Синдром Клинтона. Моральный ущерб - Макс Нарышкин

Тихон лишь успел заметить, что один из троих похож на депутата Госдумы Малышкина, а второй, тот, что бил, на Дольфа Лундгрена. Быть может, это было последней мыслью ударившегося затылком о батарею консультанта. Рассмотреть третьего ему не хватило времени.

Пробуждение давалось с трудом.

В сентябре в Москве еще не топят. Форточку в комнате, когда послышался едкий запах корвалола, Куртеев открыл сам. Но это почему-то не беспокоило Тихона раньше. Ему не было холодно. Напротив, он задыхался от жары. И форточку открыл бы, даже если профессор пил боржоми. А сейчас его бил озноб, и он не мог понять, почему. Не открывая глаз, он вспомнил: шкаф, Дольф Лундгрен, салют, батарея.

Ресницы не разлеплялись. Логика наталкивала на мысль, что неизвестные злодеи поместили их в холодильник и теперь хотят заморозить насмерть. Дальше логика подсказала вопрос: на хрена убивать холодильником?

Стуча локтями по полу и суча ногами, Куртеев принял положение сидя и открыл наконец глаза.

Очень странным было то, что он увидел.

Они с профессором сидели, пристегнутые одной парой наручников к батарее, будь она проклята.

Напротив них на корточках сидели трое. Двоих Тихон узнал сразу. Третий был не похож ни на одного артиста, ни на одного депутата. Он был похож на идиота. Только идиот может смотреть на двоих обнаженных мужиков и улыбаться.

— Оба очнулись, — тотчас констатировал похожий на либерал-демократа Малышкина. Кажется, он и рулил ситуацией. — Это хорошо. Есть предложение отвечать быстро и правильно.

Куртеев скосил глаз налево. Нагой профессор Берг сидел на полу. Это был не сон.

— Что вы хотите от нас, молодые люди?

Куртеев посмотрел на врагов. Ему действительно хотелось услышать ответ на этот вопрос Берга.

— Вы не поняли, дедушка, отвечать будем не мы.

— Хорошо, мы будем отвечать.

Все успокоились.

— Что вы знаете о компании «Маунтайн»? — это был первый вопрос, на который отвечать нужно было быстро.

— Это лидер на рынке кинопроката. Медиамонстр.

И Куртеев тут же получил свинг слева от идиота.

— Я по-другому спрошу, — чувствуя, что собеседование не ладится, сказал похожий на члена Комитета ГД по обороне Малышкина мужчина. — Что вы знаете об отношениях «Маунтайн» со строительной компанией «Регион»?

— Молодой человек, — заметил Берг, — каждый ответ предполагает касание конкретной сферы информированности отвечающего. Отношения кинокомпании со строительной компанией могут быть многогранными, многовалентными, точек соприкосновения у них может быть множество. Я смотрю на вас, и меня раздирают сомнения, что вас может интересовать договор подряда на изготовление бутафории для съемок фильма. Быть может, вы сконцентрируете наше внимание на конкретной тематике?

Идиот посмотрел на копию Малышкина. Ему действительно хотелось услышать ответ на это предложение Берга.

— Деда, — остервенело процедил тот, — твоя падчерица срезала все точки, как пуговицы. Эту дочу мы ищем по Москве уже сутки. В последний раз я ел десять часов назад. Но вместо девки постоянно вижу ваши спины. А потому сейчас задам вопрос, который намеревался задать последним: где эта сука?!!

В голове Куртеева звенело: о чем речь?

— Как вы думаете, — хриплым голосом проговорил Берг, — если бы мы знали, где Вика, мы бы болтались по городу, мозоля ваши глаза своими спинами? Вот этот молодой человек…

— Я знаю, кто этот молодой человек! И тебя знаю! Папа и зять. А где невеста?

— А знал бы я, п-пришел бы сюда?! — взревел Берг, проводя свободной от браслетов рукой по голым стенам.

Сразу после этого крика Куртеев понял, что этим троим в отношении двух нудистов пора что-то решать. Либо убивать их и уходить — правда, непонятно, за что убивать и зачем убивать, — либо дать на что-то время и уехать, чтобы вернуться. Однако непонятно, на что давать время и зачем возвращаться. Вместе с этим уже было ясно, что избить двоих мужиков, раздеть, пристегнуть в батарее и после этого уехать — это тоже не решение. Не самое блестящее, в смысле, решение. Отсутствует момент интеллектуально окрашенной развязки действия. Окрашенная кульминация налицо, а развязка бледна, как моль. Каждое действие предполагает какой-то смысл, а в чем суть происходящего — Куртеев понять пока не мог. Ясно было одно: эти трое — посланцы Лукашова, у которого пропало три миллиона евро. И есть все основания подозревать, что это несчастье касается и Пятько Олега Иосифовича.

