Стальной десерт (сборник) - Николай Леонов

В голове Крячко промелькнула устрашающая мысль о том, что в следующую секунду он рискует увидеть Галину голой, но Станислав мужественно подавил нарастающую панику.

Женщина лежала в ванной, наполненной до краев. Она не была голой. На ней были трусики и белая мужская рубашка с короткими рукавами, застегнутая на все пуговицы, кроме верхней.

Вены на левой руке были порезаны. Капли густой темно-бордовой крови падали в воду. Между пальцами было зажато лезвие, которым Галина отчаянно пыталась дотянуться до вен на правой руке, но не могла этого сделать. От потери крови левая рука настолько ослабла, что отказывалась совершать какие-либо движения.

Галина беззвучно плакала. Под глазами у нее темнели синяки, полученные в ходе недавней драки.

При появлении Крячко она слегка подняла голову, встретилась с ним взглядом и прошептала:

– Оставьте меня. Я не хочу больше жить.

Однако Крячко принял совсем другое решение. Он выхватил лезвие из пальцев Галины, отшвырнул его в сторону, затем склонился и взял женщину на руки. Ширококостное мускулистое тело Галины весило никак не меньше восьмидесяти килограммов. А то и все сто.

Станислав с трудом дотащил женщину до смежной комнаты и опустил на кровать. Он сорвал с себя пиджак, затем, секунду поколебавшись, избавился от наплечной кобуры и рубашки. Полковник одним быстрым движением оторвал от нее лоскут и сноровисто, словно всю жизнь только этим и занимался, перевязал рану на запястье женщины.

– Прекратите. – У Галины не было сил сопротивляться.

В противном случае Крячко мог и проиграть рукопашную схватку с ней.

– Не нужно меня спасать. Зачем вы это делаете, полковник?

– Да уж точно не потому, что вы мне нравитесь, Галина. Так что не стоит обольщаться.

Вода капала с рук Станислава на пол. Он насухо вытер ладони остатками собственной рубашки, после этого выудил мобильник из правого кармана брюк и набрал номер «Скорой помощи». Полковник представился по всей форме, назвал адрес и сделал вызов.

Он приблизился к Галине и коснулся пальцами ее шеи. Пульс был тонким, но стабильным. Крячко удовлетворенно качнул головой, надел на голое тело кобуру, набросил на плечи пиджак и устало опустился на пол рядом с кроватью Галины.

– Опять я! – произнес он в пространство, запрокидывая голову. – Почему не Гуров?

– Вам не нужно меня спасать, – глухо повторила Галина. – Почему вы здесь? Как узнали, что я?..

– Я видел записку.

– Ах, записку. – Рука, перетянутая лоскутом рубашки, соскользнула с кровати и приземлилась Станиславу на плечо, но он вернул ее на прежнее место. – Стало быть, теперь вы все знаете. Про клофелин.

– Знаю, – сказал Крячко. – Это, между прочим, срок, Галина. Вы убили человека.

– Да. Убила. Но не того, которого хотела. Бедный Олег. Я и предположить не могла, что все так случится. Зачем он только взял эту проклятую бутылку?

– Откуда у вас клофелин?

– Мне прописывали.

– А почему сами не отравились? Зачем полезли в ванну резать себе вены? С клофелином было бы не так энергозатратно и куда более эффективно.

Галина слабо засмеялась.

– Клофелина больше не было, – призналась она. – Закончился. Весь ушел на коньяк. Но Кирилла я не убивала, полковник. Ножом. Это не я. Клянусь вам.

– Верю, – проговорил Станислав. – Судя по тому, что я видел там, в ванной, резать по живому вы не умеете. Обращение с колющими и режущими предметами – точно не по вашей части. Вы даже вены себе вскрыли неправильно.

– А как нужно?

Крячко хмыкнул:

– Я не собираюсь вам подсказывать. Лучше скажите, зачем вы это сделали? Из чувства вины? Из-за того, что непреднамеренно отравили Олега? Или таким вот образом хотели обелить Антона?

– Из-за этого тоже.

По голосу женщины Крячко понял, что она снова плачет, но головы в ее сторону так и не повернул.

– Но не только. Я, знаете, вроде как из-за всего, что ли. Вся моя жизнь – полное дерьмо. Я совершенно никому не нужна. Мне пятьдесят, полковник, а оглянусь – и вспомнить-то нечего. Зачем такая жизнь?

– Она у всех не сахарная, – мрачно откликнулся сыщик. – А у вас хотя бы сын есть.

– Который не знает, что он мне сын. И не говорите ему, пожалуйста. Пусть и дальше не ведает.

– Не скажу.

Они погрузились в молчание. Тишину, царившую в комнате, нарушало только монотонное тиканье настенных часов и едва различимый шум дождя за окном.

