Подземелья Редборна - Тим Доннел

— Успокойся и поешь, а потом я тебе кое-что покажу, может быть, тогда ты заговоришь по-другому. — Она взяла свой кубок и показала на тяжелый кувшин: — Налей мне вина, я тоже целый день ничего не ела…

Киммериец, все еще кипя от гнева и время от времени призывая напасти на голову мастера Кларса, незаметно для себя осушил почти весь кувшин и разделался с обильным угощением.

Лавиния тем временем неслышно выскользнула за дверь и вскоре вернулась, с трудом неся тяжелое седло с порванной подпругой. Положив его на пол перед изумленным киммерийцем, она опять вышла.

Забыв про недопитое вино, Конан встал на колени и при ярком свете четырех светильников стал рассматривать лопнувший ремень. Толстая кожа, окрашенная, как это было принято в Мэноре, в густо-красный цвет, в месте разрыва стала грязно-рыжей, а края лопнувшего ремня размочалились, как старая трухлявая веревка. Под пальцами киммерийца волокнистые концы рассыпались на глазах, словно изъеденные каким-то зельем.

— Кр-ром! Кто мог это сделать?! — зарычал Конан, швыряя подпругу и поднимаясь с колен.

— Тот же, кто сделал это с прекрасным мечом мастера Кларса. Я знаю его оружие, даже из дальних мест к нему приезжают воины, чтобы заказать меч и доспехи. Посмотри, милый, на что это похоже? — И Лавиния протянула ему тяжелый клинок с лежащей на нем обломанной рукоятью.

Конан снова сел на ковер и долго рассматривал излом клинка и торчащий обломок на рукояти. Он попытался сложить их вместе, но ничего не вышло: края металла словно вспучились, покрывшись крохотными пузырьками, и потеряли свою форму. Этого не могло быть, если бы мастер Кларс выковал негодный меч: уж кто-кто, а Конан-то знал, как выглядят обломки плохого оружия, как блестит сталь на изломе перекаленного клинка и что бывает, если в металле остается пузырек воздуха. Нет, здесь было другое: металл вскипел и словно оплавился, как будто побывав в нездешнем огне…

— Скажи, что ты об этом думаешь, а потом услышишь, что думаю я. — Лавиния провела пальцем по клинку, очерчивая границу потускневшего металла. Конан мрачно отбросил рукоять меча:

— Колдовство! Кто-то решил помешать мне выиграть поединок! О таких штучках я слышал, но вижу впервые. Говорят, достаточно прикоснуться к оружию и сказать заклинание… Постой, постой! Прикоснуться! Нищий! Старый нищий во дворе мастера Кларса! Он ведь так и повис на моем мече, чтобы не упасть, и бубнил что-то непонятное! А до этого он держался за подпругу, когда налетел на коня! Проклятие!

— Я неплохо разбираюсь в упряжи и оружии: девчонкой в доме отца я часто надевала легкие доспехи и пыталась кое-чему научиться у старших братьев… Я тоже знаю, как рвутся подпруги и ломаются мечи. Ты прав, киммериец, это колдовство. И я уверена, что знаю, чьих рук это дело…

— Кр-р-ром! Я тоже знаю! Куда бы он ни забрался, в какое бы поместье ни уехал, я найду и выкурю его оттуда! И тогда никакое колдовство ему не поможет!

— Ты отомстишь ему не только за себя, Конан, и за меня тоже! — Герцогиня обвила руками его шею, заглянула в самую глубину гневных глаз. Ее нежные руки, ласково скользнувшие по плечам, усмирили ярость, клокотавшую в груди киммерийца, и горячее пламя желания вспыхнуло там, где только что бушевал черный огонь ненависти.

ГЛАВА 13

Проклятие! Вот уже третий день я ни о чем другом не могу думать! — Мастер Кларс, расплескав вино, поставил кубок на стол. — Работа валится из рук, я начал сомневаться в себе!

Бёрри молчал, уныло покачивая рыжей головой. Всего несколько дней он был знаком с киммерийцем, и вот надо же — с того мгновения, как тот рухнул на песок, обливаясь кровью, он уже не мог успокоиться, словно потерял родного брата.

Да и мастера Кларса можно понять. Сколько лет он делает боевое оружие, свято храня секрет своей стали, и ни разу никого не подвел его меч, не погнулся кинжал, не лопнула на второй же день подпруга, изготовленная его надежными мастерами… Есть от чего прийти в ярость! Бёрри снова исподлобья взглянул на Кларса. Волосы спутаны, лицо потемнело от бессонных ночей, в глазах появился безумный блеск… Наверняка он корит себя за смерть киммерийца, думает, что своей рукой выковал его гибель…

Эх, если бы Конан остался жив! Хотя бы тяжело раненный, тогда можно было бы попытаться его спасти! Наверняка это люди Ферндина уволокли его с ристалища, подкупив стражу, — ведь он своими глазами видел, что герольды даже не шелохнулись, когда неизвестные в черном мгновенно вынесли с поля тело варвара и увели его коня. Даже меч прихватили, канальи!

Мастер Кларс, когда пришел в себя, хотел было броситься на поле, чтобы взять клинок, да нигде его не нашел… Арена была пуста, лишь Ферндин гордо красовался на золотистом жеребце, топча копытами кровавое пятно.

— Слушай, Бёрри, что ты все время молчишь?! Скажи хоть что-нибудь, или я расшибу тебе башку! Ты тоже думаешь, что это я виноват?..

— Ничего я не думаю, друг Кларс… В жизни случается всякое, могло случиться и это…

— Не могло! С моим мечом такого случиться не могло! Вместе с киммерийцем умер и я сам, умер мастер Кларс, умерли мои руки, мое мастерство! Или это кара Митры за мою мечту выковать оружие, достойное богов?! Кому теперь нужен старый Кларс, погубивший такого бойца! Выходит, я своими руками помог этому негодяю, нергальему отродью со змеиными глазами, одержать победу! О Митра! Значит, если он, вернувшись, сядет в Зале Совета рядом с герцогом — это тоже будет моих рук дело! — Он уронил сильно поседевшую за эти дни голову на руки и хрипло застонал.

Больше всего Рыжему Бёрри сейчас хотелось убраться отсюда, но он не мог бросить старого друга в таком горе. Мастера и подмастерья попрятались кто куда, а перепуганные ученики воробьиной стайкой разлетелись по родительским домам. Погас огонь в кузнице, затихли всегдашние гомон и звон, не слышно было ржания коней и скрипа ворот.

«Да, проклятый Ферндин своим ударом сразил не только киммерийца, но и старину Кларса»,  — грустно подумал Бёрри, осушив неведомо какой по счету кубок. Вино, как безвкусная вода, не обжигало горла и не приносило облегчения — только живот раздувался, как кожаный бурдюк. Он с отвращением отодвинул кубок и подпер щеку рукой.

— Я, пожалуй, двинусь завтра обратно в Бельверус… В городе стало так тихо, никому не нужны сейчас мои песни… да и сам я чувствую то же, что и ты, Кларс, — лопнуть мне на этом самом месте, если смогу хоть что-нибудь спеть или даже прикоснуться к эрте…

Он отвернулся к окну, чтобы скрыть повлажневшие глаза, и в комнате повисло гнетущее молчание. Тихонько скрипнула дверь, вошел Риальт, младший сын хозяина. Бёрри повернулся к нему, боясь, что мастер Кларс, как утром, опять кинет что-нибудь тяжелое, но оружейник даже не шевельнулся. Его голова все так же лежала на скрещенных руках, и лишь плечи изредка вздрагивали.