Вспомнив о Пятько, Тихон тут же подумал: совпадение ли указанные на листке фамилии, то есть уникальный случай совмещения нужных форматов, или Вика действительно указывала на трех человек? Ошибка в инициалах Истасова указывала на то, что Вика составила ребус, подбивая «дано» под «ответ». Так лукавят пятиклассники, находя этот ответ на последних страницах учебника алгебры. Однако, разгадывая ребус, Куртеев нашел всех троих.

Ай да Лукашов… Мы ничего не понимаем, Игорь Оттович. Это просто напасть какая-то. Раньше она так никогда не поступала, оттого и тревога… Я рад, что поиском Вики займутся близкие ей люди. Я верю в Тихона, я слежу за ним уже год…

Интересно, что именно имел в виду Лукашов, говоря о том, что Вика «никогда раньше так не поступала»?

— Кстати, а зачем вам Вика? — интимным тоном спросил Берг.

— Я думал, вы не спросите.

— Я спросил, когда понял, что сами вы не скажете.

Очень похожий на мастера спорта по футболу Малышкина мужчина вздохнул тяжко и протяжно.

— Плохо дело, деда. Люди деньги кровью и потом зарабатывают, ночами не спят, бизнес лелеют, как дитя. И вот в этот бизнес, полный гармонии и рентабельности, забирается… как бы это правильно назвать… Шакал — вот! Забирается шакал и начинает поедать бизнес изнутри. Причем не щиплет, а рвет кусками. Как прикажете с шакалом поступать?

— Молодой человек, боюсь, что вы меня…

— Я вас правильно понял, — перебил крепыш, и Куртеев торжествующе уставился на профессора. — О ней я речь и веду. Берг, вы знаете, что такое инвестиции?

— Нет, к сожалению. Я социолог. Но готов п-послушать.

— Инвестиции — это когда один человек дает другому бабла. Типа чтобы тот это бабло использовал в своих целях, но чтобы и тому, кто дал, было как бы интересно, — объяснил клон Малышкина, и Идиот покачал головой, поддерживая, видимо, это утверждение.

— Ни хрена себе, — восхитился Берг. — А я думал, это ссуда.

— Ссуда — это когда один дает другому, чтобы заработать. За это потом получает обратно бабло и проценты.

— Вы только посмотрите. А я думал, это кредит.

— Кредит — это когда банк дает денег кому-то, чтобы тот заработал и вернул бабки с процентами.

— Ушам не верю. Мне казалось, что это заем. Кстати, а в чем, по-вашему, разница м-между всем этим?

— Ты тут семинар-то не устраивай, кучерявый! Отучились уже, хватит! — вскипел Идиот.

Глава компании хрустнул пальцами.

— Отнеситесь к нам серьезнее, Игорь Оттович. Не один вы в этой комнате интеллектуально освещены. Один человек, назовем его П, вложил в дело другого человека, которого назовем Л, некоторую сумму. Эта сумма потом должна была превратиться в квартиры в строящемся доме. После сдачи объекта квартиры должны были быть проданы, а некоторая сумма увеличиться в два раза. Но случилась вдруг странность. Со счета компании Л эта некоторая сумма свалилась. И вместе с нею куда-то свалила та, что эту сумму должна была оприходовать.

— Девушка по имени В, полагаю?

— Совершенно верно, деда. Л, быть может, как человек благородный, забыл бы о сумме. Но она — «некоторая». Понимаете — «некоторая». Не-ко-то-ра-я.

— Я профессор, я понял. Некоторая. То есть какая-то, точно не определенная. Вы это хотите сказать?

— А вот как раз очень даже определенная!

— То есть — не некоторая? А определенная, читай: ясная, не допускающая сомнений?

— Именно.

— Значит, не некоторая? — повторил Берг. — Вы говорите, что пропала сумма неизвестная и вместе с этим совершенно точная? То есть вы понятия не имеете, что ищете? Пятько вы называете П, Лукашова — Л, кредит именуете инвестициями, заем — ссудой. Ситуация усугубляется еще и тем, что вы решительно отказываетесь от пищи, а для делового разговора раздеваете собеседников донага. При этом просите относиться к вам серьезно. Помогите же нам в этом!

Куртеев понял, что сейчас их будут бить. Наверное, для этого Идиот и поднялся. Но тот прошел к стене, снял со стены картину и заговорил:

— Питер… Лебяжья канавка… Я там родился, — потом бросил раму на пол и, вернувшись, врезал Бергу ботинком. — Порву!.. Убью, гад!! Зубами загрызу!.. Говори, падаль!! Дайте, дайте мне нож, я ему вены перережу!.. Дайте что-нибудь!! Дайте вилку, дайте шпатель, дайте коксу!..

Берг, морщась и разминая бок, пробормотал: