Самая долгая ночь - Грег Кайзер

Поскольку она стояла ближе других к подлеску, то первой побежала вперед, путаясь на бегу в траве. Старый «люгер», который она сжимала в руке, казался ей тяжелым, как наковальня. Евреи, мысленно повторяла она. Евреи. Я больше не одна. От этой мысли у нее словно выросли крылья, и она побежала еще быстрее.

За те несколько минут, которые понадобились, чтобы добежать до леса, Пройсс дважды угодил ногами в канаву. Одна брючина промокла до колена. Попавшая в сапоги вода при беге громко хлюпала. Черт возьми, как он ненавидел голландцев и их пропитанную водой страну!

Тем не менее он старался не отставать от Гискеса. А все потому, что на местности он ориентировался не лучше, чем стрелял. И ему меньше всего хотелось попасть под чьи-то пули. Они пробежали через чахлую рощицу тополей и присели на колени в том месте, где заканчивались деревья и начиналась трава.

Английский моноплан застыл на дальнем краю поля в сотне метров от них и был похож на растолстевшую стрекозу. Рокот двигателя, который поначалу показался Пройссу таким оглушительным, что, наверно, был слышен в самом Амстердаме, теперь сделался тише.

— Это «лайсендер», — пояснил Гискес. — Значит, это точно дело рук УСО. Как же это я прохлопал его?

Четверо партизан не успели преодолеть и половину пути до самолета.

Пройсс плохо понял, что хотел сказать ему Гискес, однако вместо того, чтобы задавать вопросы, принялся молча наблюдать за происходящим. Возле «лайсендера» ему удалось разглядеть две фигуры, спасибо полнолунию. Затем из самолета вылез третий человек, а вслед за ним четвертый.

Двигатель, как ни странно, не зарокотал громче. Самолет как стоял, так и продолжал стоять на прежнем месте, и в лунном свете крутящийся пропеллер казался огромной серебряной монетой. В следующее мгновение из самолета выпрыгнул пятый человек и бросился вдогонку за остальными.

— Что будем делать? — спросил Гискеса Пройсс. Опыта в таких делах у него не было никакого. Не привык он выслеживать по ночам партизан и вооруженных вражеских диверсантов. Нет, уж лучше привычные списки евреев и квоты на их депортацию.

Гискес не удостоил его ответом. Зато вместо ответа где-то слева грохнул выстрел. Стоявшие по другую сторону от абверовца четверо его подчиненных дали по самолету несколько автоматных очередей. Три эсэсовца справа от Пройсса также решили, что их время пришло, и открыли огонь. Треск автоматных очередей слился в один нескончаемый звук, будто где-то рядом десяток невидимых рук рвал на части кусок ткани.

Пройсс сначала пригнулся, но когда партизаны и прилетевшие диверсанты открыли ответный огонь, вспарывая темноту похожими на мерцание светлячков в летней ночи вспышками, он бросился на поросшую травой землю и накрыл голову руками. Приподняв на миг голову, чтобы осмотреться, он почувствовал, что непроизвольно расслабил мочевой пузырь. Сухая брючина тоже сделалась мокрой.

Сначала Маусу показалось, будто он наступил на осиное гнездо, потому как в мгновение ока воздух наполнился звуками, похожими на жужжание рассерженных насекомых. «Это же пули», — наконец подсказал ему мозг.

Он, не раздумывая, метнулся назад к самолету. Там лежат его деньги, но, что самое главное, самолет — его единственная возможность вернуться домой.

Маус добежал до застывшего на краю поля «лайсендера» и, несмотря на боль в левой руке, проворно взобрался по лесенке наверх — гораздо быстрее, чем предполагал. Слыша, как пули звонко отскакивают от обшивки крыла, кубарем ввалился в фюзеляж. «Вельрод» с глухим стуком упал на пол.

Да, похоже, его чудный план полетел псу под хвост. События начали развиваться совершенно непредсказуемо, и как ко всему этому отнесется Мейер Лански, в данный момент его волновало меньше всего.

Главное, спасти собственную шкуру. Как можно скорее унести отсюда ноги.

Схватив с пола пистолет, Маус подполз к пилотской кабине и вскоре оказался за спиной у О'Брайена. Когда же он поднял голову, чтобы заглянуть ирландцу за плечо, то первым делом увидел крошечные красные огоньки, мигавшие на фоне черной стены леса на расстоянии примерно сотни ярдов от самолета. Он не сразу обратил внимание на три круглых отверстия в лобовом стекле, в каждое из которых можно было легко просунуть большой палец. Вокруг отверстий, напоминая паутину, во все стороны расходились трещины.

— Заводи мотор! Взлетаем! — крикнул Маус и ткнул О'Брайена в шею стволом «вельрода».

