Школа в Кармартене - Анна Коростелева

Нужно сказать, что одновременно с прибытием комиссии в школу прибыло еще одно лицо. Собственно, этот гость вошел во двор школы минута в минуту с комиссией, но через парадную дверь, у которой в ту пору не было ни души. Один только Фингалл МакКольм, который не одобрял суеты, сидел там в нише у ног Сократа и чинил свои башмаки. Гость этот был Сюань-цзан, единственный ученый в мире, который мог сравниться с Мерлином в оригинальности мышления. Он был приглашен директором для того, чтобы прочесть спецкурс о стихотворении Лу Ю «Случайно сочинил в беседке на воде», однако поскольку для того, чтобы постичь весь смысл комментариев, необходимо было знать язык оригинала и всю предшествующую литературу, то начинать Сюань-цзан собирался с азов.

МакКольм при виде Сюань-цзана, обмахивающегося веером и оглядывающего с любопытством все вокруг, сообразил, что это и есть, видимо, знаменитый учитель, о котором Мерлин прожужжал уже все уши, резво вскочил на ноги, взял у него узел с четырьмя сокровищами кабинета ученого[18] и спросил:

— А где же другие ваши вещи, уважаемый наставник? Я с радостью помогу вам их отнести.

— В рукавах, в рукавах, — рассеянно отвечал Сюань-цзан. — Не беспокойтесь.

— Если вас не встречают, как подобает, уважаемый наставник, — продолжил МакКольм, — так это только оттого, что нашу школу, по совпадению, как раз сегодня посетила министерская комиссия…

— Ах, что вы, — отвечал Сюань-цзан, — где столь ничтожному и малозаметному созданию, как я, приблизиться, так сказать, к подножию дворцов Пэнлая[19]!..

После полудня в большом обеденном зале царила суматоха и столпотворение. Мэлдун, продолжавший свои исследования в Руб-эль-Хали и заскочивший в школу буквально на часок, не снимая арабской накидки, сочно рассказывал всем желающим про Фата-Моргану, которая, судя по его рассказу, была отнюдь не миражом. Ллевелис во всеуслышание пародировал шотландский акцент, — любая фраза, сказанная с этим акцентом, в его устах оказывалась на грани приличия, — задорно поглядывая, не видно ли где Фингалла МакКольма. Дион Хризостом спорил с Орбилием: тот подбивал его произнести по всем правилам речь в похвалу паштета из перепелок, Дион же высказывал подозрение, что пока он будет, как дурак, произносить речь, Орбилий рассчитывает уписать, так сказать, предмет речи.

В самой гуще этого столпотворения, среди снующих с тарелками студентов раскланивались Мерлин с Сюань-цзаном. Ни один из них не хотел сесть первым, а главное — ни один не соглашался сесть выше другого. Все наблюдавшие эту сцену терялись в догадках, каким образом Мерлин с Сюань-цзаном определяют, какое место следует считать выше, а какое ниже, так как две видавшие виды ореховые табуретки, о которых шла речь, были совершенно одинаковые и стояли рядом.

— Дорогой брат мой, — прижимая руку к сердцу, убедительно говорил Сюань-цзан. — Да разве посмею я сесть в вашем присутствии!..

— Драгоценный друг мой, — возражал Мерлин, — мне делается неловко при одной мысли о том, что взгляд такого человека, как вы, мог задержаться на моей ничтожной персоне!..

Когда все уже выскребали остатки со дна горшочков для супа, Сюань-цзан говорил:

— Только подчиняясь вашему желанию и чтобы не обидеть вас, дорогой брат, я сяду, но позвольте уж мне, человеку скромному и невежественному, занять подобающее мне место — вон там, в углу, неподалеку от вашей достопочтенной половой тряпки.

Когда все уже доедали жаркое, Сюань-цзан, земно кланяясь, говорил:

— Хорошо, я сяду поближе к вам, досточтимый брат мой, но только ваша настойчивость заставляет меня преодолеть робость в присутствии такого светоча добродетели, который среди ученых мужей подобен, так сказать, горе Тайшань.

— Ну уж вы и скажете — Тайшань! — польщенно отвечал Мерлин, и на лице его изображалось явное удовольствие. — Если бы не счастье видеть вас, которое отняло у меня последние остатки разума, разве осмелился бы я предлагать вам сесть поблизости от меня, в то время как вам по праву подобает место у трона самого Небесного Владыки!

Видевшие все это были безмерно счастливы, что, по удачному стечению обстоятельств, Змейк как раз в это время занимал лондонскую инспекцию какими-то разговорами в башне Двухсот ступеней в Северной четверти, довольно далеко от обеденного зала.

К тому времени, когда Мерлин и Сюань-цзан наконец договорились о том, кто где сядет, студенты и преподаватели в основном уже разошлись. И только Афарви, сын Кентигерна, ошеломленный пластикой движений Сюань-цзана, как завороженный, не мог оторвать взгляда от происходящего.

— Если вы сей же час не сядете, драгоценный друг мой, я за себя не ручаюсь, — сказал Мерлин. Эта реплика завершила церемонию.

Было утро. Преподаватели беседовали, сойдясь группками, на галерее, прежде чем разойтись по своим семинарам.

— Просматриваю вчера собственные старые записи, разбираю, — жаловался Мерлин Курои. — Там везде какие-то дифтонги, падение конечных согласных не отражено… то аорист, то имперфект, падежей чуть не с десяток… Надо все-таки сделать какие-то глоссы, а то когда в другой раз соберусь перечитать, пожалуй, уже и не пойму ничего.

— Э, это что! Я каких-нибудь триста лет назад, коллега…, — начал Курои, осекся, видя приближение комиссии, и поспешил на урок.

В блокноте лорда Джеффри уже в первый день пребывания в школе появилась запись:

«В учебное заведение принимают с 16 лет, при этом предполагается двенадцатилетнее обучение. Высший балл при оценке способностей учащихся — 689. Всюду снуют какие-то маленькие женщины в чепцах и полосатых юбках. Четыре таких меняли постельное белье в моей комнате около девяти часов вечера. Ни преподаватели, ни учащиеся не видят в этом ничего странного.

Для того, чтобы посмотреть расписание, учащиеся спускаются в холл, где оно вывешено, становятся к нему спиной и некоторое время смотрят на противоположную стену, украшенную абстрактным орнаментом. Не проявляя ни малейшего желания повернуться к расписанию лицом, они стоят так некоторое время и затем расходятся, почерпнув откуда-то нужную им информацию».

— Слушай, эта мерзлячья башня опять в шапке, — пожаловался Ллевелис, выглядывая в окно.

Гвидион посмотрел тоже. Действительно, Энтони закутался во что только мог и нахлобучил большую шапку из тумана. А им как раз предстояло идти туда на литературу. Мак Кархи, пролетая на рассвете мимо, нарочно спикировал к ним и, придерживаясь когтистой лапой за раму, постучал носом в стекло, чтобы они не тешили себя надеждой поспать подольше.