Остатки былой роскоши - Лариса Соболева

5

Арнольд Арнольдович удалился от мэра, впервые чувствуя себя на коне: не его поимели, а он. И бур отпустил сердце. Начался сбор денег. Все, что называется, поскребли по сусекам, ведь деньги должны работать, поэтому держали их кто где: в банке, в деле.

Зиночка попросила денег у мужа. Врала безбожно про какой-то долг, о котором забыла, а проценты выросли... а банк Фоменко не работает... а счетчик включен, и за сутки еще сумма удвоится, выручи, любимый, такое неприятное недоразумение. Он, конечно, едва в обморок не упал от названной суммы. Она и тут нашлась, соврала, что заняла, когда покупала машину и строила гараж, – это же надежное вложение капитала. Муж отругал ее за бесхозяйственность, но деньги дал. Муж Зиночки предпочитал свое хранить при себе.

У Хрусталева часть нужной суммы была дома, остальное занял без труда, ведь его знакомые отлично осведомлены о платежеспособности Матвея Фомича. Раз уж ему так срочно понадобились деньги, а в воскресенье взять их негде, значит, действительно, обстоятельства непредвиденные. Хрусталев в кабинете мэра ни словом не обмолвился по поводу вымогательства Рощина, сидел и молчал. Потому что готов был отдать все, что имел, лишь бы Рощин исчез навсегда из его жизни. Ничего, он еще наскребет, денежки липнут к его рукам.

Ежов расставался с суммой со слезами. Хотя у него тоже помимо банка приличная наличность хранилась дома.

Фоменко наскреб всю сумму, но это оказалось все, что у него имелось. Сапожник без сапог, банкир без налички в кармане – так, мелочишка детишкам на молочишко.

Сабельников поступил просто: достал из сейфа.

Труднее деньги достались Бражнику. Он отдал почти за полцены автомобиль знакомому, давно просившему продать ему машину. Но всех денег у того тоже на руках не было, так что нужной суммы и близко не набралось. Выгреб из домашней кубышки, предназначенной на черный день, – все равно недоставало. Жена побежала по знакомым, перехватила там и сям... В общем, Бражник приплелся к Сабельникову с половиной денег, причем в рублевом эквиваленте, выпросил у того взаймы. Мэр, предварительно взяв расписку на условиях, что долг Бражник вернет с процентами, внес за него недостающую сумму.

Семерка расселась по машинам и отправилась к парку. Сумку с деньгами поручили отнести на условленное место Медведкину. Тот дождался, когда стрелки часов придвинулись к цифре шесть, взял сумку и пошел, озираясь, как преступник. Добрался до скамейки на безлюдной аллее, поставил сумку.

И вдруг... Все произошло так банально, за считаные секунды! Внезапно, словно из засады, выбежали два парня, один догонял второго. Первый бежал с сумасшедшей скоростью на Арнольда Арнольдовича, который немного растерялся. Парень его грубо толкнул, освобождая себе дорогу, и побежал дальше. Медведкин упал, больно ударившись задом, мимо пронесся второй. Арнольд Арнольдович поднялся, держась за ушибленное место рукой, глядь – а сумки нет! Он вернулся к ожидавшим его у входа в парк шести человекам, которые забросали его вопросами:

– Ну как? Деньги забрали? Ты видел? Кто это был? Рощин?

Он рассказал, как забрали деньги, и ни у кого не возникло сомнения, что сделали это люди Рощина. Семерка с облегчением разъехалась по домам. Николай Ефремович выпил на радостях бутылочку виски, пообщался с чертиками, компания сегодня ему даже понравилась. И вдруг раздался телефонный звонок:

– Где деньги?

– Рощин? – остолбенел тот. – Ты же забрал их в парке.

– Я их в глаза не видел, – жестко сказал Ким, отчего Николай Ефремович подпрыгнул на месте будто ужаленный.

– Врешь! Забрал! – закричал. – Твои люди забрали!

– Ты забыл, я никогда не лгал. Где деньги?

– Но... их... забрали... Медведкин видел...

– Ты, видимо, со мной шутить вздумал. Завтра деньги должны быть доставлены на набережную в восемь вечера одним из вас. Учти, у меня местность набережной будет под контролем. Пусть Хрусталев или Зинка прогуливается по берегу с сумкой у самой воды. И не сочиняй больше сказок вроде «твои люди забрали». А сегодня, чтобы вы не расслаблялись, я приготовил... Вообще-то неожиданный поворот всегда интереснее, не правда ли? Итак, завтра в восемь и без глупостей, понял? Не забудь, будет сюрприз.

Гудки. Еще сто тысяч! Сто тысяч долларов! Две бензоколонки и почти семнадцать тысяч уже тю-тю. Николай Ефремович застонал как раненый зверь.

