Могилы из розовых лепестков (ЛП) - Вильденштейн Оливия

— Как?

— Фейри не бессмертны, но они живут очень долго. Раньше они могли прожить эти годы на нашей Земле, но Великий Дух изменил это. Теперь они стареют с той же скоростью, что и люди, когда выходят за пределы баситогана. И он препятствовал их использованию гассена. Раньше они могли пополнять свой запас пыли, чтобы создавать одновременные иллюзии, но теперь их запас ограничен.

— Если ты и твой брат не родились в их племени, как вы стали охотниками на фейри? Великий Дух благословил тебя силами?

— Через год после того, как мы поклялись Готтва, мой брат взял в пару Гвенельду.

— Ты имеешь в виду, женился?

Тёмные брови Каджики сошлись на лбу.

— Да, — наконец сказал он, как будто просеивал воспоминания Блейка в поисках этого слова.

Холодок пронзил меня, когда я поняла, что, вероятно, именно это он и сделал.

— Они были аабитис — половинками друг друга. По традиции Готтва пара красит противоположные половины своего тела красной землёй и разрезает ладони наконечником стрелы, сделанной из рябинового дерева и железа, чтобы, когда они подходят к шаману рука об руку, они были одним целым.

Я попыталась представить себе церемонию.

— Они были голыми?

— Да. Мы не прятали наши тела под тканью, как вы делаете сегодня. Мы укрывались шкурами, когда на землю опускался мороз, шнуровали кожу вокруг ног и оборачивали полоски ткани вокруг наших чувствительных частей, чтобы избежать царапин, но это был предел нашей одежды.

Мои губы изогнулись, как у ребёнка, при упоминании чувствительных мест. К счастью, глаза Каджики были устремлены на дорогу, а не на моё лицо. Я глубоко вдохнула, чтобы избавиться от своей незрелости.

— Значит, они смешали свою кровь?

— Самая настоящая связь — это связь, созданная из миквы.

Я сделала вывод, что миква — это кровь на Готтве.

— Это отличный способ распространять болезни, — не мог не отметить будущий врач во мне.

Каджика проигнорировал моё замечание.

— Несколько недель спустя, когда мы охотились на оленей, нас нашёл медведь. Менава осыпал зверя градом стрел, но тот продолжал бежать, оскалив зубы. Мой брат схватил меня за запястье и так быстро потащил через лес, что подошвы моих ног едва касались земли. Когда мы рассказали нашу историю Негонгве, он стал очень серьёзным. Он привёл Менаву на опушку леса и попросил его сосредоточиться на сосновой шишке, висевшей на одном из самых высоких деревьев, окружающих наш лагерь. Он попросил его заставить ее упасть.

— Племя собралось вокруг моего брата и наблюдало. Ветка не двигалась с места так долго, что люди вернулись в свои вигвамы, но Негонгва остался на месте, как и Гвенельда и Элика. Когда мой брат попытался отказаться от этой затеи, они убедили его не спускать глаз с ветки. Чтобы сосредоточиться. Они оставались рядом с Менавой, пока сумерки не заполнили небо. Заметив, какими тяжёлыми стали мои веки, Элика села, скрестив ноги, на холодную землю и взяла меня на руки, позволив мне свернуться калачиком у неё на коленях, чтобы уснуть.

— На рассвете я проснулся от её пения. Упала не только та сосновая шишка, но и вообще все с этого дерева. Целые горы шишек лежали у ног моего брата.

— Значит, кровь Гвен дала твоему брату силы?

Каджика кивнул.

— Как ты получил свою? Они женили тебя на ком-то другом из племени?

— Мне было всего двенадцать. Слишком молод для пары. Готтва спаривались во время их пятнадцатого лета.

— Тогда как…

— Негонгва прижал свою ладонь к моей. Несколько недель спустя я изменился, как и Менава.

Восхищённая его рассказом, я поняла, что повернулась к нему всем телом.

— Подожди, тебе ведь не пятнадцать, верно?

— Нет. Мне двадцать один.

— Значит, в конце концов, ты всё-таки женился.

— Я женился.

— Твоя жена похоронена в одной из могил с лепестками роз?

