Изгнанница Ойкумены - Генри Олди

Великий Космос! – я плыла по течению.

Отлет откладывался. Закончилось лето, пришла осень. Близилась зима. Ник давно улетел без меня – Шадруван ждал господина посла. Улетел и Рауль. Артур остался на Ларгитасе, со мной. Занятая работой, я отдала его в специализированный детсад. Вернее, согласилась с рекомендацией Тирана. В саду ребенка опекала госпожа Клауберг. Комиссарша каким-то внезапным образом превратилась в штатную воспитательницу. А захотела бы – я не сомневалась в этом ни минуты – и в заведующую. Судя по реакциям мальчика, Артуру там было неплохо. Все свободное время мы проводили вместе. Тиран заверил меня, что после шадруванской экспедиции Артур поступит в школу, как все дети, и вообще, доктор, бросьте волноваться.

Я не верила ему.

Я не знала, что там, в компетентных высших эшелонах, проверяют информацию. Вернее, слух про утечку информации. Вроде бы, гематры Элула, способные восстановить динозавра по единственному когтю, вцепились в тайну Шадрувана. В крупицы сведений, в пыль сплетен. Проверка за проверкой, война разведок; нет, ерунда, ложная тревога…

За неделю до Нового года нам велели готовиться к отлету.

Часть девятая

Шадруван

Глава восьмая

Змея в корзине

I

Она ворвалась в посольство, как вихрь.

– У тебя есть карта? Карта Шадрувана?

– Есть, – кивнул Ник. – Зачем тебе карта? В поход собралась?

В кабинете он был один.

– Не смешно. Я имею в виду местную карту. Город и окрестности.

– Разумеется, есть.

– Без Скорлупы? Как это видят аборигены?

– Голограмму или на бумаге?

– Любую!

– Чего ты психуешь? Ну, карта…

– Дай ее мне. Пожалуйста.

Он плохо выглядит, думала Регина, пока господин посол рылся в закромах. Он с самого начала такой. С первого дня, как мы с Артуром прилетели на Шадруван. Нет, извините – в первый день все было гораздо хуже. Даже вспоминать не хочется. Замкнутый, угрюмый, Ник исхудал, ел через силу, ссылаясь на отсутствие аппетита. Когда аппетит в качестве аргумента истерся до дыр, на смену ему пришла необходимость сохранять форму. Форма Регине не нравилась. Особенно борода – клочковатая, с редкими пятнами седины. Бриться Ник бросил, пожалуй, уже с месяц, радуя косматых туземцев. Бритвенный станок «Larex», «супер-подарок для стильного мужчины», скучал в ванной, забыт и заброшен.

Рядом грустило дитя прогресса – депиляционный бальзам «Свежесть».

«Почему ты седеешь? – ворчала Регина, с тоской вспоминая времена, когда у Николаса Зоммерфельда, румяного мальчика, ничего не росло на щеках и подбородке. – Что за глупости? Ты у меня еще юноша…»

Юноша отмалчивался, хмурясь.

– Ну что ты копаешься?!

– Не кричи на меня…

В посольстве спасал климатизатор. В лагере 3-й экспедиционной группы, откуда Регина примчалась сломя голову, не спасало ничего. Даже ночью жара не спадала. Иногда казалось, что солнце из чистой ненависти к ларгитасцам стоит в зените круглосуточно, не выходя из «створа» Скорлупы. Дышали горячей ватой. Спали на сковородке. Половина народу маялась от тепловых ударов, вторая половина – от простуды. Напились, значит, холодненького. Туземцы бесчувственно посмеивались. Им вторил Артур – ребенку нравилась жара. Малыш наслаждался зноем; так его сверстник наслаждался бы прохладой бассейна.

«Кругом пекло, – вздохнула Регина, – а ему, как с гуся вода. С того гуся, который в кувшине. И всегда свободен…»

Не в силах видеть, как Ник тянет резину, она встала у окна. Выглянула наружу, прямо в горячий кофе со сливками – в сумерки Шадрувана. Под окном, у входа в посольство, курил Груша. От дыма его сигары мошкара дохла на лету. Скунса не было – жертва насморка осталась в лагере присматривать за Артуром. Госпожа Клауберг не вызывала у Скунса доверия; наверное, поэтому он через раз щипал ее за монументальную задницу.

Матильда ненатурально возмущалась.

Регина еще дома понимала, что два телохранителя для доктора ван Фрассен – это чересчур. Она не ревновала к мальчику, а уж к госпоже Клауберг и подавно. Ну его, Скунса, с его сомнительным вниманием. Зато Груша был вне конкуренции. Из лагеря в посольство Регина прискакала сама; ну хорошо, не сама, а в седле Джамала, одного из всадников, подаренных ей шахом во время прошлого визита. Груша тоже поехал бы верхом, но лошади его боялись до одури. Всю дорогу телохранитель пробежал за конем, бок-о-бок с Фридой в ипостаси целофузиса, не отстав ни на шаг. Ящер его не боялся ни капельки. Зато конь от старта до финиша шел галопом, словно спасаясь от волчьей стаи. Бедное животное пришлось вываживать по двору, а Груша свалил на перекур.

