Часовой дождя - Татьяна де Ронэ

У него очень мало фотографий Кэнди, она ненавидела, когда ее фотографируют. После теткиной смерти он разобрал ее бумаги и собрал все ее изображения, хотя видеть дорогие черты было для него настоящим мучением. Любимой его фотографией была та, где она на кухне: утреннее солнце врывается в окно, свет пронизывает волосы, над чашкой горячего чая поднимается легкий пар. Она в красном кимоно, а в руках – раскрытая книга. Он незаметно подкрался и сделал эту фотографию в тот самый момент, когда она, услышав скрип половиц, подняла на него удивленный взгляд. Ее смерть до сих пор причиняет ему боль, и это двойное бремя – боли и вины – он обречен носить всегда. Придя сегодня вечером сюда, он словно оживил ее и воскресил в памяти счастливые годы их совместной жизни. Возможно, его тетя и Саша те люди, что знали и понимали его лучше всех. Его всегда печалит мысль о том, что Саша и Кэндис не успели познакомиться.

Завибрировал телефон: Ориэль интересовалась новостями. Он обратил внимание, что так и не ответил на ее эсэмэску, присланную вчера утром. Он набрал ее номер, и она сразу же ответила. Да, он все еще в Париже. У отца в субботу вечером случился инсульт прямо во время праздничного ужина, он в больнице Помпиду, которую завтра утром будут эвакуировать из-за наводнения. Врачи ничего определенного не говорят. Ориэль была потрясена: она надеется, что с отцом все будет в порядке, а история с эвакуацией – это просто ужас. А звонила она ему по делу. Завтра во второй половине дня они с ее приятелем Матье, который работает в мэрии, отправляются на катере осматривать Пятнадцатый округ, затопленный водой, а именно квартал Жавель. Ей удалось получить пропуск и бейдж для Линдена, у него будет место на катере, и он сможет поснимать. Встреча в два часа на площади Камброн. Как ему это предложение? Да, любопытно будет посмотреть. Это будет зависеть от состояния отца, но, вообще-то, он бы охотно поехал, спасибо. Он знает, что некоторые улицы уже скрылись под водой? Он видел по телевизору, но в реальности впечатление, конечно, совсем другое. Завтра созвонимся, сказала она. Ты такого не видел, это нечто.

Разговор длился несколько минут. Потягивая вино, он краем глаза наблюдал за молодым человеком на банкетке напротив, в другом углу зала. Лет двадцать пять – тридцать, светлая кожа, короткие черные волосы и огромные очки в черепаховой оправе. Его темные глаза пристально наблюдали за Линденом. Линден физически ощущал этот взгляд, словно поток тепла, ласкающий кожу. Когда он дал отбой, молодой человек по-прежнему смотрел на него, и теперь на красиво очерченных губах играла легкая улыбка. Линден отвел взгляд и уставился в экран телефона. Это такая волнующая игра. Ему случалось в нее играть, но еще до того, как в его жизни появился Саша. Приключения на один вечер, мучительные отголоски юности, это ему не нужно. Он не поддастся искушению и больше не будет смотреть в ту сторону. Через какое-то время молодой человек поднялся, натянул пальто, не глядя на Линдена. Проходя мимо его столика с наигранным равнодушием, он быстро положил листок бумаги и, не оборачиваясь, скрылся за дверью. На листке было имя и номер телефона. Он смял записку и написал эсэмэску Саше: «Меня только что пытался подцепить один хорошенький мальчик».

Саша ответил сразу же.

«И ЧТО??»

«И ничего. Мне тебя не хватает. Я тебя люблю. Я хочу быть с тобой. Я не смогу пережить все это без тебя. Я не вынесу: дождливый затопленный Париж, семейные проблемы, а тебя рядом нет».

Через секунду Саша перезвонил, и, едва услышав его голос, Линден почувствовал облегчение и радость.

Пять

Сена течет под мостом Мирабо.

Нашу любовь

Мы с тобой вспоминали.

Радость сменяет тоску и печали.

Гийом Аполлинер. Мост Мирабо

Очень многие подробности того дня я забыл. Зато другие помню четко, даже очень. Мы перекусили, и она салфеткой вытерла мне губы. И сказала, что у меня красивые глаза. Что когда я вырасту, женщины будут в меня влюбляться, потому что глаза у меня невероятно синие. Я покраснел от ее комплимента, но преисполнился гордости и счастья. Я чувствовал к ней такую любовь, на какую только был способен четырехлетний ребенок, и вырасти – это последнее, чего мне хотелось.

Эти прогулки были лучшими событиями моего лета. Я уже начинал забывать о дедушкиной смерти. И мне было все равно, что мать ждет еще одного ребенка. Сюзанна – это единственное, что было для меня важно. Мои дни с Сюзанной.

Мы часто играли в прятки. Мы не заходили дальше последних деревьев. Это была наша граница.

Но деревья росли так тесно и листва была такой густой, что пространство под ветвями казалось зеленым лабиринтом, в котором легко можно было затеряться. За каким деревом спряталась Сюзанна? У меня не получалось угадать. Это была моя любимая игра. Я скользил от ствола к стволу, а она окликала меня. А когда прятался я, то просто ликовал, если ей долго не удавалось меня отыскать и она начинала беспокоиться. Я ждал, затаив дыхание, и когда она звала меня по имени, по спине струился холодок.

Я ждал до последней минуты, пока в ее голосе не появлялось отчаяние и она не пугалась всерьез, и тогда с громким воплем выпрыгивал из-за дерева, как чертик из табакерки. Она радостно вскрикивала и бросалась ко мне.

Это было такое счастье – когда она изо всех сил прижимала меня к себе, не по-настоящему ругая, и я чувствовал ее кожу очень близко, а она гладила мои волосы.

В тот день, когда это случилось, был мой черед прятаться.

Я выбрал самое толстое дерево в середине рощи, старое, с огромным стволом. Помню, что закрыл глаза и услышал, как она считает до двадцати.

И больше ничего.

* * *

Во вторник утром Линден рано позавтракал в кафе на площади Эдгара Кине, прежде чем отправиться в больницу. На улице было еще совсем темно, и нескончаемый дождь лил как из ведра. Он смотрел на большой экран над барной стойкой. Вода уже залила половину города. Тысячи парижан остались без электричества, без отопления и телефонной связи. Семьи с маленькими детьми и пожилых людей размещали в церквях, театрах,