Агент в кринолине - Елена Хорватова

— На мой взгляд, так очень хорошенькая, если не сказать больше! Надеюсь, что через несколько минут я смогу вам ее лично представить. Вы сможете сами оценить ее красоту, ваше превосходительство.

Глава 13

Вместо воображаемой встречи с Алексеем, которая всю дорогу рисовалась ей в мечтах, Мэри, едва перейдя границу, оказалась под арестом. На такой поворот событий она рассчитывала менее всего, но их со Степаном сразу же остановили конные казаки, заставили спешиться, задали пару несущественных вопросов и заперли в каком-то сарае.

Мэри готова была разрыдаться. Из-за внезапно разгоревшейся любви она отважилась на такое опасное приключение, сбежала из Салоник, добралась до болгарских земель, где стояли русские войска и где все должно было сложиться по-другому, так, как мечталось…

Но теперь она сидит под замком на охапке старого сена, и неизвестно, сколько времени ее продержат здесь под арестом. Может быть, очень долго. И удастся ли ей когда-нибудь разыскать Алешу — Бог весть… Ее приняли за шпионку, за вражеского агента. Да и на что иное можно было рассчитывать? Что ее возлюбленный поджидает по ту сторону пограничного пункта, когда она появится на болгарских землях, чтобы принять ее в свои жаркие объятия? Глупо… У него тут совсем другие дела!

Почему она не оценила суровых реалий, а пошла на поводу у наивной мечты? Да уж, от любви люди теряют рассудок!

Может быть, и вправду лучше было оставаться на греческой стороне, в тихом мирном городе, в уютной гостинице? По крайней мере, Алексей Чертольский знал бы, где ее искать, и если бы вернулся в Салоники, то сразу же нашел. А она в полном смятении чувств рванулась неизвестно куда… И вот где теперь оказалась!

На глаза Мэри наворачивались слезы, когда она размышляла о последствиях собственной глупости. Правильно говорится — нельзя идти на поводу у эмоций; каждая англичанка впитывает этот принцип с молоком матери. Почему же она до такой степени потеряла голову, что теперь ей приходится горько сожалеть о последствиях своего легкомыслия?

Степан тем не менее был настроен вполне спокойно и даже весело. Ничего плохого от русских военных он не ожидал и по мере сил утешал убитую отчаянием Мэри:

— Вы, барышня, не сомневайтесь — беды с нами тут не будет, мы же у своих. Не звери они, чай, не леопарды, а христиане православные, поедом не съедят. Так, неудобства временные перенести придется, не без этого, но что поделаешь, дело военное, без строгости никак нельзя. Посидим, пока разберутся, отдохнем. Поесть, надо полагать, нам дадут — у наших солдатиков привычка такая есть, чтобы о пленных позаботиться и миску щей им налить, что бы ни случилось. А там, глядь, все и разрешится самым наилучшим образом. Ведь Алексей Николаевич где-то здесь, поблизости. Не бросит! Как узнает, батюшка наш, что нас схватили и под замком держат, сразу выручит. Просто пока его милость делами занят, погодить маленько надо.

Мэри горько улыбнулась сквозь слезы — она была слишком далека от подобных оптимистичных надежд. Сколько им придется годить в ожидании освобождения — оставалось полной загадкой.

Тем временем за дверью сарая послышались шаги и голоса, звякнули ключи, заскрежетал тронутый ржавчиной замок…

— Вот, обед нам несут, касатики, — оживился Степан. — А я что говорил? Покормить не забудут… Хоть бы супчик был горяченький, не остыл бы с обеда-то…

Но в дверях показался не солдат с котелком, а Алексей Николаевич собственной персоной. Несмотря на слова Степана, ожидавшего своего барина, его появление казалось чудом…

— Здравствуй, Степан, — сказал граф. — Я так и понял, что это ты тут в арестантах оказался…

— Барин! — в полном восторге закричал старый слуга, предсказание которого сбылось так быстро и так буквально. — Вот радость-то! А я что говорил? Найдет нас его сиятельство, непременно найдет! Как услышит, что нас поймали да под замок замкнули, сразу на выручку кинется. Мне ли его не знать, Алеши-то! Я его еще мальчишечкой на руках носил, графа-то нашего, его светлость! Не может такого быть, чтобы он нас в беде оставил!

Поднявшись на ноги, он кинулся к графу и почтительно, как при прежних, крепостных временах поцеловал ему руку.

— Батюшка барин, спаси вас Христос за доброту вашу. К жизни вернул нас, кормилец! Мало ли, как бы тут все обернулось-то!

Алексей смутился:

— Ну что ты, Степан, ей-богу… Успокойся, старик! Это просто недоразумение, что вас приняли за лазутчиков и посадили под замок. Ошибки у всех случаются, что тут поделаешь. А где Мэри? Это ведь она была с тобой, я прав? Мне сказали, что казаки задержали двоих — старика и девушку, одетую в мужской костюм. Это была она?

— Она, она, батюшка, кому еще со мной быть-то? И костюмчик на ней ваш, тот, штатский, серенький, с жилетом, что позапрошлым годом в Питере пошили. Я ведь и припожаловал-то на болгарские земли только за компанию с барышней вашей, поскольку вы мне велели с нее глаз не спускать, а она следом за вами настреполилась ехать. Вон она, в уголке сидит, болезная. Плачет.

Мэри и вправду сидела в темном углу, сжавшись в комочек. Сил встать на ноги у нее не нашлось. Ей и так пришлось сделать усилие, собирая волю в кулак, чтобы не лишиться чувств, — слишком мелодраматической получилась бы сцена встречи, если бы она при виде возлюбленного упала в обморок, прямо как в романах.

А мисс Мэлдон, истинная англичанка, романтических мелодрам в обыденном быту не любила и всеми силами старалась избегать. Но держать себя в руках оказалось трудно — нервы были напряжены до предела, так много пришлось пережить за последние дни…

Алексей не сразу заметил Мэри в темноте сарая, и только после слов Степана обратил внимание на миниатюрный темный силуэт, притулившийся к охапке сена. Мэри!

Рискуя жизнью, она разыскала его, перенесла столько унижений и обид, сидит под арестом в грязном сарае, и все это лишь для того, чтобы увидеть Алексея и пару минут или, если повезет, пару часов пробыть с ним наедине. В этот миг он почувствовал, что в глубинах его сердца открылись какие-то тайнички и оттуда хлынул такой поток нежности и любви, что удержать его было невозможно, и любовь мигом заполнила Алексея всего, целиком, от кончиков пальцев до корней волос. Никогда в жизни ему не доводилось испытывать ничего подобного! Какие удивительные чувства ухитрилась пробудить в нем эта англичанка…

— Машенька, девочка моя! — кинулся он к ней, усталой, грязной, испуганной, но такой бесконечно родной. — Как же ты была неосторожна, дорогая, отправившись следом за мной. Но как я счастлив тебя видеть! Я не хочу больше с тобой расставаться никогда-никогда, красавица моя!