Карибский кризис - Федор Московцев

Многие сотрудники, включая руководителя отдела продаж, намекали и прямо спрашивали насчет обслуживания клиента номер один, кардиоцентра (гарантированные продажи), но я сразу дал понять, что этот вопрос закрыт. За исключением избранных, никто из работников Совинкома не имел права выходить на сотрудников кардиоцентра. Нарушение каралось немедленным увольнением. То же самое с остальными корпоративными клиентами — казанская больница № 6, ОКБ (Волгоградская областная клиническая больница), горздравотдел, и другие.

И как-то само собой получилось, что Ирина стала первым исполнительным директором Совинкома, которому подчинялись все волгоградские сотрудники, а также представители фирмы в других городах Южного региона. Также она стала первым моим сотрудником, получившим доступ к руководителям корпоративных клиентов, — правда, я не доверил ей самое главное: она не имела права носить им комиссионные. Это было строжайше запрещено — финансовыми вопросами владел один только я.

Марина Маликова… Нас связывали многолетние дружеские отношения. Мы познакомились, работая в Алкон Фармасьютикалз. Она работала региональным менеджером по Северо-Западному региону, я занимал аналогичную позицию в Южном регионе. Встречались на сэйлз-митингах в Москве, Петербурге и трэйнингах, в том числе зарубежных (в Будапеште, Милане, и др). У неё была приятная внешность, отличная фигура и такая шикарная попа, что все едва успевали поднимать с пола челюсти, и я активно соблазнял прелестницу, но безуспешно — у Марины на этот счёт была принципиальная позиция: никаких личных отношений с коллегами! Она носила строгие деловые костюмы и строила из себя крутую суку. Работа в Алконе проходила в постоянном вожделении откусить кусочек от лакомого тортика. После увольнения мы не поддерживали связь, и совершенно случайно встретились год спустя в Петербурге (к тому моменту я уже перебрался в северную столицу) в спортклубе «Планета Фитнес» на Набережной Робеспьера. И она, не устояв перед невиданным доселе натиском, уступила. К тому же мы уже не были коллегами, поэтому её принципы не пострадали.

Она была несвободна, но её муж проживал в США, и семейной жизни как таковой не было. Виделись они нечасто, два-три раза в год, в основном на курортах. Единственным связующим звеном была их дочь. Ему представился редкий шанс устроиться в Штатах, на неплохую должность, и он им воспользовался. Он звал Марину, она к нему приезжала, какое-то время жила вместе с ним, но не пожелала там остаться — по целому ряду причин. Во-первых, ей показалось там слишком скучно и непривычно. Ей быстро надоело в спокойном таунхаусе среди дубовых соседей, которые друг с другом никак не общаются, где ничего не происходит и единственным развлечением являются чинные посиделки с коллегами мужа раз в неделю. Она заскучала по бурным петербургским тусовкам. Тем более, в США никто не собирался её трудоустраивать и она смутно представляла себе свою трудовую карьеру на чужбине.

Итак, она вернулась в Петербург, и семейная ситуация подвисла в неопределенности.

И в этот момент ей подвернулся я — находившийся примерно в таком же положении, что и она. Я переехал из Волгограда в Петербург, и моя жена не торопилась последовать за мной. Мы виделись примерно раз в месяц, когда я приезжал по делам своей волгоградской фирмы. Она приезжала ко мне в Петербург на два-три месяца, чтобы потом вернуться в Волгоград и зависнуть там на полгода, а окончательно перебралась в северную столицу во второй половине 2003 года, когда была полностью оплачена квартира на Васильевском острове (квартал «Морской Фасад»), и стабилизировалось положение на Экссоне.

Я сманивал Марину к себе на работу, но она отшучивалась, что тогда придётся прекратить наши личные отношения. Но когда ей пришлось уволиться из Алкона (её уличили в том, что она получает комиссионные от дилерской компании), это предложение стало актуальным. И она устроилась ко мне. Мы стали коллегами, и при этом у нас была любовная связь. И Марине пришлось договариваться со своей совестью: в самом деле, надо брать шире, рассматривать проблему комплексно — если бы она занималась коммерцией и не встречалась бы с коммерсантами, это было бы как если бы парень-гей не спал с парнями-геями. Так что в некотором смысле коммерция для неё — ещё и сексуальная ориентация.

