Золото - Леонид Николаевич Завадовский

— Какое славное местечко! — воскликнула Лидия.

Она откинулась в седле, чтобы облегчить лошадь, и пустилась с перевала. Прискакала к жилью раньше обоза и ждала, сидя на крылечке, окруженная любопытными рабочими.

Встретить транспорт вышел молодой малый — младший смотритель. Указав, где сложить грузы, он повел своего начальника в небольшой новенький домик со светлой тесовой крышей. Он проявлял, видимо, привычную для него расторопность: встречным рабочим приказал принести дров в домик и затопить печь. В домике голоса и стук каблуков гудели, как в коробке. Один единственный след, давно засохший, прошелся по чистому полу. Две комнатки и кухня. Лидия с теми же возбужденными глазами, с какими скакала к прииску, с непрошедшим увлечением, навеянным дорогой, двигала смолистый струганый стол, расставляла табуреты, скамьи. Выходило пустовато, но Федор Иванович утешал:

— Плотника поставлю — на первый случай сляпает шкафчик и полочки, а потом подвернется столяр — закатит нам буфет, гардероб. Все в наших руках.

Он заботливо приподнял уголок холстины, вделанной в раму вместо стекол, и припал глазом к отверстию: не терпелось взглянуть на разведку. Достаточно было беглого взгляда, чтобы определить — разведка хотя и начата, но замариновалась: сквозь деревья в долине виднелись совсем реденькие шурфы{47}. Он рассеянно кивнул головой на просьбу жены помочь ей и повернулся к помощнику.

— Ну, как, есть что-нибудь?

— А то разве нет, — сказал младший смотритель, желая порадовать начальника. — Только шурфами трудно пробрать — торфа мощные. Ни один путем не добили. Рабочих нехватка. Никто не идет на разведку. Теперь бурами{48} живо прощупаем. На площадке каждый может стоять и «бабой» стукать.

Федор Иванович приглядывался к малому, похожему на приказчика из скобяной лавки, и глаза его щурились.

— Есть, говоришь? Откуда же ты узнал, если не добили ни одного шурфа?

— Разве не видать по породе. Да и пробы, конечно, мыли.

— Ты работал на бурах? На каких?

— Приходилось и на эмпайрах, и на кийстоне стоял.

— То есть как это приходилось?

— Чернорабочим. Ставили и стоял.

— Ну, дорогой, так и говори, что не работал. «Живо прощупаем». Не знаешь, а говоришь. Буром скорее обогатить можно. Желонка{49}, брат, требует знания и внимания.

И малый сообразил, что надо переменить фронт. Он мгновенно учел обстановку: не расхваливать надо ключ, а по возможности корить. О причинах не задумывался, какое ему до этого дело.

— Известно, шурфом вернее, — сказал он. — В трубе ничего не видно, а шурф всю требуху выворотит — смотри, пожалуйста.

— То-то и есть. Мы говорим — легко, а коснется до дела, наворочаем, не расхлебаешь. Участок к эксплуатации представлен, смета готова, все в цифрах рассчитано, а золота нет и не бывало. Участок нерентабельный, а на него произведены несоответствующие затраты. Надо все применять по смыслу: и шурфы, и буры. Как ты забрался на разведку?

— Да как? Был тут смотритель, пожил и ушел на деляну, на Незаметный. Остался я руководствовать.

— Молодцы, нечего сказать. Ну вот что, дорогой, ты у меня подзаймешься. Только брось свою привычку говорить о том, чего не знаешь…

Помощник с уважением кашлянул в ладонь.

Федор Иванович, лишь только вступил на привычную служебную тропу, подтянулся, глаза заострились, бородка подалась вперед. Он попросил сейчас же провести его по работам. Его протертый брезент быстро замелькал меж деревьев. У каждого шурфа Пласкеев недовольно морщился, ворчал. Линии местами оказались, слишком редкими, местами — очень густыми, дистанция между шурфами выводила из себя.

— Кто тебя научил такой частокол тыкать? До второго пришествия будешь долбить на одном месте!

Только пятью шурфами прошли торфа мощностью в пять-семь метров. Самое примитивное устройство подъема породы очепами не могло дать иных темпов. Пробы брались беспорядочно, как вздумается. Это обстоятельство подтверждало уверенность, что разведка хотя и начата, но еще не могла дать никаких оснований к заключению или даже предположению о богатстве ключа. Бирки — колышки с надписями — валялись в грязи, сбитые ногами с кучек, записи стерлись, невозможно восстановить, с какой глубины проба бралась. Он деланно ругался, размахивал руками и, наконец, приказал спустить себя в один из шурфов. В полутемном колодце, среди мокрых осклизлых крепей, зорко озирался и, стараясь тщательнее разглядеть богатые напластования и наносы, совсем вплотную совался к стенке носом, словно нюхал ее, хватал руками, разминал в пальцах ил и глину, ковырял колышком, поднятым с пола, и весь напряженный, чувствуя испарину на лбу, снял картуз. Ему вспоминался вчерашний разговор с Лидией. Да, он волен в жизни и смерти ключа. Он привык извлекать пользу из дела, доставать металл из неведомых ключей, делать богатство из груды щебня. Когда-то было безразлично — для кого, потом постепенно с повышением по службе понял, что интересы хозяев — его собственные интересы. Праздничные наградные, наградные за экономию — за обмер рабочих… Радость от нового открытия или удачно сошедшейся подземной проходки были знакомы ему. На мгновение он ее испытал и сейчас — в этом шурфе.

Смотритель встрепенулся и недовольным голосом крикнул вверх:

— Поднимайте же, черт вас возьми совсем. Оглохли, что ли!

В другом шурфе, добитом до скалы{50}, совсем не оказалось золотосодержащих песков. Шурф оказался за бортом{51}.

Пласкеев тяжело задышал от волнения, охватившего его, и, успокоившись, похвалил:

— Эту линию надо продолжать.

Помощник удивленно взглянул ему в лицо, но начальник продолжал тоном, требующим внимания.

— Где не надо — набили частокол, а где надо пощупать, — оборвали линию. Видишь, тальвег{52} делает изгиб. Если тут нет золота — его нет нигде на этом ключе. Слушай, что тебе говорят, и не таращь глаза.

— Но в десятом дошли до хороших знаков… — не удержался малый и покраснел от смущения.

Федор Иванович повернулся к нему и смерил взглядом.

— За такую работку — под суд. Ты не ведаешь, что творишь. Под суд, говорю!

Помощник, окончательно смущенный, всем своим видом выразил раскаяние. Смотритель благодушно пошутил и оглядел долину. Он безошибочно определил место, наиболее благоприятствующее образованию древних наносов. Именно в этом загибе водный поток, делая поворот, замедлял скорость, наносил россыпь, которую покрывал затем пластами осадочных пород. Делая вполне справедливые указания и подмечая действительные упущения вперемежку с выдуманными, не основанными ни на чем, Пласкеев старался подавить помощника своими знаниями и опытом, поработить и уничтожить его инициативу до конца, чтобы раз и навсегда в дальнейшем он не смог мешать.

В конторке он похлопал смущенного помощника по плечу и указал пальцем на неразборчивые цифры в журнале и на валяющиеся в полном беспорядке капсюли с пробами.

Помощник стоял у столика бледный.