Большая тайна Малого народа - Игорь Шафаревич

С другой же стороны, все время (кроме, может быть, да и то отчасти, последнего, предсмертного года) он указывал на опасный социальный характер еврейского влияния, особенно для России.

Так, он писал:

«Почему вы пристали к душе моей и пристали к душе каждого писателя, что он должен НЕНАВИДЕТЬ ГОСУДАРЯ.

Пристали с тоской, как шакалы, воющие у двери. Не хочу я вас, не хочу я вас. Ни жидка Оль д’Ора, ни поэта Богораза. Я русский. Оставьте меня. Оставьте нас, русских, и не подкрадывайтесь к нам с шепотом: «Вы же ОБРАЗОВАННЫЙ ЧЕЛОВЕК и писатель и должны ненавидеть это подлое правительство».

Тут было и стремление к независимости, чтобы не поддаться общему течению:

«Жидки могут удовольствоваться, что за ними побежал Вл. Соловьев, но Розанов за ними не побежит (пробовали «обмазать»)».

Но были и постоянно высказываемые мысли:

«Он удобрил вас, он оплодотворил вас. Он подошел и сказал вам, что то, о чем вы думаете и чем озабочены, легко исполнить… И вы даже не замечаете, что уже не “сам” и “я”, а – “его”. Почва, которая засеяна евреем и которую пашет еврей».

«И гибнете. “Через 100 лет” нет русского + еврей, а только один еврей + погибший около него русский человек».

«Поля наши – не из земли, а из людей». Вот отчего мы и не пашем, провиденциально не пашем. Ибо для нас уготована благороднейшая почва – человек, народы».

«И вот этой-то тайны их я и боюсь, и кричу, и говорю моим милым русским: “Не надо! Не общайтесь с иудеями. Иначе вы все погибнете”».

«Подождите. Через 150–200 лет над русскими нивами будет свистеть бич еврейского надсмотрщика.

И под бичом – согнутые спины русских рабов».

«В настоящее время для России нет двух опасностей. Есть одна опасность. Евреи».

«И если революция начнет вообще одолевать… то евреи сбросят маску “сочувствия русскому народу”… и быстро передушат, как Гапона и Хрусталева (и так же революционно-корректно), всю русскую часть революции, всех собственно русских вождей революции, и в “ворота взятой крепости” войдут, конечно, одни! – войдут с криками: “Радуйся, русский народ – мы даровали тебе свободу!” – “Благодари нас и поклонись нам!” “Завтра начнется счастье…” Но сегодня еще надо доделать маленькое дело: додушить эту полицию на местах, этих мелких исправничишек и земских начальников из дворян и на место их поставить брюнетов из студентов, с фамилиями (к тому времени) русскими, и даже крещеных…» (В последнем отрывке есть нечто загадочное. Судя по комментариям издателя, этот текст написан в 1913 г., а Носарь-Хрусталев убит большевиками в 1919 г. Может быть, слово «придушить» понимается в смысле конца политической карьеры? Гапон тогда уже был «казнен» Рутенбергом.)

В 1897 г. Чехов занес в записную книжку такие размышления (а напечатано впервые в 1980 г.!):

«Такие писатели, как Н. С. Лесков и С. В. Максимов, не могут иметь у нашей критики успеха, так как наши критики почти все – евреи, не знающие, чуждые русской коренной жизни, ее духа, ее формы, ее юмора, совершенно непонятного для них, и видящие в русском человеке ни больше ни меньше, как скучного инородца. У петербургской публики, в большинстве руководимой этими критиками, никогда не имел успеха Островский; и Гоголь уже не смешит ее».

А. Белый писал:

«Нам грозит опасность “штемпелеванной культуры”, т. е. интернациональной фабрики по поставке гениев; нам грозит фабричное производство мыслей… Вырастает ужасная цензура во всех недрах этих предприятий: переводится, рекламируется и распространяется только то, что угодно королям литературной биржи… Кто, кто эти оскопители? Странно и страшно сказать, но приходится.

Это – пришлые люди: обыкновенно оторванные от той нации, в недрах которой они живут… главарями национальной культуры становятся чуждые этой культуре люди; конечно, не понимают они глубин народного духа, в его звуковом, красочном и словесном выражении (…)

…вы посмотрите списки сотрудников газет и журналов России: кто музыкальные, литературные критики этих журналов? Вы увидите почти сплошь имена евреев… Общая масса еврейских критиков совершенно чужда русскому искусству, пишет на жаргоне «эсперанто» и терроризирует всякую попытку углубить и обогатить русский язык… И эта зависимость писателя от еврейской или юдаизированной критики строго замалчивается: еврей-издатель, с одной стороны, грозит голодом писателю; с другой стороны – еврейский критик грозит опозорить того, кто поднимет голос в защиту права русской литературы быть русской, и только русской».

