Мой друг – предатель - Сергей Скрипаль

Игорь попросил сигарету:

– Уф, задрал старлей! Зануда страшный. Не то что ваш капитан! – позавидовал он.

К вертолету мы шли вместе с Николаичем. Я коротко рассказал, что произошло в «вертушке», какие новые улики обнаружились по делу.

– Знаешь, Серега, – раздумывал ротный. – Наверное, лейтенант затребует, чтобы мы вернулись в полк. – Докурил сигарету, отщелкнул в сторону. – Ладно, посмотрим, что к чему. Они же, если вцепятся… эх… – проговорил он удрученно и сплюнул на землю.

Вопреки предсказаниям капитана, лейтенант сообщил, что следствию все понятно; установлено, что рядовой Сопилкин действительно перешел на сторону моджахедов, самостоятельно оставил пост, унес с собой доверенное оружие – автомат – и был убит во вчерашнем бою.

– Это тело можете забрать и закопать, – брезгливо показал он на труп. – Следствию оно не нужно. Все задокументировано, – погладил ладонью рыжий футляр фотоаппарата.

Мы с парнями напряглись: ни хрена себе, мы что, похоронная команда? Кулаков выгнал нас из «восьмерки»:

– Ну-ка, хлопцы, покурите на улице!

М-да, хлопцы! Ох, бедный-бедный лейтенант! Если уж Кулак заговорил таким тоном, держись, братан!

Мы обошли вертолет, сели на землю с другого, противоположенного от входа борта, с наслаждением стали слушать голос ротного:

– Лейтенант, ты ничего не перепутал? Тебе что, не ясно, что моя группа не занимается похоронами? Пойми, крыса, мы – воюем! В отличие от тебя! – Кулак даже плюнул на пол вертолета, и я понял, куда Николаич целился. Конечно, в дурацкий, с тремя магазинами, автомат летехи.

– Вот сучонок, – бесновался Кулаков. – Преступление раскрыл! Парни мои тебе звездную дорожку на погонах открыли? А хера не хочешь?!

– Товарищ капитан, – возмутился лейтенант. – Что вы себе позволяете? Я – офицер следственных…

– Да пошел ты, офицер! – все еще ярился Кулаков, и я представил себе, как топорщятся от возмущения его знаменитые усы. – Ты, заморыш, ногтя моего самого распоследнего солдата из роты не стоишь! Ты что, думаешь, нагнул нас? Ха, гребаная тетя, отдохни на пляже!

Ого, Николаич явно вошел в раж!

– Ты что, падла, решил, мол, дали мы слабину, дай-ка я вас размажу? Да хер тебе на все рыло! – И я опять представил, как Кулаков сует в лицо опешившего следователя кукиш.

– Парни, ну-ка, линяем отсюда, – предложил я ребятам. – Командир во гневе суров и непредсказуем!

Мы отошли на приличное расстояние от «вертушки». Ага, нормально, слов отчетливо не слышно, но зато шум оттуда серьезный.

Вскоре показался Кулаков. Шел быстрым, размашистым шагом.

– Сержант Дацко, ко мне! – почти выкрикнул рассерженным голосом ротный.

Я моментально приблизился, не хватало злить командира в такой момент!

– Проверить снаряжение! – еще в запале проговорил Николаич. – С тобой идут Малец, Лиса, Дизель.

Я молча слушал, ничего не спрашивая и не уточняя.

– Блокпост – пещера! – уточнил ротный. – Загрузите в вертолет Рахимова. Твою мать, – коснулся он рукой усов. – Какого парня потеряли! – как-то сразу обмяк и протяжно вздохнул. – Жалко Узбека! Ладно, Конт, действуй! Постараюсь тут уладить.

Под обиженное сопение лейтенанта мы втащили все на том же брезенте тело Шохрата. Положили туда, где совсем недавно лежал Сопля. Постояли, согнувшись, над товарищем, стянули с голов панамы. Как-то неловко было прощаться перед следователем.

– Товарищ лейтенант, – обратился я к нему. – Вы не могли бы выйти на минутку? Проститься хотим, – извиняющимся тоном продолжил я.

– Да, да, конечно, – закивал офицер. Подобрал с пола свой дурацкий трехмагазинный автомат и, запнувшись на лесенке, вышел под солнце.

Мы стояли молча. Малец опустился на колени перед Шохратом, ткнулся лбом в грудь убитого, что-то прошептал, встал на ноги и вышел, сжав до тонкой полоски губы.

Лиса тоже опустился на колени, поправил рукой складки гимнастерки под ремнем, встал, отвернулся от меня, блеснув мокрыми глазами, и вылез из вертолета.

А я и не знал, как и что нужно делать в такие минуты. Правда. Как говаривал ротный: «Да чтоб я сдох!» Блин, что ж всякая херня в башку лезет-то!

– Шохрат, братишка, прости! – Вижу, как в замедленной съемке, последние секунды жизни Узбека. – Я же звал, кричал тебе! Да что ж ты ни хрена не слышал… – беззвучно пытаюсь хоть как-то оправдаться. Касаюсь кончиками пальцев холодных, твердых, мертвых щек Шохрата.

