Инквизитор Светлого Мира - Андрей Плеханов

Я догадывался, что у нее тоже есть наставник здесь, в Барселоне. И, наверное, роль, которая предназначалась Лурдес в сообществе Посвященных, сильно отличалась от моей. Меня явно готовили в бойцы. Хрупкая Лурдес вряд ли могла убить кого-то крупнее воробья - и, стало быть, ей было предназначено работать в основном головой. Я вдруг вспомнил разговор Демида и Лурдес, завершающий злополучный День Дьявола. «А тебе, девица, - заявил тогда Демид, - предрекаю быть специалистом по истории лингвистики! Проще говоря, займись-ка ты, радость моя, древними языками! Может быть, какой-нибудь толк из тебя и выйдет. К тому же древние языки - это настоящий кладезь мудрости. Их, например, используют при составлении заклинаний». Так вот витиевато изволил выражаться этот Демид в те моменты, когда он вообще соизволял говорить с нами, глупыми. И теперь я мог предположить, что Лурдес занимается именно тем, что предназначил ей Демид. Естественно, она брыкалась поначалу - девицей она была упрямой, но потом все же сдалась и покорно занялась положенным ей делом. Куда ей было деваться?

– Лурдес, скажи какое-нибудь заклинание, - попросил я. - Ты, наверное, выучила их целую кучу?

– Callate, papagayo locuaz,[ Заткнись, болтливый попугай (исп.).] - четко произнесла Лурдес.

Я заткнулся. Не думаю, что из-за заклинания. Вряд ли эта фраза была заклинанием. Просто что мне оставалось делать, если человек не хочет со мной разговаривать?

Тогда- то я и приметил этого человека. Он сидел через два стола от нас и сверлил затылок Лурдес глазами. К тому времени я уже начал приобретать привычку Посвященных -отмечать, не глядит ли кто-нибудь на тебя слишком пристально. Взгляд человека говорит о многом. Этот тип вел себя, с моей точки зрения, просто вызывающе - он буравил взглядом голову Лурдес, временами болезненно прищуривал веки и поворачивал шею, словно помогая своим мыслям проломить кости черепа моей девушки и пробраться в ее сознание. Ни на кого другого, в том числе и на меня, внимания он не обращал.

Я знал, что Лурдес - телепатка, она могла читать чужие мысли. Но также я знал (кстати, не от кого-нибудь, а лично от Диего Чжана, не знаю уж, почему он сказал мне об этом), что мысли паранорма более доступны для персон, склонных к телепатии, чем мысли обычных людей.

Наверное, это было проявлением излишней подозрительности с моей стороны - решить, что чудаковатый мужик в кафе занимается не чем иным, как чтением мыслей моей девушки Лурдес. Но я решил именно так. Конечно, я не был идиотом в такой степени, чтобы резко встать из-за своего столика, уронив стул, и идти выяснять с ним отношения - проще говоря, бить морду. Я решил немного понаблюдать.

Выглядел этот тип странно. Собственно говоря, он имел бы вполне обычную внешность, если бы жил где-нибудь в Норвегии или Голландии. Блондинистый худощавый детина - высокий, с огромными ручищами, пальцами такими длинными и сильными, что ими можно было бы обхватить голову ребенка и расколоть ее как грецкий орех. Странность этого человека заключалась в том, что он не был ни скандинавом, ни даже немцем. Вполне испанские черты лица - большой нос с выраженной горбинкой, выдающийся вперед острый подбородок, густые брови. Только вот эти светлые волосы, эти слишком светлые глаза… Не похоже было, что он красил свою шевелюру. А глаза - ведь их не перекрасишь? Почему они такие светло-голубые, почти бесцветные? Похоже, дяденька был альбиносом, своего рода мутантом. Альбинизм, недостаток окрашивающего пигмента, встречается у людей не так уж и редко - даже негры иногда рождаются белыми. Но если бы этот испанец был просто белокожим и светловолосым, это не взволновало бы меня ни в малейшей степени. Меня беспокоило другое.

Лурдес притягивала его как магнит. И она не чувствовала этого. Так не должно было быть. В конце концов, кто здесь был телепатом - она или я? Она должна была обнаружить, что кто-то лезет в ее мысли.

Сексуально одержимый мужчинка? Нет, люди с сексуальным прибабахом совсем другие. Много я таких видел - серенькая внешность бухгалтера, шмыгаюший нос, бегающий, неуловимый взгляд и оттопыренный правый карман коричневых бесформенных брюк, где постоянно идет игра в карманный бильярд. Тот мачо, что пожирал глазами Лурдес, был не из этой породы. У него не было нужды становиться сексуальным маньяком - должно быть, девушки и так падали к его ногам штабелями. Он мог затащить в постель большинство женщин, встречающихся на его пути, без особого принуждения. Я даже представил его речь: «Как насчет перепихнуться? (сладким, но в то же время и мужественным голосом) Ты не пожалеешь, guapa.[ Красотка (исп.).] Тебе будет очень хорошо…»

К Лурдес не должна была липнуть такая дрянь. Моя Лурдес (пока еще моя) имела право на то, чтобы к ней не лезли всякие гнусные типы. Ее должны были окружать только замечательные, добрые и чистые душой люди - например, я.