Конечно, ей хотелось, чтобы личная жизнь каким-то образом стабилизировалось. И если бы мы с ней съехались и создали семью… Но ей было уже далеко не 18 лет, чтобы верить в сказки. В свои тридцать она усвоила: мужчины как общественные туалеты — они либо полны говна, либо не функционируют, либо уже кем-то заняты. Её устраивала работа на Совинкоме, где она получала, помимо оклада, приличные комиссионные. И свою первоочередную задачу она видела не в том, чтобы форсировать развитие событий в какую-то непонятную сторону, а сохранить то, что есть. Поэтому она не подталкивала меня к какому-то решению, а создавала такую обстановку, чтобы я мог спокойно обдумывать и размышлять, как мне лучше. Тем более, муж Марины не сидел сложа руки, а активно помогал деньгами и нет-нет навещал семью и изображал какие-то семейные отношения.

Итак, у нас с ней обстояло всё гладко. Мы нашли некий баланс в отношениях, соблюдали некую меру, позволявшую поддерживать интимную связь и оставаться сотрудниками и друзьями. Так же как я, она прошла хорошую школу в иностранных компаниях и была первоклассным sales-менеджером. И так получилось, что самых денежных клиентов она наработала не в родном Петербурге, а в регионах — Волгограде, Казани, Ростове, Краснодаре. Я доверил ей ведение корпоративных клиентов, таких как ОКБ, казанская больница № 6, горздравотдел, онкодиспансер, и некоторых других ценных бюджетополучателей, которых опасно было доверять случайным людям. Главным показателем её работы были деньги, регулярно поступавшие на мой счет от этих клиентов.

Ренат Акчурин — мой двоюродный брат; сложно назвать «сотрудником» родственника, которого знаешь с самого раннего детства (он моложе меня на два года). Мы всегда оказывали друг другу поддержку. Он перебрался в Петербург до меня — закончил институт физкультуры им. Лесгафта и остался в северной столице насовсем, устроившись на работу к Владиславу Коршунову. Под контролем созданного Коршуновым холдинга находилось около 40 % всех торговых и торгово-развлекательных площадей северной столицы, различные промышленные предприятия — и это только надводная часть айсберга. Он обладал высшей логикой, высшим цинизмом, высшей математической жестокостью. Ему пришлось пройти долгий и трудный путь, прежде чем стать тем, кто он есть сейчас. Отсидки в советское еще время, весёлые 90-е, «особое обращение» с оппонентами, и многое такое, о чём не говорят вслух.

Коршунов не отличался деликатностью по отношению к своим людям (слово «сотрудник» тут не уместно, тем, кто на него работает, больше подходит определение «сообщник», «член группировки»). Раздавал пинки и затрещины даже любовницам из числа певичек и телеведущих (которые становились певичками и телеведущими опять же благодаря ему, по его протекции). Именно из-за этого хамства, этой беспредельной звериной наглости Ренат и ушёл от него, впрочем, недалеко, и, работая у меня, продолжал выполнять поручения Коршунова, получая за это символические $500-1000 в месяц. Близость к Хозяину давала возможность решать серьезные вопросы, а платиновая дисконтная карта позволяла покупать вещи в магазинах Коршунова со скидкой 50 %.

Уход Рената, а точнее, его дистанцирование (он устроился ко мне летом 2003 года), прибавило ему вес в глазах Коршунова. Самостоятельный молодой человек удостаивался чести быть поздравленным на день рождения, быть приглашенным в гости, на загородную прогулку. «Я знаю, ты со мной не по выгоде — в отличие от остальных уёбков», — говорил ему Коршунов.

Находясь у меня на работе, Ренат делал всё от него зависящее, чтобы решать вопросы в пользу моей фирмы. Так, например, он пробил поставки электротехнической продукции на петербургский метрополитен (директор которого был деловым партнером Коршунова) и многое другое.

Говоря о сотрудниках, которые значительно облегчили мне жизнь, нельзя не упомянуть Карину Янчилину, работавшую на Экссоне бухгалтером. Я принял её по рекомендации одной моей знакомой. Карина только что переехала в Петербург из Казахстана, у неё не было российского гражданства, и соответственно ей было сложно найти работу, достойную её уровня. Её устроила средняя зарплата, которую мы могли ей предложить, а также неуютные заводские условия (промышленное предприятие есть промышленное предприятие). Обнаружился ещё один неприятный фактор — Владимир Быстров. В период становления фирмы он был совершенно невыносим, мы ежедневно ссорились и разговор на повышенных тонах был обычным делом. Но если мы как компаньоны были связаны деловыми интересами и знали, за что боремся и для чего тут на заводе собрались, то наёмному сотруднику не улыбалось терпеть откровенное хамство. Владимир орал на сотрудников просто так, для профилактики, как цыгане, которые бьют детей авансом за будущие проступки, и не раз доводил девушек до слёз.