Увы, хотя двигатель «лайсендера» взревел громче прежнего, самолет так и не сдвинулся с места.

И тогда Маус почувствовал в кабине запах крови — точно такой же, что и в черном «форде» Джека Спарка. Он тотчас перевел взгляд ниже, ожидая увидеть кровь на собственной одежде, вернее, на маскарадном костюме, выданном Схаапом. Но нет, шерстяной плащ был чист, и Маус понял: это пахнет кровью пилота, в которого попали пули. О'Брайен ничего ему не ответил, но Маус заметил, что ирландец неловко шевельнул рукой, пытаясь ухватиться за штурвал самолета. «Лайсендер» медленно покатил вперед.

В следующий миг на плечо Маусу легла чьи-то рука. Он неожиданности он едва не выронил пистолет, ствол которого был по-прежнему прижат к затылку ирландца. Он обернулся и увидел женщину, ту самую, что шагнула им навстречу из темноты и порушила его план. Впрочем, разве тот не был обречен с самого начала на неудачу? Лицо незнакомки уродовал шрам, тянувшийся от глаза к уху. Маус заметил его потому, что она повернула голову — широкий и белесый и поэтому хорошо различимый в лунном свете.

— Вам нельзя оставаться здесь! — сказала она, пытаясь перекричать шум работающего двигателя, и дернула его за рукав. Вот и я того же мнения, подумал он, хотя и имел в виду совсем не то, что она. В следующий миг по крылу «лайсендера» забарабанила новая порция пуль. Самолет, продолжая медленно катиться по земле, слегка накренился влево. — Давайте быстрее! — крикнула незнакомка.

Маус посмотрел ей в лицо — сказать по правде, простое, некрасивое лицо. Зато глаза! Глаза ее были ледяным озерами, точь-в-точь, как и глаза Мейера Лански. Маус покорно убрал от спины О'Брайена руку с «вельродом».

— Времени нет! — сказала она и, вторично дернув Мауса за рукав, попятилась по фюзеляжу. Двигатель самолета кашлянул, кабину заволокло черным дымом. По лобовому стеклу растеклось машинное масло.

Да, это вам не Браунсвилль, подумал про себя Маус, и нехотя последовал за девушкой. Она подтолкнула его к краю и указала на приставную лестницу. В темноте Маус пошарил рукой по полу, пытаясь нащупать холщовую сумку, и когда самолет накренился еще раз, нашел ее. Сжимая в одной руке «вельрод», а в другой — сумку с деньгами, Маус перелез через борт и поставил ногу на верхнюю перекладину лестницы. Самолет дернулся вперед, и девушка, не сумев сохранить равновесие, налетела на него сзади. Маус оступился с лестницы и упал в траву. От удара о землю у него перехватило дыхание. Девушка упала на него, и своим падением выбила из легких последний воздух. Они остались лежать, а самолет неуклюже покатил дальше, навстречу красным искрам, что вылетали из лесополосы.

— На, возьми, пригодится! — крикнула девушка на ухо Маусу и сунула ему в руки «стэн». По всей видимости, автомат был подобран на металлическом полу кабины. Сама она, опустившись на одно колено, открыла огонь по деревьям из пистолета. Если бы ему в эти мгновения хватило воздуха, то он бы сказал ей, что это бесполезное занятие и она только зря тратит пули — уж слишком велико было расстояние.

— Давай, отстреливайся! — кивнула она ему. Жужжавшие в воздухе свинцовые осы были огромны, как капли дождя во время летней грозы.

Маусу отлично был виден самолет — в лунном свете черный нос крылатой машины отливал тусклым серебром. Толстая птица набирала скорость. Похоже, ирландец все-таки уйдет.

Впрочем, может, и нет. Потому что в следующий миг из лесополосы на самолет обрушился очередной залп огня. От кожуха мотора в разные стороны полетели искры, а сам мотор воспламенился. Крылатая машина дернулась и на какой-то миг оторвалась от земли, — Маус на секунду подумал, что, похоже, О'Брайену все-таки повезет уйти, — затем «лайсендер» подпрыгнул еще раз. Однако пламя уже лизало ему лобовое стекло, и самолет налетел на деревья.

Звук был таким же, что и при автомобильной аварии: сначала скрежет покореженного металла, затем последний, завершающий стук — судя по всему, самолет врезался во что-то твердое. Языки пламени подобрались к баку с горючим под брюхом самолета, и в следующее мгновение «лайсендер» расцвел огромным желто-оранжево-красным цветком, который, проложив себе среди деревьев путь вверх, огромным огненным шаром устремился к небу. На какой-то миг на польдере стало светло, как днем. Затем цветок увял, и вновь воцарилась темнота, и, все, что мог разглядеть Маус, — это желтые точки.