Caged Hearts - Страшный Человек

— Хисао? Какими судьбами? — удивился он.

— Мы бегали, а он споткнулся и схватился за грудь, и я подумала, что нужно сгонять за вами, оставив его там, но он сказал, что всё в порядке. Но я решила, что вам всё же нужно его осмотреть и… — затараторила Эми с жалобным выражением лица. Честное слово, было такое ощущение, что она сейчас расплачется из-за меня. Ками-сама, какая же я скотина…

— Подожди, Эми. Успокойся, — остановил её Судзуки-сан. — Что случилось, Хисао? — а вот обращаясь ко мне он был уже совершенно серьёзен.

— Я не знаю. Мы бежали, а потом у меня заболело в груди, как в прошлый раз, но через несколько секунд всё прошло. Это было всего лишь трепетание или типа того, — я постарался приуменьшить свои проблемы со здоровьем, раз уж совсем не вышло их скрыть., хотя и понимал, что это глупо и более того — опасно для жизни.

Фельдшер нахмурился, будто сочетание «всего лишь трепетание» противоречило само себе.

— Я не совсем это имел в виду, когда рекомендовал делать какие-то упражнения. Тебе нужно быть осторожней, Хисао.

— Я был осторожен, просто… — я прикусил язык. Если подумать, то «я просто ввязался в гонку с членом команды по бегу» — не настолько хорошее оправдание, как я предполагал. Ксо, какой же я идиот… решил ощутить себя здоровым, да? Решил перед девушкой выпендриться? А о последствиях как обычно не подумал. Балда ты, Хисао.

— Что — «просто»? — с непроницаемым выражением лица уточнил он.

— Ээ… в общем… Я гнался за Эми, — пряча глаз признался я, отчаянно надеясь, что мне удалось не покраснеть.

— Эми, это правда? — Судзуки-сан сурово посмотрел на неё. Эми начала беспокойно ёрзать на месте, всем своим видом выражая умильное раскаяние. Какой кавай, а…

— Эм, ну… — В конце концов, так и не сумев сознаться вслух, она просто кивнула.

Фельдшер вздохнул, и устало потёр рукой лоб.

— Эми, тебе надо быть более внимательной к пределам возможностей других людей! Я не знаю, говорил ли он тебе, но у Хисао больное сердце, и заставлять его гнаться за собой было крайне безответственно.

— Эм, на самом деле это я начал, — признался я, видя, что Эми готова расплакаться от осознания вины. Но виновен-то в своём состоянии исключительно я, так что фельдшер отчитывал её совершенно несправедливо!

Фельдшер был ошеломлён моим заявлением.

— ЧТО? — переспросил он таким тоном, что мне немедленно захотелось сказать ему, что он ослышался, но один взгляд на Эми — и я мужественно продолжил признание.

— Мы просто бежали, потом Эми начала отрываться, и я… подбавил, чтоб догнать её.

Судзуки-сан возвёл очи горе, бормоча молитвы о терпении какому-то из богов, затем снова опустил глаза на нас.

— Значит, вы оба тупицы. Нет, хуже того — клинические идиоты, что, между прочим, уже диагноз. Думаю, это послужит вам утешением, — сварливо заявил он. — Теперь давай, Хисао. Надо убедиться, что сердце у тебя не собирается взорваться или что-нибудь в этом роде.

Я покорно подчинился и проследовал за ним в соседнюю комнату, где он убедился, что я действительно не собираюсь упасть замертво сию же минуту. Это известие обрадовала нас обоих.

— Как ощущения? — фельдшер внимательно следил за моей реакцией.

— Я не знаю. Ничего особенного. Устал, но это, наверное, просто от пробежки, — развёл я руками. Я в самом деле уже не чувствовал ничего такого.

— Тебе придётся остаться здесь на несколько часов и отдохнуть, потом посмотрим, как ты себя будешь чувствовать, — велел он мне.

Я не собирался возражать и лёг на кушетку. После выговора, полученного от фельдшера в соседней комнате, зашла чудовищно несчастная Эми. Мне пришлось сдерживаться, чтобы рефлекторно не погладить её по голове как щенка. Сквозь закрытую дверь я не слышал, что он ей говорил, но уверен, что не любезности.

— Слушай, мне очень, очень жаль. Надо было мне быть осторожнее, — сказала она потерянным голосом.

— Эй, ты же знала. Ты не виновата, — попытался я утешить её. Не должны такие милые девушки так печалиться из-за меня. Я персонально протестую против этого.

Эми выглядела ужасно расстроенной и огорчённой, даже мои заверения не помогли ей взбодриться.

— Я хочу как-нибудь загладить вину, — она снова решительно кивнула. — Так что мы с тобой обязательно перекусим вместе. Я тебе принесу, ладно? Что-нибудь очень-очень вкусное!

Я начал тянуть: «Тебе вовсе необязательно…», но затем заткнулся и молча кивнул, глянув на её лицо. Я реально начал опасаться получить передоз печального кавая.

— Отлично! Мы встречаемся на крыше, — девушка моментально повеселела и заулыбалась.

— «Мы»? — уточнил я.

— Угу! — довольно подтвердила Эми. — Погода прекрасная, и крыша — замечательное место для ланча.

— Понятно.

— Ты ведь придёшь, да? Не лишишь меня возможности возместить тебе ущерб? — Эми опять применила свой коронный запрещённый приём — щенячьи глазки. Как будто догадывалась, что я точно не смогу ей отказать в этом случае. А я и не собирался отказываться.

— Конечно, нет, — горячо заверил я её.

— Здорово! Тогда увидимся! — с этими словами Эми выскользнула за дверь.

Я болтался где-то между сном и бодрствованием, чувствуя себя совершенно измождённым. Судя по моим ощущениям, я был на грани физического и морального истощения. Нормально функционировали только органы чувств. С трудом сглотнув, я решил лежать настолько спокойно, насколько смогу, что в таком состоянии было вовсе несложно.

Фельдшер расхаживал туда-сюда по ту сторону занавесок. Я видел его тень, двигавшуюся в солнечном свете: он открыл в кабинете окна. На улице было ветрено. Чистые белые занавески развевались на лёгком ветерке, тяжело и медленно, словно волны. Свет вяло проникал сквозь них, наполовину поглощаясь тканью. Я закрыл глаза. Бриз на лице — как мягкая ткань занавесок…

Я, затаив дыхание, прислушивался к биению сердца, пытаясь игнорировать стук клавиш компьютера, на котором что-то печатал фельдшер. Сердце билось ровно. Блин, и недели не прошло, как я снова оказался в таком положении. На этот раз я сильно облажался. Надо было головой думать, а не изображать из себя недоделанную звезду спорта. И к чему, спрашивается, всё это геройство, будто в моём положении с такими вещами можно шутить? Это был просто рефлекс — отбросить мысли о болезни, удержать всё в себе. И заодно — показать себя во всей красе.

Я не хотел, чтобы это случилось. Не хотел, чтобы Эми это увидела.

Ааа!

Болванболванболван.

Мне нужно быть осторожнее, иначе снова окажусь в больнице, а то и хуже.

После этой мысли я уступил усталости.