Жаль расставаться с автомобилем, который знаешь как свои пять пальцев, разбирал его по частям, собирал, превращая изъездившуюся клячу в удалого коня. Бражник ехал в своем авто по улицам в надежде, что теперь-то Рощин оставит их в покое. Да нет, маловато было надежд, где-то на дне души таилась тревога, что с ними проделали скверную шутку. За последние дни он устал так, как, наверное, не уставал за всю жизнь. Дело не в том, что Рощин угрожает его жизни, хотя именно сейчас Бражник понял ей цену, а в том, что с появлением Кима внутри пошла переоценка, как у Арнольда Арнольдовича, который бросил ему оскорбительное и унизительное слово. Он не хотел признаться даже самому себе, но уже знал, что приятель прав. Правда, у Бражника вполне ладится бизнес, он не сидит с семьей на сухарях, отдыхать ездит за рубеж. Пусть не летом, а весной или осенью, поскольку так дешевле. Пусть не два раза в сезон, а один, чередуя: год на отечественном пляже, год на заграничном. Но... Он мог добиться большего. И не сумел! Вот мысль, ранящая больней ножа, пистолета, ядовитых зубов.

В момент взлета «Шанса» он чувствовал в себе небывалый подъем, это был шанс и для него – один из тысячи. Втайне он действительно завидовал Рощину, которому почему-то все давалось легко. Был нищим – стал миллионером, был неизвестным – позже о нем писали газеты, включая областные. Ко всему прочему он отдал в руки Бражника «Шанс», кинул кость, так сказать, с барского плеча. Это задевало самолюбие. Хотя, если здорово рассуждать, Рощину не столько сам «Шанс» был нужен, сколько кредиты для его предприятий. Деньгами он распоряжался разумно, возвращал кредиты. Ну немножко действовал на нервы. Всегда такой уверенный, такой деловой... Рощин крутил громадными деньгами, мыслил глобально, а Бражник был всего-то исполнителем его воли. И ему адски захотелось взлететь ввысь. Он использовал популярность Кима, свой статус председателя правления, доверчивость людей. Все ниточки были в его руках, однако в ответственный момент он вдруг почуял шкурой, что Кима топят основательно, а он еще может выплыть. Да, его купили! А что? Всех покупают, у каждого есть цена. Он испугался идти до конца, испугался своры Сабельникова. Свора тоже это поняла. Его купили, но не расплатились, взяли и окунули в дерьмо. Ким создал «Шанс», Бражник помог утопить и «Шанс», и Кима.

Иногда он спрашивал себя: если бы удалось стать мэром, помог бы он Киму избежать тюрьмы? Нет, никогда. Это признание покоилось в темном уголке внутри, ни один из живых не знал о нем, только Арнольдыч частично раскусил Бражника. Геннадий Павлович прямо-таки ощущал физическую боль при виде Рощина. Он его не просто ненавидел – он его люто ненавидел, со всей страстью завистника. А были ли объективные причины для подобной ненависти? Да в том-то и дело, что не было причин. Всем он обязан Рощину, благодаря Киму у Бражника сейчас есть предприятия, имя и вес в определенных кругах. Но как раз за это он и ненавидит Рощина, сгноил бы его в тюрьме, придушил бы собственными руками – за благодеяния и за то, что сам же украл у Кима. Абсурд? Нет, жестокая и неприкрытая правда.

Геннадий Павлович не торопился домой. Семья его тоже утомила. Ведь ради нее он шел на всяческие дрянные делишки. И тут он снова поймал себя на лжи. Так уж повелось – лжет и себе. Его дома уважают, а он их нет. Не уважает как раз за дрянные делишки, которые приходилось делать ради них. Да, он, что называется, бегал на сторону, а любовницам тоже подавай супермена с бабками в кармане, и их хотелось удавить. Заколдованный круг. Куда ни ткнись, все от тебя чего-то ждут или требуют сверх положенного. Бражник припарковался у недорогого кафе со сносной кухней, мечтая об одиночестве. Заказал водки и салат на закуску. Принесли. Налив из графинчика в рюмку, произнес:

– За тебя, Ким, чтоб ты сгорел!

Выпил, неторопливо закусывал...

– Ваша машина «девятка» синего цвета?

– Да, – поднял Геннадий Павлович изумленные глаза на милиционера.

– Пройдемте к ней, – приказал тот и бросил второму: – Давай понятых.

Понятые? Бражник поднялся, утираясь салфеткой, чувствуя в теле легкое дрожание, предвестник беды.

Вышли. У машины стоял еще один милиционер, и он торжественно сообщил:

– По устному заявлению мы должны произвести обыск у вас в машине. Понятые на месте? Хорошо, приступайте. Это ваша машина, вы утверждаете?

Бражник лишь кивал в потрясении, плохо отдавая себе отчет, что происходит, даже тогда, когда под бампером обнаружили пакет с белым порошком. И, только услышав, что белый порошок – это предположительно героин, и когда на его руках защелкнулись наручники, Бражник заорал во всю глотку, глядя в небеса: