Джинн - Грэхэм Мастертон

— О кей! — крикнул профессор Кволт. — Я готов!

За разговором мы абсолютно забыли о настоящем Максе Грейвсе. Прежде, чем мы успели что-то сделать, он вошел в башню в своем длинном халате. Макс снял капюшон и предстал перед нами во всем своем ужасном виде. Глаза угрюмо и мрачно сверкали среди рубцов истерзанной плоти. Носа не было, на его месте зияла черная дыра.

Подняв руки, он стал выкрикивать непонятные слова высоким, неестественным голосом, звучащим, как вопль апокалипсического чудовища, попавшего в трясину.

— Макс! — закричал я. — Макс, не подходи близко! Макс!

Он то ли не слышал, то ли не обратил на меня внимания, и продолжал медленно, приплясывая, приближаться к кувшину, остановившись лишь в двух шагах от него. Он смотрел на свое собственное злобно улыбающееся лицо, поднимающееся над кувшином на тонкой серпантинообразной шее, и от жуткого контраста его уродливые черты казались еще страшнее.

— Мое лицо, — сказал он. — Мое лицо!

Тут он снова вскинул руки вверх и закричал ужасным безносым голосом:

— Мое лицо! Ты обещала мне лицо! Отдай мне лицо!

Мы ничего не могли сделать. Мисс Джонсон с абсолютно белыми, ничего не видящими глазами направилась к Максу медленной, скользящей поступью танцовщицы. Я пытался кинуться к ним, но ноги мне отказали. Словно в замедленной съемке я видел, как она размахнулась тускло поблескивающей саблей. Сабля описала круг в дымном воздухе и глубоко вошла в шею Макса. Струя крови брызнула на пол, и, не вымолвив ни слова, Макс Грейвс замертво рухнул на пол.

Мы с профессором едва успели сделать шаг вперед, как взмах сабли мисс Джонсон, направленный в нашу сторону, дал понять, что теперь что-то делать бесполезно. Профессор схватил меня за руку и оттянул обратно к стене.

— Все, Гарри, идем. Шанс мы упустили.

Мисс Джонсон, видя наше отступление, откинула назад голову, с издевкой высунула из перекошенного рта длинный синий язык и засмеялась.

На клинке краснела кровь несчастного Макса, она поднесла его ко рту и облизала. Я с отвращением отвернулся.

Беспомощные, мы смотрели, как мисс Джонсон, покачивая саблей над кувшином, пела монотонную песню. Наконец она дошла до последней, сороковой песни, Песни Безымянного Ветра. Пропев ее, она начала ритуально пританцовывать и читать заклинания на древнем персидском языке.

Слова произносились с присвистом и рычанием, каждого звука было достаточно, чтобы повергнуть неискушенного в состояние благоговейного ужаса.

— Хатхока хатхна, фетмана сесферел. Джинхатна лесподай нен хатхока, джинхатха фетмана!

Сосуд с торчащей из горлышка головой начал подрагивать и позванивать. В комнате стоял крик, шум, звон. Казалось, даже доски потолка поскрипывали и бормотали, а жаркий воздух плясал вместе с мисс Джонсон, вид которой напоминал сумасшедшего, бьющегося в страшных конвульсиях. Мне начало казаться, что она вот-вот растает или рассыплется у меня на глазах.

Она выкрикнула свои заклинания, высовывая изо рта длинный язык и вращая им, как лесбиянка. Она взывала к джинну Али-Бабы — к великому и непобедимому духу «Сорока Грабителей Жизней», к терзателю и душителю человеческой плоти, к самому злому из древних духов. Она просила его восстать.

Я едва мог видеть сквозь пелену едкого дыма. Голова медленно поднималась над горлышком кувшина. То, что тянулось за ней, невозможно было когда-то представить по книгам и легендам. Оно было больше похоже на пучок трубок, стебельков и струек дыма. Это «что-то» поднималось все выше и выше, удлиняясь ярд за ярдом и скручиваясь все плотнее. От джинна исходил странный, неизвестный, сухой запах; все эти превращения в сочетании с жуткой жарой в помещении совершенно вывели меня из равновесия.

— О боже! — молился профессор Кволт. — Боже, помоги нам!

Мисс Джонсон, описав замысловатый узор острием заколдованного клинка, указала им на нас. Джинн послушно выгнулся; как парус яхты и начал двигаться в нашем направлении Я понял, что мисс Джонсон приговорила нас к смерти, одной из сорока, какую выберет джинн. Нас точно парализовало. Мы послушно стояли и смотрели на приближающегося джинна. Эти сплетенные нити и трубки, наверное, и были формой «хозяина», из которой он мог превратиться в любого из «Сорока Грабителей Жизней» и подвести нас к печальному концу.

Мисс Джонсон только начала что-то говорить, как произошло непредсказуемое. Джинн резко отпрянул от нас, как бы спасаясь от чего-то крайне опасного. Я едва повернул голову. У дверей стояла Анна. В руке она держала сверкающий серебряный полумесяц — чистый и священный знак ислама.

Мисс Джонсон опустила голову. Ее волосы, слипшиеся от жаркого пота в сосульки, свесились над лицом. Глаза медленно вращались сверху вниз, пока зрачки снова не очутились на месте. Она продолжала размахивать клинком сабли, но видно было, что ее, как и джинна, поверг в смятение вид святого полумесяца.

Анна торжественно и спокойно вошла в комнату и сказала низким уверенным голосом:

— Профессор! Гарри! Отойдите оттуда и встаньте точно позади меня.

Не отрывая взгляда от скорчившегося джинна, мы медленно вернулись к двери. Анна встала между нами и джинном, держа полумесяц на вытянутых руках, и медленно и тихо запела арабские песни…

— Анна, — раздался встревоженный голос профессора Кволта. — Ты должна выйти отсюда вслед за, нами. Голыми руками с ним ничего не сделаешь.

Анна даже не пошевелилась. Она лишь холодно произнесла:

— Я знаю этого джинна, профессор. Я, его уже давно знаю.

Комната была уже так заполнена дымом, что я едва мог видеть мисс Джонсон и джинна, но я, так же как и профессор Кволт, прекрасно знал, что полумесяц Анны еще недолго будет нам помогать. Чары и амулеты, как я уже убедился на собственном опыте, не дают длительной и надежной защиты от злых духов.

Неожиданно джинн начал менять свои очертания. Он завертелся в дыму, и казалось — вот-вот растает и исчезнет. И тут в тумане цветного дыма появилась какая-то тварь, вроде змеиной головы, со слепыми глазами и длинным отвратительным языком. Присмотревшись, я решил, что это скорее похоже не на змею, а на какую-то гигантскую пиявку.

Анна подняла свое оружие и сказала несколько слов по-арабски. После этого джинн начал с необычайной быстротой обретать другие чудовищные обличья, одно за другим.

— Он хочет найти такую ипостась, против которой бессилен полумесяц Анны, — сказал профессор Кволт, — или истощить волшебное действие полумесяца, превращаясь в разные формы.

— Анна! — Я ступил было к ней, но профессор Кволт удержал меня, взяв за руку:

— Теперь слишком поздно. Не мешайте ей, она не должна отвлекаться. Малейший промах — и мы все мертвецы.