В архивах сохранилось письмо Куприна (знаменательным образом так и не опубликованное у нас до 1990-х гг.). Оно написано по поводу шумного инцидента, вызванного непочтительным отзывом писателя Чирикова о творчестве ШоломАша. Вся пресса любых оттенков обрушилась на Чирикова. Куприн пишет:

«Все мы, лучшие люди России (себя я к ним причисляю в самом-самом хвосте), давно уже бежим под хлыстом еврейского галдежа, еврейской истеричности, еврейской повышенной чувствительности, еврейской страсти господствовать, еврейской многовековой спайки, которая делает этот избранный народ столь же страшным и сильным, как стая оводов, способных убить в болоте лошадь. Ужасно то, что мы все сознаем это, но во сто раз ужаснее то, что мы об этом только шепчемся в самой интимной компании на ушко, а вслух сказать никогда не решимся. Можно печатно и иносказательно обругать царя и даже Бога, а попробуй-ка еврея! Ого-го! Какой вопль и визг поднимется среди всех этих фармацевтов, зубных врачей, адвокатов, докторов и особенно громко среди русских писателей, ибо, как сказал один очень недурной беллетрист, Куприн, каждый еврей родится на свет божий с предначертанной миссией быть русским писателем».

Автор продолжает:

«И оттого-то вечный странник еврей таким глубоким, но почти бессознательным, инстинктивным, привитым 5000-летней наследственностью, стихийным, кровным презрением презирает все наше земное… Оттого-то он опустошает так зверски леса, оттого он равнодушен к природе, истории, чужому языку».

Но кончает Куприн просьбой письмо держать в секрете и сообщает, что выступить в защиту Чирикова отказался.

Зато какие-то невидимые силы притяжения связывали тогдашнюю прогрессивную интеллигенцию с еврейством. Горький, например, основал «Русское общество для изучения еврейской жизни», имевшее целью бороться с еще сохранившимися предрассудками по поводу евреев. Издавался сборник «Щит» в защиту евреев, редакторами которого были Андреев, Сологуб и Горький. В этом сборнике писали, например: Мережковский:

«Чего же от нас хотят евреи? Возмущения нравственного, признания того, что антисемитизм гнусен? Но это признание давно уже сделано; это возмущение так сильно и просто, что о нем нельзя говорить спокойно и разумно; можно только кричать вместе с евреями. Мы и кричим».

О. Сергий Булгаков (о движении сионизма):

«Есть священные символы и мировые идеи, которые заставляют дрожать самые сокровенные струны сердца: такое значение имеет, например, христианский Царьград и крест на Св. Софии или освобождение из рук неверных Гроба Господня. Подобное же значение должно иметь для иудейского и христианского сердца (я трижды подчеркиваю это “и”) вопрос о Палестине и устроении Израиля на земле, ему Богом данной и обетованной».

Вяч. И. Иванов:

«Мне думается, что евреи – провиденциальные испытатели наши, и как бы всемирно-исторические экзаменаторы христианских народов по любви к Христу и по верности нашей Ему».

Особенно поразительно это течение, если сопоставить его с отношением к крестьянству, некогда традиционному объекту сочувствия русских либералов и демократов. Еще в 1880-е годы И. Аксаков писал, что либеральная пресса постоянно клеймит «кулака», но никогда ни слова не скажет о еврее – ростовщике или шинкаре.

Ярче всего это удивительное тяготение прогрессивного направления в России к евреям как нации, горячая и постоянная любовь, проявились у Горького, начиная с первых его рассказов «Легенда о еврее» (1896), «Каин и Артем» (1898), публицистики «Погром», «О евреях». В 1899 г. он выступал против позиции «Нового Времени»: в открытом письме Суворину он подхватывает термин Писарева: «Ванькина литература». Но зато, когда в 1905 г. ему было предъявлено обвинение в распространении литературы, подстрекающей к свержению существующего строя, защищал его юрист О. О. Грузенберг (впоследствии – адвокат Бейлиса). В 1906 г. он едет в Америку, американские евреи устраивают ему восторженную встречу, какой, по словам газет, удостаивали только Гарибальди. В газете американских евреев «Форверст» он пишет в статье «О Бунде»: «Евреи – это люди с высоко поднятым горящим факелом, которым они освещают человеческий путь». Он был инициатором издания газеты «Новая Жизнь». Деньги на нее дали А. Ф. Маркс, Б. А. Гордон, Э. К. Груббе (каждый по 150 тыс.). Редактором был Н. Н. Суханов (Гиммер), ведущими сотрудниками – Лозовский (Дридзо), Стеклов (Нахамкес) и др. (такие сведения приводит Суханов). Директор газеты – Соломон Зальцман.