Секретный фронт - Аркадий Первенцев

- На шестьдесят и три десятых процента ниже твоего по всем показателям, а шестеренки крутятся. Только вот очи мои, очи! Боюсь, спишут по близорукости.

- Бумажки читаешь, и ладно, - утешил его Кутай. - Зачем тебе острые очи? Кабы тебе целиться в мушиное крылышко, тогда другой мадаполам... Кутай приступил к делу: - Знаешь, зачем я к тебе? Посвящен?

- Посвящен подробно.

- Ну, и где гастролер? Могу его проведать?

- Обязан. Такой приказ. - Солод извлек из сейфа папку, погладил ее белой, мягкой ладонью. Сверкнуло обручальное кольцо на выхоленном пальце Солода.

- Можно поздравить? - спросил Кутай.

- А ты разве не знал? Медовик отгулял в Киеве.

- Нехорошо.

- Что нехорошо? Дивчина дай боже! К тому же по моему вкусу.

- Блондинка?

- Филологичка, со знанием закордонной мовы. Англичанка, так сказать. Это, что ль, нехорошо?

- Нет. Кольцо. Сними его. Не принято у нас. Пережиток.

Солод послушался, трудно стянул кольцо, положил в кошелек.

- Правильно. Недоучел ваши джунгли. Вы же тут все Монтекристы, Наты Пинкертоны. - Солод говорил обидчиво, хотя и старался спрятать обиду за шуткой.

Приступив к делу, он посерьезнел, было видно, что делу он отдавал всю душу.

Солод расположился напротив Кутая, старательно развязал черные шнурки картонной папки, раскрыл ее и со вздохом сожаления надел очки.

Очки ему шли, лицо становилось более значительным, как определил Кутай, с рассеянным интересом наблюдавший за бывшим однокашником.

Да, что ни говори, профессия накладывает свою печать на человека. Вот взять, к примеру, Солода. Был бы он на заставе, куда девалась бы его медлительность, торжественность, задубела бы нежная кожа и на щеках и на пальцах, может быть, пятью годами позже обратился бы и к очкам.

"А не завидую ли я ему? - подумал Кутай. - Возможно, это и есть та инстинктивная зависть ремесленника к мастеру, цехового инженера к инженеру заводской канцелярии: тому вроде и полегче и стул помягче?" Отогнав эти мысли, Кутай стал вслушиваться в информацию Солода о подробностях захвата связника "головного провода" - о тех сведениях, которые Кутай самолично добывал в промозглые лесные ночи.

Солод предполагал, что связник шел с большими полномочиями. Какими? Установить пока не удалось.

Связник перешел границу вдвоем с телохранителем Чугуном. Сведения о третьем спутнике, упоминаемом Кунтушом на допросе, не подтверждались; либо тот пересек границу самостоятельно, либо, подведя эмиссара к границе, остался за кордоном. Такой метод применяли в "центральном проводе" при переброске агентов: третий сопровождал, обеспечивал проводку и возвращался с докладом.

Под тихий голос Солода Кутай так и этак прикидывал способы выполнения задания.

У связника обнаружили грепс - условную записку, подтверждающую его личность. Грепс был упрятан в шов свитки. Фотокопию грепса Солод предъявил лейтенанту. Всего несколько слов тайнописи ничего не объясняли.

Кутай передал грепс Солоду, спросил:

- Как выкручивался связник?

- Поначалу уперся в затверженную легенду, как баран в новые ворота, со смешком пояснил Солод, подшив копию грепса в папку, и, перевернув страницу, прочитал: - "Куда шел?" - "До родычив, до дому". - "Где родычи?" - "В Тернопольской". - "А как грепс попал в свитку?" - "Не знаю за грепс. Свитку знайшов на дорози". - "А пистолет тоже на дорози?" "Тоже. Немцы отходили, кидали..."

Солод с досадой снял очки, отмахнулся ими от надоедливой мухи, достав выглаженный и аккуратно сложенный платочек, вытер узкий лоб, потом аккуратно, по тем же заглаженным рубчикам, свернул платочек.

- Стоит на своем - и баста!.. - продолжил он. - Руки на коленях, вот так. - Он показал, как именно держал связник руки. - Глядит дурачком, а вижу, замысловатая штучка, слабым ногтем не уколупнешь...

- А потом, потом? - поторопил Кутай.

- Проверили швы легенды, запросили Тернопольскую, нет там его родичей. Оказались они в Станиславской - жена, дети. Приперли фактурой, поднял лапки кверху...

- И что он?

- Шел на связь с Очеретом.

- С Очеретом?!

- А то не знаешь? Разве тебя не информировали?

- В подробностях нет. Начальник считает меня опытным разведчиком и не старался... разжевывать. Очерет знает связника?

Солод обнадеживающе подтолкнул Кутая в бок.