Кто-то из наших заботливо отмыл от крови лицо Узбека, не хватило только терпения смыть следы потеков на шее, во впадинке под кадыком.

Тупо сижу и так же тупо смотрю на лицо боевого товарища, никак не могу поверить, ЧТО ШОХРАТА БОЛЬШЕ НЕТ! Нет! И никогда не будет!

– Прости! Прости, брат! – Вновь вижу, как округлое, рассеченное тело гранаты катится вниз. Я понимаю, что Узбек, бабай гребаный, не успевает даже увернуться от удара в грудь, не то что скрыться в спасительном зеве пещеры…

– Шохрат, братишка, – сдерживаю слезы. – Ты, это, не скучай… Мы… встретимся. Обязательно встретимся. – Стою на коленях перед телом Узбека. Слезы катятся, вытираю их жесткой панамой.

– Дацко! Прекратить! – слышу над собой голос Кулакова. – Иди. «Вертушка» взлетает.

И правда, слышу, как винты вертолета начинают могучую песню ветра. Вот-вот двинутся на взлет. С удивлением вижу, что лейтенант-допросник уже сидит напротив допбака, уверенно сжимает пижонский штабной автомат, вопросительно смотрит на Кулакова.

– Давай, Серый! Давай! – давит мне на плечи Николаич. – Все. Пошли. Воевать дальше надо…

Я не знаю, я не понимаю, что нужно делать дальше. Цепляюсь взглядом за чужое, потустороннее лицо Узбека:

– Товарищ лейтенант! – ору, пытаясь перекричать звук двигателей «вертушки». – Шохрата отправят домой в этой форме, переодевать не будут?

– Не знаю, – разводит руками следак. – Наверное, как есть. Чего тут… – Он растерянно смотрит на меня, добавляет даже извиняющимся тоном: – Я прослежу.

«Лады, – лихорадочно думаю я. – Лады, твою мать! – Шарю пальцами по „лифчику“, по карманам. – Не успеваю, – в отчаянии ору про себя, – НЕ УСПЕВАЮ!!!»

– А что, собственно, я ищу? – уже как-то вяло задаю себе вопрос, и пальцы услужливо натыкаются в правом кармане гимнастерки на мягкий пакетик из целлофана.

– На, братишка Конт, – смеется, как обычно во весь рот, Шохрат. – На, товарищ по вкусовым пристрастиям, – улыбается он. – Мало ли, сам захочешь что-то сварить. Вот, бросишь моих приправок!

– Вот, братуха! Вот, Шохратик! – судорожно выдергиваю подарок Узбека, пакетик с приправами, сую ему в боковой карман гимнастерки. – Братуха! Помнюу-у-у-у! – уже кричу во весь голос, выталкиваемый летунами. Успеваю заметить только плотно сжатые губы лейтенанта, следователя по хрен знает какому делу…

– М-м-м-м-м… Контищя-а-а-а… – шипит сквозь сжатые зубы, захлебываясь горячим соком шашлыков, Негорюйка. – М-м-м-м-м-м… дружище, вкусно-то как!!!

С удовольствием вижу, как все без исключения едят мясо, нахваливают. До службы я умел готовить – приходилось варить и супы, и вторые блюда. Возвращался из техникума, что-то варганил на плите, потом из школы возвращался братишка, садились обедать. После службы, в память о Шохрате, всерьез стал заниматься приготовлением пищи. Без ложной скромности скажу, что мои плов и шашлык кушали многие и неизменно хвалили. Да мне и самому нравилось.

Пришло первое насыщение. Гена налил всем вина собственного приготовления. Подняли тост за жениха и невесту. Оля ткнулась головой в плечо Лисы, задумчиво стала крутить свой полный стаканчик, не замечая, что вино выплескивается на доски стола. Гена мягко отобрал стакан, отставил его в сторону. Я стоял у мангала, дожаривая следующую партию шашлыков. Негорюй осторожно трогал струны гитары, приспосабливался к инструменту. Шестиструнка не его, Гешина. Наташа слушала Марину, которая что-то тихо говорила ей. Джон в расслабленной позе прислонился к решетчатой стеночке беседки. Над головами светила небольшая лампочка без абажура. Ее света хватало на то, чтобы немного осветить стол и лица. Как же уютно было во дворике Лисы! Мягкий вечерний ветерок едва шелестел листьями винограда. Откуда-то из темноты появился огромный рыжий котяра; он терся головой о ногу Лисы, требовал и своей доли от угощения.

Я снял с углей шашлыки, положил их на блюдо на столе и пошел в дом. Достал свою сумку с подарками, собрал игрушечную СВД, разложил на стуле форму, сверху водрузил панаму.

– Геша, – позвал Лису с крылечка. – Зайди в дом, пожалуйста!

Гена ласково отстранил Ольгу, поднялся ко мне.

– Знаешь, дружище, – подталкивая Лису в комнату, заговорил я. – На свадьбе и без нас народу, наверное, много будет. Так что решил тебе… хм… вам подарки отдать сейчас.

Молодец Гена, не стал отнекиваться, как сделала бы уйма народу, мол, да зачем, ничего не нужно. Положено делать подарки на свадьбе, значит, получай!