Прозрение - Михаил Бурцев

Специальный "Контрразведывательный бюллетень" (No 9), изданный штабом 2-й германской армии 3 ноября 1942 года, целиком и полностью был посвящен "большевистской пропаганде". Едва ли не впервые мы получили анализ работы политорганов Красной Армии, сделанный с той, вражеской стороны. Противник подтверждал широкий размах советской пропаганды: "находящиеся на восточном фронте немецкие войска буквально засыпаются разлагающими советскими листовками и слухами"; признавал ее предметность и целенаправленность: "большевистская разлагающая пропаганда и ее методы работы продуманы и систематизированы"; подчеркивал ее общедоступность, демократичность, антифашистскую направленность: "интересно отметить, что по возможности избегаются такие выражения, как "коммунизм", "большевизм", "буржуазия", "классовая борьба"; обращал внимание на ее массовость: "советская пропаганда работает как истинно массовая пропаганда на широчайшей базе... говорит она народными, солдатскими и специфически местными выражениями, дает возможность немцам обращаться к немцам"; признавал ее опасность, давал конкретные указания о борьбе с ней{50}.

А в конце 1942 года даже само ОКВ - верховное командование германских вооруженных сил - обратилось к офицерскому корпусу с таким предупреждением: "Пропаганда противника является оружием, направленным на разложение армии. С каждым месяцем противник все чаще пускает в ход оружие пропаганды. К ней надо подходить серьезно"{51}.

Что ж, не будем оспаривать этих выводов, хотя в то время мы понимали: нам еще многое предстоит сделать, чтобы повысить эффективность всех звеньев "внешней политработы".

Измотанный непрерывными боями и понесший колоссальные потери в живой силе и технике, противник глубокой осенью 1942 года прекратил свое наступление. Теперь он вынужден был повсюду перейти к стратегической обороне.

Начинался новый, второй период Великой Отечественной войны.

Глава четвертая.

Перелом

На Сталинградском фронте

Битва на Волге продолжалась. Но теперь инициатива переходила в руки советского командования. Это открывало благоприятные перспективы и в плане идеологического воздействия на войска противника. Мы получили весомые аргументы пропаганды.) В докладе "25-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции" И. В. Сталин четко и ясно сформулировал задачи советского народа и его армии: уничтожить гитлеровское государство, разгромить гитлеровскую армию, разрушить "новый порядок в Европе" и покарать его строителей. При этом в докладе подчеркивалось: "У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить Германию... Но уничтожить гитлеровское государство - можно и должно". И далее: "У нас нет такой задачи, чтобы уничтожить всякую организованную военную силу в Германии... Но уничтожить гитлеровскую армию - можно и должно"{52}.

Можно смело сказать, что в Сталинграде пропаганда стала "личным оружием" не только работников седьмых отделов, но и всех звеньев командиров и политорганов - снизу доверху. Именно здесь она получила всеобщее признание как неотъемлемая часть того неисчерпаемого арсенала, который, обрушиваясь на врага, деморализует его войска и тылы.

Сказанное в полной мере можно отнести не только ко времени контрнаступления, предпринятого нашими войсками, но и к оборонительным боям на сталинградском рубеже. Уже тогда наши листовки и агитпередачи взяли верный тон. Они сбивали у гитлеровцев спесь, заставляли немецких солдат поразмыслить, в какую пропасть они несутся, предупреждали, что их не ждет ничего, кроме смерти. На стенах Тракторного завода рабочие написали: "Немцы! Вы проклянёте тот день, когда пришли сюда. За вами по пятам ходит смерть. И нет для вас другой дороги, как в могилу!" "Не лезьте, Сталинград будет вашей могилой!" - говорилось в листовках Красной Армии. "Сталинград трагедия для немецкой армии", - утверждали листовки, предвосхищая печальный для врага финал битвы на Волге.

Политуправление Сталинградского фронта применило новинку: довело до вражеских войск содержание приказа Военного совета, в котором излагалась задача, поставленная перед воинами фронта: "Уничтожить врага под Сталинградом и заложить начало его разгрома и очищения нашей страны от кровавых захватчиков!" В приказе упоминалось и о том, что более 100 мощных атак 6-й немецкой армии было отбито войсками этого фронта всего лишь за 2 месяца и что 300 000 немецких солдат уже нашли свой бесславный конец в бессмысленных попытках овладеть городом.

"Подумайте, к чему ведут ваши атаки!" - обращался к немецким солдатам политотдел 62-й армии. И если листовки призывали солдат: "Подумайте!", то снаряды и пули заставляли их думать, размышлять. Об этом свидетельствовали письма, найденные в карманах убитых немецких солдат. Вильгельм Мушинг писал: "До Дона война была еще терпима, но теперь русский стал наносить такие удары, что мы часто впадаем в полнейшее отчаяние. Здесь истребляются целые роты и батальоны, даже полки, без остатка. Сталинград стоит больше жертв, чем весь Восточный поход".

А вот что писал брату ефрейтор Вальтер Опперман: "Сталинград - это ад на земле, Верден, Красный Верден с новым оружием. Мы атакуем ежедневно. Если нам удается утром занять 20 метров, вечером русские отбрасывают нас обратно". И еще три строки из письма, ни автор, ни адресат которого не установлены: "Здесь никто не уйдет от своей судьбы. Приходится благодарить бога за каждый час, что остаешься в живых. Число солдатских кладбищ растет".

Да, вражеский солдат начинал задумываться. И это - успех нашей "внешней политработы". Ведь речь идет о солдате, которого фашисты упорно отучали думать. Но вот его ударили по голове, и он стал размышлять. Правда, пока еще примитивно - отчего это произошло и к чему это приведет. Но, как говорится, лиха беда начало! А там уж червь сомнения сделает неприятеля более податливым и восприимчивым к советской пропаганде. Если пуля убивает врага, то листовка, агитпередача его деморализуют. Кстати, деморализованный и распропагандированный вражеский солдат - это уже наш, хотя и косвенный, союзник. Оставаясь в строю, он так или иначе влияет на других, особенно близких ему по переживаниям и настроениям, побуждает их действовать вместе, группой.

День ото дня бои у Сталинграда становились кровопролитнее. Это вынужден был признать в приказе и командующий группой армий "Юг", отметивший их "необыкновенную напряженность" и то, что проходят они "в тягчайших условиях". Потом, много лет спустя, полковник Адам, адъютант генерал-фельдмаршала Ф. Паулюса, напишет в своих мемуарах, что "последние атаки в ноябре стоили тысячи жизней. Другие тысячи солдат стали калеками. Несколько квадратных метров развалин - вот все, что удалось отвоевать... Наши нервы были напряжены до крайности. Стало окончательно ясно, что в ближайшее время начнется советское контрнаступление"{53}. Контрнаступление началось 19 ноября. Мощнейший удар был нанесен по 6-й и 4-й танковой немецким армиям, по их флангам, где находились 3-я румынская и 8-я итальянская армии. Прорвав оборону, 5-я танковая и 21-я армии Юго-Западного фронта стремительно двинулись вперед, поддержанные войсками Донского фронта, действовавшей в их авангарде 65-й армией, а в это время три армии Сталинградского фронта также начали наступление, преодолевая отчаянное сопротивление частей вермахта. Ни шквал огня, ни беспрерывные контратаки врага - ничто не могло остановить героических советских воинов в их неудержимом стремлении вперед. Поддержанные воздушными армиями, они брали крупнейшую группировку противника в кольцо, пока - на четвертые сутки наступления, 23 ноября, - не замкнули его. А затем началась эпопея по расчленению и уничтожению 330-тысячного авангарда вермахта.