- Могу обрадовать: не знает! Судя по всему, не врет. Во всяком случае, девяносто процентов за это... Кроме того, тебе разрешено самому "выдаивать" его. Сюда доставить связника или пойдешь к нему? - И, не дождавшись ответа, умильным взглядом уперся в своего приятеля. Удивительно, как разно складываются судьбы! Вот мы одногодки, вместе учились, вместе служили. Ты человек! А я? Кто я? Канцелярист... - Поймав несогласный жест Кутая, погрозил ему пальцем. - Помолчи! Знаю, что ты скажешь. Следователь, фигура! Так, Жора? - Он впервые обратился к нему по имени, как когда-то прежде, и его молодое, симпатичное лицо покрылось румянцем. - Я обречен шуршать бумажками, как мыть в пустом закроме, а ты... скажу без преувеличения, герой.

- Ну какой я герой! - Кутай не ожидал таких откровений от человека, как ему казалось, достаточно гонористого, с самомнением. - Мое дело исполнение. Исполнитель я всего-навсего.

- Исполнитель? - Солод погрозил пальцем, прищурился. - Не скромничай! Ты смело идешь в берлогу к зверю и выносишь оттуда содранную шкуру в результате честного поединка.

Кутай не мог сдержаться:

- А кто тебе мешает, черт возьми?

- Сам себе мешаю. - Солод невесело усмехнулся, дрогнула впалая щека. - Телом слаб для подобных экспериментов. Ведь супротив нас выгрозилась мохнатая силища! Пальцы рубят, горло перерезают с абсолютным спокойствием. Удавка для них - аристократизм, наиболее деликатная транспортировка на тот свет. Против них должна встать сила, характер. А я... Помнишь, на стрельбах мои пули почти все летели за молоком, на турнике дважды подтянешься - и дух вон...

Кутай великодушно его успокоил:

- Нет, ты неправ, характер у тебя сильный, Солод! Телом, возможно, слаб, а характер...

- Угадал. Если только подойти к этому вопросу философски.

Кутай попросил не откладывать свидания с задержанным связником.

- Чего торопишься? - спросил Солод.

- Как чего? - сердито воскликнул Кутай. - Ведь его ждет Очерет. Чем дольше будем волынку тянуть, тем опаснее мое появление в его курене... Пойди потом объясни Очерету причину задержки.

- Ты прав, - согласился Солод.

- Как его псевдо?

- Пискун. Весьма неказисто. Фамилия христианская - Стецко. Называешь его по фамилии, становится теплее. Отец - украинец, мать - немка, из колонистов, умерла в тридцать первом году. Отец - перед войной. Словом, круглый сирота.

- И у меня мать умерла в тридцать первом, - сказал Кутай.

- На этом сходство ваших биографий и кончается. Может быть, еще вес совпадет. Сколько ты весишь, Жора?

- При чем тут вес? - Кутай отмахнулся. - Если Очерет смекнет, буду весить на две пули больше. Итак, все данные я попытаюсь установить, не затрудняя вашего брата. А теперь - к Пискуну.

- Только имей в виду - бестия он. Может и на колени рухнуть, чуть ли не сапоги будет лизать, слезу может выдавить и на каждом слове: "Пане зверхныку, пане зверхныку!"

Караульный начальник, сержант с угрюмым лицом и выцветшими бровями, провел Кутая по коридору, имевшему по обеим сторонам несколько дверей, выкрашенных в кирпичный цвет. В конце коридора находилась внушительная дверь с фигурно откованными петлями. За ней их ожидал солдат. Дальше они пошли втроем.

Возле одной из комнат остановились. Караульный начальник, поглядев в "волчий глазок", большим ключом отпер замок, толкнул дверь.

- Приказано не замыкать, товарищ лейтенант! Часовой будет здесь. - И, обратись к солдату, добавил: - Потом, когда кончат, вызовите меня звонком.

Кутай, перешагнув порог, прежде всего увидел окно, забранное решеткой. Лампочка в сетке у потолка. Что ж, предосторожность нелишняя.

При появлении офицера связник Стецко поспешно поднялся. На нем были полотняная рубаха, растоптанные сапоги.

По тому, как он взял руки по швам и расправил плечи, Кутай понял: военный.

- Звание? - спросил Кутай.

- Лейтенант!

- Училище?

- Не кончал, аттестован немецким командованием по службе абвера.

- В Красной Армии служили?

- Да. Рядовым.

- Сдались?

- Попал в плен... Под Проскуровом.

- Были ранены, контужены?

- Нет!

- Так... Добровольно перешли на сторону наших врагов?

- Вынужденный обстоятельствами...

- Какими?

- Разгромом нашей части, - сказал твердо и с напряжением ждал.

- Эту тему развивать не будем. Ни убеждать, ни переубеждать, ни доказывать я не стану. Пришел для откровенной беседы. Я не собираюсь вас запутывать, темнить с вами, да и вам невыгодно...

Стецко кивнул. В глазах его возникло тревожное любопытство.

- С предварительным дознанием меня познакомили, гражданин Стецко.

Кутай прошел в глубь комнаты, присел на табурет, чтобы дневной свет лучше помогал видеть задержанного.