Брат номер один: Политическая биография Пол Пота - Дэвид Чэндлер

В начале марта принц решает уйти в отставку, хотя его об этом не просили. Постоянный комитет собрался для того, чтобы решить его будущее. На том же заседании обсуждалась проблема «восточной границы». Интерес представляют два документа, отражающие это заседание.[197] Дискуссию о судьбе Сианука открыл Кхьё Самфан, сказав, что принц направил «организации» два письма на французском языке. В первом говорилось, что он уходит в отставку по состоянию здоровья, а в другом, адресованном камбоджийскому народу, его отставка датировалась 20 марта 1976 года, днем, на который были назначены выборы в национальный совещательный орган под названием Собрание народных представителей.

Добровольный жест Сианука, вероятно, направленный на то, чтобы угодить красным кхмерам, взбесил их вождя, который посчитал, что принц высокомерно отнесся к ним. «Комментарии Организации», последовавшие за выступлением Самфана, предоставляют редкостную возможность мельком увидеть невежливого «Брата Пола». Заявления об отставке, заявил Сар, бессмысленны. В конце концов, «Сианук не сейчас уходит в отставку; он уже сделал это в 1971 году», т. е. тогда, когда Иенг Сари отправился в Пекин наблюдать за принцем. Сар видел две причины отстранить Сианука от должности. Первая заключалась в «классовых противоречиях между ним, его женой и революцией». «Он не может жить с нами», — сказал Салот Сар. Во-вторых, присутствие принца неизменно мешало красным кхмерам. По словам Сара, партия больше не нуждалась в Сиануке, и принц сам понимал, что с ним все «кончено». С другой стороны, размышлял Сар, если держать принца в Пномпене, то таким образом можно проучить вьетнамцев, «которые говорят нам, что мы леваки». Если Сианук покинет страну по собственному желанию, продолжал Сар, это может «привести в замешательство китайцев», но если он останется, на его жалобы можно еще целый месяц не обращать внимания. Все-таки принц был «патриотом», решил Сар. Сар предложил, чтобы Самфан встретился с Сиануком. При личной встрече его можно было притворно похвалить, велеть забрать прошение об отставке и не возобновлять его до тех пор, пока не потребуется. Партии было важно, чтобы принц хранил молчание.

Спустя два дня Самфан сообщил, что Сианук «ползал на коленях и умолял» позволить ему уйти в отставку, утверждая, что и не думал своими добровольно написанными письмами сбивать организацию с толку. Принц был напуган. Предвкушая победу, Салот Сар предложил не разрешать Сиануку выезд из страны. Вместо этого Совет министров Национального фронта должен был ратифицировать его отставку. От принца потребуется сделать заявление о том, что он поддерживает режим, и эти слова будут записаны на магнитофон. Сианук был «старым тигром, все еще нагоняющим на кого-то страх», признал Сар, но раз уж он присоединился к революции, убивать его не стоило. Сианук вышел в отставку 2 апреля 1976 года. Последующие тридцать три месяца он провел под домашним арестом на территории Королевского дворца в Пномпене.[198]

Между заседаниями по поводу участи Сианука постоянный комитет собирался и для обсуждения Вьетнама, войска которого все еще оккупировали территорию Камбоджи на северо-востоке. Руководителей партии расстраивали не юридические последствия вторжений вьетнамцев для ситуации с границами (которые, как утверждали вьетнамцы, были проведены «империалистами»), а тот факт, что вьетнамцы постоянно проникали на территорию Камбоджи. Лаосский прецедент («Вьетнам контролировал революцию в Лаосе и захватил его территорию; мы получили много уроков от Лаоса») обескуражил кхмеров, однако тогда все же сохранился хрупкий мир.[199]