– Лурдес, - спросил я тихо, - ты не чувствуешь ничего необычного?

– Нет. - Лурдес настороженно обвела взглядом кафе. - А что такое?

– Сзади тебя сидит какой-то мордоворот с глазами рентгеновского аппарата и уже полчаса изучает твой затылок. По-моему, он даже не моргает.

– Где? - Лурдес повернулась - немедленно, не соблюдая ни малейшей конспирации, и бесцеремонно уставилась на блондина. - Вон тот парень, да?

– Он самый.

И тут случилось то, что мне не понравилось совершенно. Тип не отвернулся, даже не опустил взгляд, обнаружив, что его засекли. Напротив, он махнул Лурдес ручищей и улыбнулся. В жизни не видел такой гадкой усмешки.

А Лурдес тоже махнула ему ручкой, сказала «Hola» [Привет (исп.).] и, как ни в чем ни бывало, повернулась обратно ко мне.

– Ты что, знаешь его? - удивленно спросил я.

– В первый раз вижу.

– А чего ты с ним здороваешься?

– А я со всеми здороваюсь. Я вежливая. Не знаю, как у вас там в России, а у нас нет ничего зазорного в том, чтобы сказать «Привет» даже незнакомому человеку.

– Ну и рожа у него. Ночью такую увидишь - не проснешься!

– Мигель, ты сегодня не в себе, - заявила Лурдес.

– Он вполне симпатичный человек, и улыбка у него хорошая.

– Хорошая? Да у него зубы, как у крысы!

– Мигель, перестань! - Лурдес посмотрела на меня с раздражением. - Что ты к нему прицепился? Ревнуешь, что ли?

– А чего он на тебя пялится? Нет, ты посмотри, так и продолжает таращиться! Наглец!

– Ну и пусть смотрит, если ему нравится. Мне-то что от этого? Он же не в ванной комнате за мной подглядывает…

– Пойдем отсюда, - заявил я.

– Никуда не пойду, пока не съем мороженое. Успокойся и не дергай мне нервы.

Мороженое - это всерьез и надолго. Лурдес заказала огромную порцию - с полосатой бело-шоколадной шапкой взбитых сливок, из которой торчали ломтики киви, ананаса, апельсина, ягоды винограда… Только разве что огурцов и помидоров там не было. И я прекрасно знал, что девчонка будет ковырять эту замороженную гору калорий нарочито долго - назло мне. Гадючка маленькая.

– Кушай, солнышко, - сказал я медовым голосом. - Кушай, моя сладенькая. А я пойду пописаю. Что-то много я сегодня жидкости употребил.

– Мигель, отвяжись от человека, - произнесла Лурдес умоляющим тоном. - Милый, прошу тебя! Не нарывайся на скандал.

– Я иду писать! - заявил я громко, на все кафе. - Я иду писать, сеньорита, иду отправлять свои естественные надобности. Я иду, и помыслы мои чисты, как у ангела. Как у всякого ангела, летящего в сортир!

С этими словами я встал и направился к туалету. По пути я довольно сильно пошатывался и, когда проходил мимо незнакомца, нечаянно задел его столик бедром. Стакан с апельсиновым соком, стоявший на столе, немедленно повалился набок, и из него выплеснулась струя оранжевого напитка - почему-то точно на штаны блондина. Я остановился.

– Пардон, господин блондин, - сказал я заплетающимся языком. - Кажется, я облил вас.

– Что? - Человек оторвал взгляд от Лурдес и заторможенно перевел его на меня. Он словно выходил из гипнотического транса. - Что вы сказали?

– Я облил вас соком. Это ужасно.

– А, это? - Человек посмотрел на то, как последние капли красящей жидкости падают на его брюки - безупречно белые, дорогие. - Да, действительно…

– И что?

– Ничего. - Он поставил стакан на место и снова уставился на Лурдес, которая упрямо не поворачивалась к нам, хотя на нас с блондином пялилось уже все кафе.

– Чего - ничего?

– Ничего страшного.

Говорил он с сильным андалусийским акцентом.

– Ваши штаны, наверное, кучу бабок стоят? Они ни хрена не отстираются. Этот сок - он как краска.

Он не ответил. Не обращал больше на меня ни малейшего внимания. Я покачался рядом с ним еще немного, а потом отправился в туалет. Тип этот был определенно ненормальным. Такого даже бить по морде было жалко. Права была Лурдес - зря я привязался к нему.

Когда я вышел из сортира, человека за столом уже ее было. И даже лужу сока на столе вытерли - как последнее напоминание о нем.