Ради мира на земле - Александр Корзников

Афанасий Федорович улыбнулся: четверть века прошло, а снимок — вот он. Не забыт. Вот ведь как в жизни бывает.

Через месяц я получил письмо от бывшего военного корреспондента Владимира Гребнева. Он писал:

«По поводу снимка и людей, заснятых на нем, могу сказать следующее. Орудийный расчет старшего сержанта Афанасия Федоровича Стенникова в составе 3-й ударной армии дошел до Берлина и штурмовал рейхстаг. В одном из последних жарких боев я наткнулся на расчет, стрелявший из парадного подъезда «дома Гиммлера» прямой наводкой по рейхстагу, расстояние до которого было метров 350. Рейхстаг отчаянно огрызался: там засели матерые фашисты, которые знали, что это конец.

Копоть и дым застилали видимость. Наши войска накапливались в подвалах окрестных домов для решительного штурма. Орудийный расчет А. Ф. Стенникова беспрерывно вел огонь по рейхстагу.

После боя я отыскал расчет и сфотографировал его возле «дома Гиммлера» для нашей армейской газеты «Фронтовик», в редакции которой я прошел всю войну. Один из снимков высылаю вам».

Стенникова я знаю давно. Много раз бывал у него. И Афанасий Федорович приезжал ко мне в гости. В беседах пролетали вечера, странички накапливались в моем блокноте.

А познакомились мы так. К 20-летию Победы над гитлеровской Германией готовили встречу за круглым столом с ветеранами войны. Пригласить на нее Героя Советского Союза Афанасия Федоровича Стенникова поручили мне.

В деревне Зайково Кетовского района добротный дом Стенниковых светлыми окнами весело смотрит на широкую улицу. На крыльце встретила женщина лет пятидесяти, высокая, с добродушной улыбкой, серыми глазами и короной темно-русых волос.

— Проходите, пожалуйста. Правда, Афанасия Федоровича нет дома, но он вот-вот подойдет. Столярничает где-то, косяки к лету на колхозную стройку готовят.

Я знал, что Стенников — комбайнер. Дело свое любит, большой мастер. К нему тянется молодежь. Пятеро его сыновей тоже прошли школу возле отца, любят технику. Старшие двое механиками в совхозах работают, третий шоферит, еще двое — слесари. В общем, все с железом, все с техникой. И вдруг столярничает Стенников?..

Минут через двадцать скрипнула дверь, вошел хозяин. Высокий, сухощавый, лицо побуревшее от ветров, чуть с горбинкой нос, под серым ежиком бровей ясные, с искоркой глаза, и в них разлита душевная теплота. Неторопливо снял рукавицы, положил их на печь, повесил шапку и полушубок, подошел.

— Афанасий Федорович, — проговорил, сжимая в крупной и сильной ладони мою руку. — С Анной Гавриловной, наверное, уже познакомились. — Он кивнул в сторону хозяйки.

Забегая вперед скажу, что все годы, сколько знаю Стенниковых, никогда не слышал у них в семье грубого слова. В большой дружбе они вырастили и воспитали пять сынов и пять дочерей.

Разговор продолжили уже за столом, накрытым Анной Гавриловной.

— Значит, удивляетесь, что столярничаю? Обычное для нас, пожилых, дело. Этот дом, застрой весь — тоже от бревнышка до бревнышка вот ими срукоделил. — И он поднял над столом свои шершавые ладони. — Сам и окна окосячивал, рамы и двери мастерил.

Говорили мы долго и обо всем, потом я попросил Афанасия Федоровича рассказать о его боевых делах. Он задумался, махнул рукой.

— Как-то корреспондент один тоже приезжал, про эпизоды выспрашивал: сколько танков подбил, сколько фашистов укокошил, нет ли фронтового дневника у меня. Орденские книжки смотрел. Сожалел, что записей я на фронте не вел. Вижу, уехал недовольный. Вы, говорит, все о других говорите, а мне о вас написать велено. А что я о себе расскажу? Сколько фашистов уничтожили Так кто их там убитых на фронте считал? Особливо у нас, в артиллерии. И танки, я же их не один подбивал, — расчет. Зачем же я славу всех на себя брать стану? А дневников этих никто из нашего брата солдат-фронтовиков не писал. Выйдешь из боя, остался жив, ну и слава богу. Какой там дневник — письмо бы родным успеть написать, копоть с себя смыть, портянки состирнуть да высушить.

А. Ф. СТЕННИКОВ

Я спросил у Афанасия Федоровича его мнение о кинокартине «Огненная дуга».

— Примерно, так оно и было, как показано. Чего уж там! Страшно было, особливо поначалу. Танки прут и прут. Заряжать не успевали. И горит уж сколько их, а все равно прут. Ну и мы, зубы стиснув, уперлись. Попробуй — пройди!