Один из выступавших на этом заседании отметил, что Сианук спутался с Францией, Соединенными Штатами и Китаем и был «не способен отдалиться» (дохминруок). То же самое относилось и к Камбодже после освобождения («мы еще не отдалились»), хотя ее руководитель, с которым она была связана (возможно, Вьетнам), не был назван. Чтобы решить эту проблему, сказал докладчик, Камбодже нужно было искать собственных сателлитов, «в Африке, например. Немного погодя мы станем гораздо сильнее, и революция в Юго-Восточной Азии — тоже. Мы можем решить эту проблему [Вьетнама]. Если революция в Юго-Восточной Азии окажется успешной, мы сможем бороться [за лидерство?]. Наши друзья понимают нас. Они помогают нам. Если мы будем действовать правильно, то сможем оказывать влияние на страны, которым не хватает достижений нашей Партии». Под «друзьями» в этой фантазии подразумевались те люди в Китае и Северной Корее, которые поддерживали ускоренные, независимые революционные войны в Таиланде, Бирме и Малайзии. В случае их победы, а Сар свято в это верил, Вьетнам был бы окружен. В противном случае Вьетнам занял бы господствующее положение в регионе. К счастью, «в этот момент», сказал Салот Сар, «Вьетнам очень озадачен», и поэтому по тропе революции Камбоджа «двигалась быстрее» Вьетнама. Оптимистические представления Сара насчет коммунистического движения в других странах Юго-Восточной Азии показывают, насколько скудную информацию он получал со своими соратниками. В их руки попадал лишь материал, созданный коммунистами, в котором говорилось о том, что вся Юго-Восточная Азия, как и остальной мир, находилась на пути к революции. На самом деле коммунистические движения, на поддержку которых Салот Сар, по-видимому, рассчитывал, были слабыми, плохо организованными и изолированными от мира вооруженными силами тех режимов, которые они безнадежно хотели свергнуть.

За несколько дней до этих дискуссий Центральный Комитет партии собрался обсудить выборы в Собрание народных представителей. Салот Сар отметил, что, хотя за образец принимались выборы в капиталистических странах, выборы в Камбодже проводились, главным образом, для того, чтобы «враги не могли воспользоваться преимуществами против нас». Выборы организовывались для мирового сообщества. Ни о какой пользе, которую они могли принести народу,[200] не упоминалось.

«Людям 17 апреля» голосовать не разрешалось. Все 250 кандидатов проходили по спискам от крестьян, солдат и рабочих, а не от конкретных районов. Профессиональная принадлежность некоторых кандидатов просто озадачивала. Так, например, Кхьё Тирит и Юн Ят назвались «работницами с пномпеньского завода». «Работников с каучуковых плантаций» представляла еще одна неясная фигура — Пол Пот, который вскоре будет назван премьер-министром Демократической Кампучии.

Хотя известно, что Салот Сар прибегал к псевдониму «Пол» еще в 1950-х и снова начал им пользоваться в 1975 году на заседаниях ЦК, никаких указаний на добавление «Пот» до 1976 года не обнаруживается. Так что первое публичное появление «Пол Пота» произошло в ходе объявления имен кандидатов. Насколько его товарищи по партии оказались готовы к появлению нового человека и к исчезновению Салот Сара, остается неясным. В Париже старый друг Пол Пота Тиоунн Празит сообщил сторонникам нового режима, что «Пол Пот» родился на границе Камбоджи с Вьетнамом, сражался с японцами и работал на Мемотской каучуковой плантации. Хотя и заманчиво рассматривать это объяснение как попытку сбить людей столку, возможно, Празит, не располагая более полной информацией, просто сфабриковал биографию Пол Пота. Более вероятно, что ему рассказали эту «легенду», скрыв реальные сведения. В этом случае интригует тот факт, что Сар решил особо не распространяться о подробностях своей жизни — например, о времени, проведенном на восточной границе в 1953–1954 годах, о тех двух годах, когда он был полузаложником вьетнамцев на Базе 100, находившейся поблизости от Мемотской плантации, — и в то же время скрыл свое настоящее имя и деятельность в качестве лидера Коммунистической партии Камбоджи. Возможно, новое имя было взято для того, чтобы провести своеобразный ритуал, отражавший изменение статуса. В 1977 году посол Камбоджи в Пекине сказал одному из посетителей, что «товарищ Пот всегда пользовался этим именем; товарищ Салот Сар погиб на войне».[201]

Это непостижимо, но характерно для Салот Сара — прибегать к псевдониму как раз тогда, когда можно было ожидать, что он выйдет на публику под своим именем или под каким-нибудь псевдонимом, который будет известен обычным людям (как «Хо Ши Мин», например). Ни один из других членов правительства не взял себе новое имя, хотя свои настоящие имена они тоже не разглашали.

Возможно, любовь Пол Пота к анонимности проистекала из осознанного желания создать непритязательный и незапятнанный образ, подобно образам Сталина и Хо Ши Мина, которые ради революции отказались от всего, включая прошлую жизнь. «Пол Пот» был олицетворением революции, это было революционное имя (как «Хо» или «Сталин») без индивидуального прошлого.