мизрахи, стояла в нем пустой и заброшенной.
Жители дома приветствовали нас и угостили абрикосами с дерева – мама помнила, что оно уже росло во дворе семьдесят лет назад.
– Тут же рос орешник, – вспоминала она. – Когда дети Лейбовицей были маленькими, предприимчивый Моше первым вставал поутру, залезал на дерево и срывал орехи, пока до них не добрались остальные. И тут был маленький огородик, за которым я ухаживала, – сказала она, указывая на грязный двор.
В конце нашего визита мы спросили маму, помнит ли она, где находилась обувная мастерская, принадлежавшая отцу, благословенной памяти.
– Конечно, – ответила мама. – Я же каждый день носила ему обед.
Мама провела нас по улицам Сату-Маре. Она свернула в переулок, остановилась перед каким-то домом и объявила:
– Здесь находилась мастерская Шалома!
К нашему изумлению, на том же месте располагалась современная обувная мастерская.
Взволнованные, мы вошли туда и посмотрели на полки, заставленные туфлями. Моя мама с широко распахнутыми глазами уставилась на швейную машину.
– Ну да, конечно, – заключила она. – Это та самая машина, на которой я прострачивала наши простыни и полотенца!
Странно и удивительно было попасть в деревню Комят, про которую мы столько слышали. Деревня располагается на живописных склонах Карпатских гор, но складывается ощущение, что время в ней при советском правительстве остановилось. Там нет мостовых, дороги все разбитые, а жители – простые крестьяне.
– Деревня выглядит гораздо хуже, чем когда мы жили тут, – заметила моя мать, обводя окрестности печальным взглядом.
Сегодня ни в Комяте, ни в ближайших деревнях не осталось ни одного еврея.
Мы были рады найти развалины еврейской школы, стоявшей рядом с большой синагогой, от которой не осталось и следа. Правда, школа, украшенная звездой Давида, превратилась в замусоренный склад.
На еврейском кладбище мы отыскали могилу бабушки Ханы-Деборы, которую восстановили несколько лет назад ее внуки и правнуки из семьи Розенберг, ранее Гелб, жившие в США. Как блестели наши глаза, когда мы стояли на бабушкиной могиле! Впервые за всю жизнь! Для меня это был уникальный момент, когда я наконец-то приблизилась к осознанию, что у меня все-таки есть бабушка!
Мы прочитали несколько псалмов и провели маленькую церемонию в ее память.
Мы прошли по улице, на которой находилось кладбище, в поисках маминого дома. Время стирает многие вещи, заставляя