— Моя пара похоронена, но не под лепестками роз, — его губы плотно сжались, а ноздри раздулись. — Потребовалось много вёсен, чтобы весть о переносе дошла до фейри, которые не покидали баситоган с тех пор, как Великий Дух проклял их. Понимая, что Негонгва потенциально может создать больше охотников — чего он никогда бы не сделал, — фейри явились в Роуэн, чтобы уничтожить Готтву. Мы потеряли так много людей в тот день, так плохо мы были подготовлены к нападению.

— Они убили твою пару?

Каджика был так неподвижен, что казался высеченным из камня, а не из плоти. Наконец, он кивнул.

— Они потеряли только одного из своих, — продолжил он голосом, который грохотал, как древний двигатель грузовика. — Сын Негонгвы убил Максимуса Вудса, их безжалостного, беззаконного лидера.

— Максимуса?

— Фейри, которого ты привела сегодня вечером… Эйс. Он внук Максимуса. Он так похож на своего дедушку, что, когда я увидел его, я подумал, что это Максимус воскрес из мёртвых. Но я видел, как Чесскан пронзил стрелой сердце Максимуса. Максимус посерел, как обгоревшее бревно, прежде чем развалился на части и развеялся по ветру.

— Вот как вы их убиваете? Стрелой в сердце?

— Наши стрелы только обездвиживают их.

— Тогда как умер Максимус?

— Чесскан истекал кровью, и часть его миквы запачкала наконечник стрелы. Когда кровь охотника соприкасается с сердцем фейри, это убивает их. Наша кровь тушит их огонь. Великий Дух рассказал Негонгве, как убить фейри, но он никогда не делился этим знанием с нами, опасаясь превратить свой народ в кровожадных убийц.

— Нападение сделало нас мстительными, а осознание того, что теперь мы можем убивать тварей, сделало нас высокомерными. Многие в нашем племени стали неуважительно относиться к нашему вождю. Как и тело Максимуса, люди начали отделяться от племени. Чесскан попытался собрать их снова, говоря им, что сила в численности, но они не слушали. Слишком много близких было вырвано из их рук во время нападения.

— За те годы вспыхнуло несколько сражений. Мы слышали о них от соседних племён или из рассказов поселенцев. Мы не знали, сколько наших людей выжило, но предполагали, что их было немного.

— Так что вы, возможно, не единственные охотники.

Каджика промолчал.

— Мы ещё не нашли других.

Через некоторое время я спросила его:

— Чем отличается твоя кровь?

— Наша кровь, — он наблюдал за реакцией; я не показала ему её, — это чистое железо.

— Это невозможно с медицинской точки зрения. С другой стороны, так же как и выход из двухвекового сна, — размышляла я. — Как тебе нравится современный мир?

— Он другой, Катори. Быстрее. В чём-то проще, а в чём-то сложнее. Раньше нам приходилось охотиться в поисках пищи. Приходилось торговать с поселенцами. Снимать шкуры с животных и дубить их. Мы жили не для того, чтобы накапливать богатство, как вы сегодня. Мы не уезжали далеко от наших семей… если только мы их не теряли, — добавил он мрачным голосом.

Я не хотела испытывать сочувствие, но я испытывала его.

— Как ты оказался в могиле лепестков роз?

— Однажды, их гаджикве, — он посмотрел на меня, — Ты знаешь, кто это?

Я покачала головой.

— Он советник короля. Как священник. Кажется, они его называют варифф.

— Да. Я слышала это слово.

Каджика наблюдал за мной.

— Ты провела много времени с фейри?

— Чего хотел гаджикве? — спросила я.

Он снова перевёл взгляд на извилистую асфальтовую дорогу. Лес вокруг нас был густым и незнакомым. Я полагала, что мы проезжаем мимо леса Манисти, но не могла сказать, в какой его части мы находимся.

— Его звали Якоби Вега.

Я перестала созерцать тёмные деревья.

— Вега? Он был родственником Круза?

— Он был отцом Круза.

Я прикусила нижнюю губу, когда Каджика продолжил свой рассказ: — Он пришёл поговорить с Негонгвой. Он якобы хотел помириться с охотниками. Мы верили, что он хотел обмануть наших людей, но наш старейшина доверял ему. Они долго говорили о перемирии. В тот день, когда Негонгва согласился встретиться с Якоби, чтобы подписать договор, голвинимы устроили нам засаду. Они обрушились на наш народ, пронзая наши тела, наполняя нас своим ядовитым огнём, удушая нас своим гассеном.