Хоть бы запыхался для приличия, что ли?

– Вот, нашел…

Гордый, как чемпион на пьедестале, Ник протягивал ей карту. Свиток плотной бумаги, перевязанный шнурком из кожи. Настоящая, поняла Регина. Местная. Рылся, чтоб похвастаться раритетом. Какой же ты все-таки мальчишка, бородач Зоммерфельд! Взяв свиток, она разложила карту на столе. В нижнем углу красовался герб: леопард с саблей, в венке из ветвей. Вверху была корона и надпись, которую Регина не смогла прочесть.

– Дай мне маркер.

К счастью, Ник не стал искать древний, аутентичный маркер.

– Держи.

– Извини, дружок, – Регина сосредоточилась. Воспоминание еще было ярким, но в любую минуту могло «полинять». – Я испорчу твою замечательную карту. Надеюсь, это не критично…

Маркер провел первую линию – у реки, там, где базировалась 3-я группа. Двинулся южнее, изобразил короткий зигзаг у холмов. И дальше, дальше, по кругу, замыкая в кольцо большую часть города. Вне пределов кольца остались западные кварталы, виноградники за холмами; рыбачьи поселения на том берегу реки, два храма у подножья горной цепи – все, без чего шадруванцы не мыслили жизни, а ларгитасцы ни разу не видели… Ник внимательно следил за действиями Регины. От комментариев он воздерживался. Наконец доктор ван Фрассен закончила, выпрямилась и с вызовом уставилась на господина посла.

– Откуда ты это знаешь? – мрачней тучи, спросил он.

– Что именно?

– Границы Скорлупы, – Ник склонился над картой, размышляя. Затем сыграл на сенс-панели быструю мелодию и вывел на планшет вторую карту. Там было размечено точно такое же кольцо, чуть сплюснутое по бокам. – Тебе Бреслау показал, да? На Ларгитасе?

– Нет. Тиран мне этого не показывал.

– Тогда Кауфман. Больше некому.

– Рауль нем, как рыба. Он, конечно, неравнодушен ко мне. Но не до такой степени…

– Повторяю вопрос. Откуда ты это знаешь?

– Я и не знаю. Верней, не знала до сегодняшнего дня. Это знает носильщик Зафар. Помнишь? – лысый, кривоногий…

– Не помню. Значит, у плешивого кривоножки Зафара есть карта с разметкой границ Скорлупы? У грязного дикаря, таскающего вещи людей Кауфмана? Интересные дела…

Регина отвернулась. Смотреть на Ника было неприятно. Жесткий, как подошва сапога, господин посол делал выводы. В такие минуты он был похож на хищную птицу. Не хотелось, а вспомнилось потрясение двухнедельной давности – вот они с Артуром, кипя от злости, потому что Ник, зараза эдакая, не встретил их в месте высадки, являются в посольство, заходят в кабинет и обнаруживают любимого человека в полной отключке. Вонь перегара, сладковатый, дурманящий дым клубами; погром и бардак. Любимый человек дрыхнет на полу, храпя на всю галактику. Струйка слюны бежит из уголка рта на ковер. Рубашка вся в пятнах, и лучше не задумываться, что это за пятна. Штанина задралась до колена, обнажив бледную, синеватую голень…

Госпожа Клауберг, бесстрастная, как сякконский идол, попросила их выйти. И при участии Лейлы занялась наведением порядка. На следующий день Ник выглядел не лучшим образом – краше в гроб кладут! – но вел себя так, словно ничего не произошло. Артур радовался встрече с отцом, и Регина не стала заострять вопрос.

Сейчас она жалела об этом.

– Нет, я знал, что все носильщики – соглядатаи. И доносчики по совместительству. Тут удивляться нечему. Но я не предполагал, что дело зашло так далеко, – Ник прикусил губу. Пальцы барабанили по карте, как если бы рассчитывали выбить из мерзавки правду. – Хорошо, мы изучаем Скорлупу. Это понятно. И шадруванцы изучают Скорлупу. Было бы странно, если бы их это явление совсем не заинтересовало. Но такая точность в разметке… Откуда? У них же нет необходимых инструментов…

– Каких инструментов? – удивилась Регина.

– Для изучения Скорлупы!

– Отчего же? Есть у них инструменты. Я бы сказала, отличные инструменты.

– Ты полагаешь, они скрывают от нас истинный уровень своей науки?

– А ты полагаешь, что мы – плохие инструменты?

– Что?

– То, что слышишь, милый мой. Мы – их инструменты.

Она помолчала и добавила:

– Лучших шадруванцам не сыскать.

II

Две недели Артур ходил в Скорлупу, как на работу. Если быть точным – двадцать три погружения. И каждый раз, едва ребенок в сопровождении Лейлы растворялся в пористой массе – он исчезал для доктора ван Фрассен. Ментальный контакт рвался, будто срезан бритвой. Разум подсказывал, что ребенок здесь, в трех – хорошо, десяти, будь они прокляты!.. – шагах от тебя. И этот же богатырь-разум, столь изощренный во всяких телепатических штучках, превращался в безрукого калеку, изнемогающего в тщетных попытках дотянуться до пятилетнего мальчишки.