– Я хотела жить как все, полковник, – проговорила Галина спустя какое-то время. – Выйти замуж, любить и быть любимой. Мне ведь для счастья много не надо.

– Любить и быть любимой – это не мало, – философски изрек Крячко. – Редко кому удается найти в жизни и то и другое. По отдельности – это пожалуйста. Сколько угодно. А так, чтобы вместе, большая редкость, Галина.

– Вы так думаете?

– Уверен. Хотите дружеский совет?

– Давайте.

– Начните следить за собой. Внешне и внутренне. Отпустите свое прошлое. Не оглядывайтесь на него. Не пытайтесь обвинить кого-то в том, что ваша жизнь такая, какая она есть.

– Как же я могу не винить, если…

Но Крячко перебил женщину:

– А вот так. Не вините, и все. Жизнь, Галина, она такая, какой мы ее сами видим. Стакан наполовину пуст либо наполовину полон. Слышали об этом?

– Слышала. А если он пуст совсем?

– Значит, его надо наполнить, – спокойно изрек сыщик. – Как это сделать, зависит исключительно от вас. Я хочу сказать, что никто другой такого не сделает. Вам же решать, чем именно вы будете наполнять свой стакан.

– Помогите мне, полковник.

– Почему всегда я? Может, попросите Гурова?

– Я не умею просить, – искренне призналась Галина, не уловив иронии в словах Станислава.

– А вот этому, кстати, тоже стоит научиться, – посоветовал Крячко. – В просьбах нет ничего зазорного, унизительного. Одним словом, вам нужно полностью пересмотреть свою жизнь, Галина, начать ее с чистого листа.

– Но я же убийца, – напомнила женщина. – Меня посадят.

– Вряд ли. Учитывая ваше психическое состояние, вас, скорее всего, признают невменяемой. Все обойдется очередным визитом в клинику. На годик или два. А потом вы сможете смело открывать для себя новые горизонты.

В дверь постучали. Крячко поднялся с пола. Пиджак скатился с его плеч и упал на пол. Он не стал его поднимать, прошел к двери и открыл ее.

На пороге стоял полковник Гуров. При виде наполовину голого Крячко и Галины, лежащей на смятой постели в одной мужской рубашке, брови сыщика удивленно поползли вверх.

– Лихо! – прокомментировал он. – Не удержался все-таки? Победил свой страх перед неизведанным?

Крячко ничего не ответил. Вместо этого он просто захлопнул дверь перед носом напарника. Потом Станислав вернулся к кровати, подобрал свой пиджак, взял со стола записку Галины.

– Нам придется приобщить это к делу, – сухо проинформировал он женщину.

– Я понимаю. – Она лежала на спине, уткнувшись взглядом в потолок.

Крячко сверился с наручными часами. «Скорая» должна была подъехать с минуты на минуту. До ее прибытия он не собирался оставлять Галину без присмотра. Это было бы слишком рискованно.

16 часов 29 минут

Адвокат слащавого вида, весьма смахивающий на представителя секс-меньшинств, с характерной фамилией Борзов, продолжал демонстрировать окружающим свою белозубую улыбку. Он захлопнул дипломат и снисходительно взглянул на сыщиков.

– Полагаю, на данном этапе вопрос можно считать закрытым, – констатировал этот субъект и машинально стряхнул с пиджака несуществующие пылинки. – Не так ли?

– Но только на данном этапе, – мрачно проговорил Гуров.

Мало кто вызывал у полковника чувство неприкрытой неприязни с первых же секунд знакомства. Обычно на это требовалось хотя бы какое-то время.

Борзов стал исключением из этого правила. Он являл собой уникальный пример так называемого отрицательного обаяния. Льва Ивановича в нем раздражало все. Манера держаться, дурацкая слащавая улыбка, беспокойные пальцы, откровенно женский голос и даже стиль одежды. Странно, как такой человек мог вообще заниматься адвокатурой.

– Подозрения с Павла Воронова не сняты. В скором времени мы вызовем его в управление для официального допроса.

– Да, разумеется, – сказал Борзов, поднялся и протянул Гурову руку.

Полковнику пришлось ответить. Ладонь адвоката была холодной и липкой. Гуров едва удержался от того, чтобы моментально не отдернуть руку.

– Но только в моем присутствии, – продолжил Борзов. – Я, знаете ли, полковник, один из самых ярых противников произвола, борюсь с ним денно и нощно. Для меня это даже не профессия. Таково мое призвание.

– Я уже догадался.

– Хорошо, что не хобби, – подал голос Крячко, державшийся немного в стороне.

Борзов гаденько рассмеялся. Его хихиканье было таким же отталкивающим, как и все остальное. Но шутка Станислава ему, похоже, понравилась совершенно искренне.