Политрук у нас молоденький парнишка, фамилию его не успел запомнить: три дня с нами только-то и был. Пропустить фашистов, говорит, нам, товарищи, никак нельзя. Если они пройдут, дальше дорогу перекрыть некому. Женщин, детей сколько тогда порешат. От слов его злости стало больше, чем страху. А ощущение такое, что твой окоп, пушка твоя последняя на пути врага, а дальше незащищенная земля, твоя семья. И уже ничего не страшно. И в мыслях — только не отступить!

Выстояли мы, а политрука нашего больше нет, — там, на позиции, на веки вечные и остался. Молодой, а слово такое знал, скажет — умрешь, а не отступишь, и никаким танком тебя с позиции не сдвинуть.

Потом Афанасий Федорович говорил о лихом заряжающем комсомольце Шопине, как тот на реке Нарев, засев с пулеметом, один около часа сдерживал натиск батальона фашистской пехоты, так и не дав ему форсировать реку. Всю войну, с первого до последнего дня, Шопин был на фронте, десятки раз попадал в самые невероятные переделки, но смелость и находчивость постоянно выручали его. За всю войну он даже не был ранен.

Рассказал о мужестве дружков-белорусов Рубина, Ступчека и Панько, земляка Паши Михалева из села Ярового, который в 19 лет за подвиг в бою был удостоен высшей награды Родины — ордена Ленина.

Во всех историях, которые мне приходилось слышать от Стенникова, героями неизменно были те, кто шел в боях рядом с Афанасием Федоровичем. Ни разу он не выпятил себя, не подчеркнул свою роль командира. А мне все-таки хотелось услышать о его боевых делах, и я просил Афанасия Федоровича об этом. Он начинал говорить… и снова о своих боевых товарищах. А как-то заметил:

— На войне в одиночку героем быть почти невозможно, особливо у нас, в артиллерии. Только с товарищами ты силен, ты боец и герой. А рассказывать о себе, о своем поведении в бою трудно, потому как все это пережито нутром. Как же было на самом деле — оценить могут только те, кто был рядом. Я себя не видал в бою. Подвернутся при случае однополчане — спросите.

И случаи такие были. В гости к Стенникову отпраздновать 25-летие Победы приезжал его давний друг Василий Иларионович Иванов. Вместе прошли всю войну. Оба комбайнеры, они хлеборобствовали на омской земле, в один день уезжали на фронт, из одной пушки били фашистов и в одном вагоне вернулись с войны домой. Все эти годы друзья поддерживали переписку. И вот телеграмма: «Встречай, еду поездом 103». Афанасий Федорович целую ночь проходил по вокзалу, хотя знал, что Иванов должен приехать только утром. На перроне они с минуту молча смотрели друг на друга. Потом как-то разом шагнули навстречу, руки схлестнулись за спиной, и слезы радости прожгли ресницы. Встреча через четверть века!

— Вот он, мой дорогой Василий Иларионович, — знакомя нас, говорил Стенников. — Помните, я рассказывал, как он меня тяжелораненого вынес из-под огня.

— Афанасий Федорович, так вы же до того дважды меня израненного выносили из самого пекла!

Воспоминаниям не было конца. Уезжая домой, Василий Иларионович говорил мне, что дороже друга, чем Стенников, у него нет и не будет:

— У Афанасия Федоровича я до войны учился хлеборобскому мастерству, ему подражал на фронте, с него беру пример, как пронести по жизни высокую честь солдата-фронтовика, на его скромности учу других и сам ей завидую. Ведь важно не только заслужить высокую награду, но и всю жизнь быть достойным ее.

И Павел Михалев по уши влюблен в своего командира.

— Афанасий Федорович? Да мне он на фронте был больше отцом, чем командиром. И не только мне, расчету всему. Частенько меня наставлял: «Ты, Михалев, голову зазря под пули не суй. Она у тебя не для того, чтобы каску носить, а думать. Вот и смекай». В самой сложной обстановке не растеряется. Как-то мы неожиданно батареей наткнулись на отступающую вражескую автоколонну. По силенкам-то нашим нам бы укрыться, уйти от боя, а Стенников команду дает: «Орудия к бою! По головной зажигательным наводи!» Подожгли мы головной грузовик, потом по замыкающим ударили. И они факелом. А мы уже шрапнелью по колонне кроем. Больше двухсот фашистов только в плен взяли тогда, а сколько техники, оружия. И все он, Афанасий Федорович, смекнул, что отступающий враг в серьезную драку не полезет.

И вот что записано в наградном листке на старшего сержанта А. Ф. Стенникова:

«Командир орудия старший сержант Стенников Афанасий Федорович в боях по прорыву долговременной глубокоэшелонированной обороны немцев на плацдарме западнее реки Одер, в районе Кинитп, 1 апреля 1945 года, при дальнейшем наступлении на Берлин, проявил отвагу, мужество и геройство. Прямой наводкой из своего орудия уничтожил одну батарею зенитных орудий противника, стреляющих по нашим танкам.